- Буду стараться, - кивнул я.

С жильём разобрался, но есть и другие вещи, которые не менее важны.

- Извини, Миша, но перед тем, как отправиться на боковую, я тебя ещё немного поспрошаю…

- Давай, коль начал, - покладисто ответил тот.

- Расскажи о моей семье. Ну, всё, что знаешь, конечно.

Миша вздохнул и присел на один из стульев. Я опустился на другой.

- Тогда у меня для тебя не очень хорошие новости. Родителей ты схоронил ещё в девятнадцатом – тиф. Много народа тогда слегло в могилу. Почти вся твоя семья…

Да, новости откровенно неважные. Мои настоящие отец и мать тоже ушли на тот свет слишком рано. Сначала папа, потом мама. И после ухода каждого я места себе не находил. Постоянно мучился от мысли, что не договорил с ними когда-то, не провёл столько времени, сколько мог. А всё рутина, служба – Дашку опять же пришлось поднимать, а с нашей вечной запарой на работе и, честно скажу – не самой высокой зарплатой, это было не особо лёгким делом.

Однако, оглядываясь назад, понимаю, что это скорее отговорки для самоуспокоения. Ведь мог же заскочить при случае на пять минут или десять… Посидеть с ними на кухне, чайку попить.

От воспоминаний вдруг перехватило дыхание. Пришлось даже расстегнуть ворот гимнастёрки.

- Осталась ещё сестра, старшая, - продолжил Михаил. – Но она в Петрограде живёт, и между вами словно кошка пробежала. Не переписываетесь, не встречаетесь.

- Почему? – сдавленно спросил я.

Мне всё ещё было не по себе. Всё же уход родных остался для меня больной темой. Эх, как там Дашка? Я же её знаю. Наверняка извелась сильно – она ведь характером вся в меня.

И пусть говорят, что время лечит – это не совсем так. Оно лишь немного сглаживает остроту потери.

- Почему вы с сестрой не общаетесь? – переспросил Михаил, от которого не скрылись моя рассеянность и нервозное поведение. – А ты уверен, что есть смысл продолжать? Что-то ты выглядишь не очень… Устал?

- Хрен с ним! – махнул рукой я. – Что у меня за трения с сестрой такие?

- Ты, конечно, об этом не любил вспоминать, но как-то проговорился – тебе почему-то не нравился её муж. А вот подробностей, извини, не скажу, - улыбнулся он. – Авось, постепенно сам всё вспомнишь.

- Может вспомню, может нет. Голова – штука тёмная.

- Слушай, так может тебе к врачу показаться? – участливо спросил Михаил. – Есть у нас в городе один профессор – светило психиатрии. К нему даже из Москвы и Петрограда приезжают за консультациями.

Я пристально посмотрел на него и спросил с грустной иронией:

- Что, хочешь, чтобы меня в психушку упекли?

- Скажешь тоже! – обиделся Михаил. – Я тебе по-дружески помочь хочу, а он…

- Ну извини. Не подумавши брякнул.

Мы посидели с ним ещё немного, потом Михаил вспомнил, что ему ещё надо идти на службу, и, быстро собравшись, убежал.

Я сначала хотел порыться в вещах – может, найду что-то полезное для себя, и не обязательно вещи – хотя бы старые письма (люди в это время берегли переписку как зеницу ока) и, может из них смогу пролить свет на ещё какие-то факты из биографии Георгия Быстрова ,но потом усталость взяла своё.

Я не лёг, а скорее упал на кровать, не раздеваясь, и отрубился крепким сном честного и до жути уставшего человека.

Вот только выспаться этому человеку в очередной раз было не суждено.

Глава 23

Проснулся я от того, что входная дверь вдруг заходила ходуном. Бросил взгляд на прикроватную тумбочку… Эх, так не хватает часов, обычного механического будильника, например. Обязательно куплю, как только деньги появятся.

В окне непроглядная темень. И кому я на ночь глядя понадобился – Смушко обещал, что трогать до завтра не будет.

Я подошёл к дверям. Служба отучила открывать дверь, не узнав или хотя бы попытавшись понять, кто к тебе стучится. Правда, тут был не деликатный стук, а скорее барабанная дверь. Несчастная филёнка аж прогибалась от глухих ударов.

- Кто? – спросил я.

- Товарищ Быстров?

- Товарищ Быстров – это я, а вот кто вы?

- Товарищ Быстров, откройте. ГПУ.

Час от часу не легче. Ночные визиты вполне в духе смежников, но чего их так припекло?

Цепочки на дверях не было, глазка тоже, пришлось открывать.

В коридоре топтался молодой пухлощёкий парень, голову которого увенчала будёновка.

- Удостоверение покажите, - попросил я.

Не факт, что распознаю липу, особенно если та была сделана при помощи Симкина, но хотя бы для блезиру спросить нужно.

Чекист слегка удивился. Похоже народ привык верить словам, документы если и спрашивал, то нечасто, однако послушно полез в карман гимнастёрки и извлёк сложенный пополам лист картона.

Вот что меня напрягало – это отсутствие фотографий в удостоверениях, что у сотрудников угро, что у чекистов. Тот факт, что документы могут, к примеру (не приведи Господь, конечно), взять с трупа – пока никого не напрягает. Понятно, что и фоточки свои вклеить можно, но надо же хоть немного затруднить жизнь любителям выдавать себя за сотрудников органов.

Внешне картонка выглядела чин чинарём – и печати и подписи, всё на месте.

- Хорошо, - кивнул я. – Вы искали Быстрова – это я. По какому вопросу?

- Товарищ Быстров, прошу одеваться и следовать за мной, - подчёркнуто сурово, но при этом без лишней грубости сказал чекист.

- Я что – задержан или арестован?

- Пройдёмте со мной, там вам всё скажут, - продолжил гнуть свою линию чекист.

- Входите, - сказал я. – Мне нужно минут пять, чтобы привести себя в порядок.

- Пять минут терпит, - милостиво разрешил чекист.

Гимнастёрка и штаны уже провоняли потом. Я открыл шкаф (скрип стоял на весь коридор), пробежался взглядом по гардеробу. М-да, как всё запущено.

У меня в прошлой жизни тоже нарядов было раз-два и обчёлся, но тут дело просто швах. Хотя чего можно ожидать от сотрудника уголовного розыска в эти голодные и тяжёлые годы.

Второй комплект нательного белья, прибережённый для бани, - уже хорошо. Косоворотка с заплатками на локтях – мягко говоря, не новая, но хотя бы не пахнет. Есть ещё кавалерийские галифе.

- На улице прохладно, накиньте ещё что-нибудь сверху, - посоветовал чекист.

Надо же какие мы заботливые.

В шкафчике на плечиках висел серый пиджачок. И то хлеб.

Я надел его и понял, что размерчик явно не мой. То ли с чужого плеча, то ли Быстров сильно похудел – учитывая горячку его жизни, весьма вероятно.

Наверное, пиджак надо перешить – я понял, что угроза набрать лишний вес передо мной не стоит.

Сполоснул лицо, пополоскал водой рот, запер комнату, положил ключик под коврик, не сумел сдержать зевок (эх, кофейку бы) и потопал за чекистом.

На выходе из общаги переминался с ноги на ногу, не менее заспанный чем я, сторож – его из-за меня тоже подняли ни свет ни заря.

Он выпустил нас с чекистом и закрыл за нами дверь. Мне стало завидно: сторож как белый человек снова пойдёт на боковую, а меня тащат на местную «Лубянку», а когда выйду и выйду ли вообще – неизвестно.

Хотя… если бы собирались взять в оборот, действовали бы по-другому. Значит, тут что-то другое.

У общаги стояла пролётка – я слышал чекисты обложили местных извозчиков чем-то вроде налога, и теперь ежедневно в порядке очереди у ГПУ дежурили сразу несколько экипажей. Кстати, не самая плохая идея, а то своих средств передвижения у нас в губрозыске кот наплакал, а от наших талонов кучера шарахаются.

- Сколько сейчас времени? – спросил я чекиста, когда мы сели в пролётку, и та тронулась.

Тот вынул из кармана брюк луковицу часов на цепочке, щёлкнул крышкой и посмотрел на циферблат.

- Пятнадцать минут второго.

Если не запрут в камеру, значит, будет время хоть чуток поспать перед работой, прикинул я.

В ГПУ меня не стали мариновать, сразу повели к кабинету, в котором, если верить табличке, находился начальник губернского отдела. И, судя по свету, пробивавшемуся сквозь щели дверного проёма, он не спал.