Неужели кто-то осмеливался открыть Селестине глаза? Быть может, однажды, именно в ту прекрасную пору жизни, некий мальчишка по имени Джованни из ее группы в детском саду? Он был влюблен в нее, и абсолютно все вокруг знали об этом союзе. Как нелепо, детям всего пять, а между ними настоящие отношения. Подчеркну «настоящие», ибо Селестина никакой влюбленности внутри себя не ощущала к этому мальчику. В том коллективе, группе, девчонка была самой способной, что изменилось при поступлении в школу: там уже она была наравне со всеми, исключая, конечно, творческие навыки. Был и еще один герой, Льюис, о котором мы вскользь уже упомянули. Его родители буквально тесно общались с ее матерью Габриэль и отцом Сириусом: они были лучшими друзьями и жили в одном дворе, а дети, в свою очередь, были как брат и сестра. С самого рождения Селестины маленький Льюис всегда был рядом, ведь он старше подруги на два года, и это никак нельзя было изменить, как ей всегда хотелось. Нет детства девочки краше, если оно пробегает в дружбе с хорошими мальчишками. Селестине в этом повезло, как и с тем, что ей удалось застать не только своих родителей и бабушек с дедушками, но также и прабабушек с прадедушками. Льюис был не менее чутким мальчиком, чем Джованни. Девочке всегда нравилась его прическа, его манера вести себя, да и к тому же он не был так смазлив, как ее кавалер. Лучший друг отличался мужской настойчивостью и непоседливостью, чего так не хватало в одногруппнике. И главным фактором, значимым для Селестины, было то, что Льюис никогда не нарушал личного пространства подруги, что в противном вызвало бы в девочке легкое презрение. Они часто семьями ездили вместе в Палермо.

– Селестина, ты представляешь, мы сегодня с мамой были на экскурсии… Мы долго взбирались на гору, но это того стоило. Я…я…

– Что ты, Льюис? – не выдержала девочка.

– Я трогал облака. Представляешь, они были, как сладкая вата, только не липкие, а воздушные и неуловимые.

– Ах, – Селестина была поражена рассказом друга. Только он мог так изящно и просто превратить простое событие в приключение, а земное действие – в волшебство. Наверное, фантазии Селестины позавидовал бы любой, но воображение – было визитной карточкой Льюиса.

Прошло время, и в жизни маленькой леди, которой только исполнилось шесть, появился еще один друг, Адам. Он стал для нее кузеном: ее дядя Серафино Мэдисон женился на женщине с шестилетним ребенком. Вот уж удача. И куда же уходят пределы того прекрасного времени, когда двое первоклассников, Селестина и Адам, шагают в первый раз в школы, да только в разные: леди решили отдать в лицей, самую новую и престижную школу города, а Адама – в самую обычную? Дядя Серафино никогда не отличался ответственностью и благородством, что кажется странным, глядя на его гены. Да, он был братцем матери Селестины, сыном настоящей итальянки Авроры и аристократа Франклина Мэдисона, внуком безумной Эйвы. Голубая кровь кипела в жилах данной семьи, да вот только не проявила себя в четвертой отрицательной Серафино. Он никогда не был погладист, излишне самоуверен, вечно дискутировавший со своей матерью. Но светлую Габриэль и малышку Селесту это всегда забавляло, и они, подкравшись в соседней комнате к стене, разделявшей спальню и кухню, где велись настоятельные беседы, прикладывали к ней чашечки и подслушивали. Напомню, что девочка и не подозревала о том, что эти разговоры имеют реальную почву, она находила их небылицами, и эти самые бабушкины басни казались ей самыми интересными, увлекательными и такими живыми, что Селестина уже в раннем возрасте не могла не замечать превосходной игры настоящей актрисы, какую ни в каком фильме не покажут. Оскар – Авроре, и нет, наверное, прекраснее дара, чем харизма.

Адам был однозначно маленьким бунтарщиком. Он стремился все испробовать, что есть в этом чудесном детском мире, его привлекала некая пошлость, чем Селестина от него и набралась. Он редко подпускал к себе людей, необходимо было достаточное количество лет, чтобы втереться к нему в доверие, но Селестине то ли из той удачи, что они были еще детьми, то ли из ее открытости и легкой проникновенности, удалось это в два счета, и теперь они были лучшими друзьями, едва не выдвинув полувлюбленного Льюиса на задний план. Адама выделяло спокойствие, подозрительность к людям и, что удивительно, странная форма воспитанности. Его мать не отличалась хорошими манерами, но старшее поколение Мэдисонов всячески оправдывали невестку с сыном тяжелой судьбой, выпавшей на них в виде мужа-отца настоящего тирана.

И вот, летом 2009 года семья Корелли вместе со молодой семьей Мэдисон двинулись все на море, в сказочный город Палермо. Почему именно сюда? Здесь располагался домик прабабушки Эйвы, который в последствие перейдет во владение Серафино Мэдисон. Эти новости взбудоражили Селестину, ведь это жилище она всегда находила своим собственным домом. Сколько воспоминаний связано у нее с ним: беспощадная кулинария из вонючего песка для прабабушки Эйвы, о которой знал один только Адам, и за которую Селестине было стыдно как никогда; вечные споры с ее старенькой бабулей по поводу уборки дома; взрывоопасные ссоры из-за таких мелочей, над которыми сейчас стоит только смеяться; угрюмый двоюродный дед, лишенный одного глаза, он вечно ходил и матерился на ласковых котов, курил и поблескивал своим страшным стеклянным глазным яблоком, от которого у девочки мурашки ползли по спине; странные истории двоюродной бабушки и ее причуды. Все детство, пусть и ограниченное только временем года «лето» прошло здесь, не считая, конечно, каникул в самой Бьелле, у второй бабушки – Эмили Корелли, матери отца Селестины, Сириуса. Да, от прежнего родного состава Палермо остались лишь прабабушка Эйва, превосходный винтажный деревянный шкаф XIX века, закрывшийся от всех в гараже, в который Селестина была влюблена по уши, конечно, само Море, и не стоит не упомянуть и о соседской девчонке Габриэль, пятнадцатилетней лучшей подружке Селесты. Весь год девочка ждала лето, чтобы вновь встретиться с любимой особой из Палермо, поболтать о чем-то волшебным, помечтать о возвышенном, посмотреть «Зачарованные». Селестина и Габриэль словно не замечали то время, что тянется за ними, их быт уходил далеко на задний план, оставаясь размытым и нечетким, как при уменьшенной диафрагме. Домик в Палермо, куда голубоглазая приезжала каждое лето, был наделен теми чарами, коими лишена была сухая Бьелла. Для нее это было более, чем приключение, это был новый мир, погружение в который являлось необходимостью и потребностью, ведь именно Палермо был для нее поистине родным городком , а вот Бьелла никогда не претендовала на такой титул. Наше место не там, где мы рождены, не там, где пригодились, наше место там, где мы способны обрести покой, умиротворение, где мы приходим в гармонию, к самим себе, куда готовы вложить все свои труды и душу.

Стоит отметить, что Селестину всегда воспитывали по высшему классу, в ее крови изначально поблескивала голубой отлив. Легкие ноты аристократки в ее семье проявлялись подобно старому первому слою краски, проявляющемуся из-под новых свежеиспеченных сверху художником, которому вдруг взбрело в голову спустя пару лет возобновить внешний вид картины.

– Что это у тебя? Книги? – налетел на нее Адам, стоило Селестине только войти в дом. Она заметила, как на пороге топтался неряшливый и мерзкий мальчишка, лучший друг двоюродного братца.

– Да, именно, Адам, книги, представь себе! – и гордо задрав нос она прошмыгнула к себе в комнату.

– Но ведь ты только вчера купила первую часть Гарри Поттера… Зачем тебе еще четыре?

– Не твое дело! Я, в отличие от тебя, читаю быстро, – и Селестина захлопнула дверь.

На пороге показалась Габриэль Мэдисон.

– Адам, пойдешь с нами на море или с другом?

– С ним, – он указал на забытого всеми мальчика, – между прочим, Селестина тоже не идет.

– Это еще почему? Что это за фокусы? – брови Габриэль поползли вверх.

– Она читает Гарри Поттера, и не думаю, что будет ходить на море, пока не дочитает его до конца.