А мне вдруг стало тоскливо. Я сообразил, что просто не знаю, где живу!

Как-то закрутился и забыл поведать начальству «легенду» об амнезии, тот, глядишь, и просветил бы меня насчёт адреса.

Что делать? Да спать ложиться в кабинете. Чай не впервой на работе ночую. Утро вечера мудренее.

Я зашёл в кабинет и снова осмотрел скудную обстановку. Небогато «живёт» оперсостав…

Надо бы у завхоза при случае выцыганить какой-нибудь диванчик. Как ни крути, сегодня я ему подогнал царский подарок – сразу двух лошадей. Неужели он не пойдёт навстречу и не раздобудет под нужды оперсостава какую-нибудь мебель, на которой можно было бы вздремнуть при возможности.

Оно, конечно, официально не поощряется руководством, однако Смушко мужик вменяемый. Войдёт в положение.

И на чём мы сегодня будем ночевать? Столы отпадают – они слишком разные по высоте, если их составить вместе, и перепады весьма ощутимые.

На полу? Ну нет, хоть товарищ Быстров и молодой физически крепкий и здоровый парень, но и у него может в самое неподходящее время «прострелить» поясницу.

Тогда остаются стулья – выстрою их рядком, они почти одинаковые.

Решено, сплю на них. Оно, конечно, утром все бока себе отлежу, но за неимением гербовой…

Пошёл в коридор, чтобы навестить «фаянсового друга». Кстати, мужской клозет был вполне приличный, содержался в полном порядке. Как справедливо отмечал один из моих прошлых начальников: чистота начинается с туалета.

Ещё бы зубы почистить, но нет ни зубной щётки, ни порошка.

Когда возвращался из туалета, столкнулся в коридоре с уже знакомым матросом – он был в числе тех, кто утром конвоировал Коваля.

- А ты что тут делаешь? – удивился матрос. – Сегодня же я на ночь заступаю. Домой топай, братишка. Не хрен тебе тут шататься.

Ага, домой… Зашибись. Знать бы ещё, где эта улица и где этот дом.

Я задумчиво посмотрел на моряка. Может, узнать у него, где я живу? Вроде парень ничего. Немного разбитной, как многие мореманы, но…

Вместо ответа я пожал плечами:

- Да так, пока в госпитале валялся, накопились дела. Чтобы совсем не зашиться, привожу в порядок. Видимо, придётся тут заночевать. Домой уже поздно идти…

- А-а-а, - протянул матрос. – Ну тогда пойдём к нам, у меня тут лишняя шинель завалялась. Возьми – накроешься. Только утром верни – не зажиль. А то знаю я вашего брата - сухопутного!

- Само собой верну, - обрадовался я. – Даже не думай!

- Да я и не думаю! - Матрос зевнул. - Эх, а мне через пятнадцать минут на ночной обход. Завидую я тебе, Быстров. Можешь спать совершенно спокойно, пока твой сон охраняет бывший комендор эсминца «Азард», по причине ранения списанный на берег.

- Иди, охраняй, гидромилиционер! – усмехнулся я.

Мы с удовольствием обменялись рукопожатиями, и я пошёл спать.

Кое-как составил стулья и завалился на них, накрывшись солдатским одеялом, пропахшим табаком и средством от моли.

Надо же… первый день на службе и сразу погоня с перестрелкой. Страшно подумать, какие сюрпризы ждут меня завтра.

С этими мыслями я провалился в глубокий сон.

Глава 8

Крышку гроба открыли, поставив на стылую землю.

- Можете проститься с усопшим, - сказал похоронный агент деликатно отошёл в сторону

- Иди, солнышко, - супруг подтолкнул Дашу. – Простись с отцом.

Девушка очнулась, на плохо сгибающихся ногах подошла к гробу, в котором лежал самый дорогой и самый близкий человек на свете.

Тело только что привезли с отпевания, которое происходило в церкви, на кладбище. Место выбрали рядом с мамой… Когда той не стало, папа сделал для Даши всё, что было в его силах и даже больше. Он стал ей настоящим другом, она доверяла ему свои маленькие секреты и большие взрослые тайны.

В их классе были девчонки, которым доставалось от родителей. Папа никогда не трогал её даже пальцем. А если Даша в чём-то провинилась, умел так поговорить с ней, что сразу становилось ясно: больше так поступать она не будет.

Она склонилась над телом отца. Тот лежал умиротворённый и очень спокойный. Словно не умер, а ненадолго заснул и вот-вот проснётся.

Она коснулась губами его морщинистого лба и разрыдалась.

Папа, папка! Неужели мы больше никогда не увидимся? Неужели, сейчас закроют гроб, опустят в свежевырытую глубокую могилу и всё… Ты уйдёшь навсегда…

- Жора, ты чего тут разлёгся?

Голос Миши вырвал меня из сна, в котором я вдруг явственно представил то, что происходит в прошлой моей жизни.

Внутри меня всё просто переворачивалось, я был готов отдать всё, чтобы оказаться сейчас рядом с дочерью, успокоить её, обнять, сказать, что всё будет хорошо, что за мной она как была, так и всегда будет как за каменной стеной.

Но это был сон, всего-навсего сон…

Когда-то я обещал жене, что умру раньше её и… обманул. После смерти любимой Даша была моей единственной отрадой в жизни.

Как мне утешить её? Как облегчить душевные муки?

С глазами полными слёз я поднялся с импровизированной лежанки из стульев.

Мишка внимательно оглядел меня и спросил с неподдельным участием:

- Жора, что-то произошло?

- Ничего, - я сделал над собой неимоверное усилие, чтобы голос не дрогнул.

Мой отец когда-то говорил, что настоящие мужики не плачут. Собственно, я никогда и не видел его плачущим. Расстроенным – да.

Не надо слёз, опер, не надо слёз! Всё равно они делу не помогут.

- Ну-ну, - недоверчиво протянул Мишка. – Так что здесь ночевал? Полундра ведь заступал… Я его только что видел.

Полундра? А это, наверное, матрос, который поделился шинелью. Надо бы вернуть её, кстати, пока не забыл.

- Всё очень прозаично, Миша. У меня, как ты знаешь, провалы памяти, и я понятия не имею, где живу, - пояснил я причину, по которой всю ночь промучился на стульях.

- Етишкина жизнь! – воскликнул он. – Точно! Как я не догадался! Тогда заешь что – днём я тебя отведу, покажу, куда тебя на постой определили.

- Спасибо заранее, Миша, - поблагодарил я и провёл ладонью по щетинистому подбородку. – Заодно хоть побреюсь.

Дашка приучила меня бриться каждый день. Уж больно любила она прижиматься лицом к моим щекам и была недовольна, когда те «кололись». А привычка, как известно, вторая натура. Никуда не денешься.

- Да, брат, побриться тебе точно не помешает. И в баньку сходить… А то пропах, понимаешь, медицинскими запахами, - подмигнул приятель. – Барышни за версту обходить будут.

- Не до барышень пока, - сказал я.

- А вот здесь ты не прав… Пользуйся случаем, пока не охомутали, - засмеялся Мишка.

В прошлом я любил только четырёх женщин: бабушку, маму, жену и Дашку. Смогу ли полюбить пятую?

Я успел уже рассмотреть себя в зеркале. Этот Георгий походил на меня: мы были примерного одного роста, разве что весил он поменьше, но это меня, когда сороковник стукнул, слегка разнесло. Как смеялись мои ровесники: в таком возрасте несолидно носить костюмы меньше пятьдесят четвёртого размера. Правда, у меня был пятьдесят второй.

Что касается лица… ничего особенного. Не тот случай, когда для того, чтобы понравиться женщинам, достаточно одной внешности. Девки штабелями к ногам точно падать не будут. Да и не нужно оно мне. Я относился к категории однолюбов и любил добиваться всего сам.

Для мужика самое главное – это мозги. Всё остальное лишь приложение.

Ещё порадовала приличная шевелюра на голове. Тот я к тридцати уже порядком облысел, приходилось коротко стричься. Жена говорила, что это делает меня брутальней. Может и прикалывалась… Она вообще у меня любила пошутить.

Ну вот… вспомнил любимую, дочку и снова стало хреново на душе. Будто кошки изнутри расцарапали.

Не хватало ещё расклеиться, блин.

Чтобы вновь собраться, сменил тему:

- Смушка сказал, что вы Левашова ловить поехали. Получилось?

Настроение Мишки резко переменилось. Он погрустнел.