- ГПУ тоже окружили. У них есть убитые и раненые.

- Неужели это всё из-за ареста банды! – поражаюсь я.

На лице комбата появляется самодовольная ухмылка. Он отошёл от испуга и уже издевается.

У меня возникает мысль пристрелить его на месте, но делать этого нельзя: может понадобиться – зря я его что ли сюда притащил. Однако для профилактики двигаю его локтем в живот. Не смертельно, но ощутимо.

- В городе есть надежные части? – спрашиваю у Смушко.

Тот кивает. Я облегчённо вздыхаю, но дальнейшие слова начальника способны повергнуть в уныние:

- Суммарно наберётся где-то три роты. А в учебном батальоне солдат чуть меньше, чем в обычном полку.

Не знаю, какие сейчас штаты в пехотных полках, но в моё время это где-то около тысячи. Двумя ротами с такой оравой не справиться.

- Что будем делать? – задаёт общий вопрос за всех Миша.

- Обороняться и тянуть время, - отвечает Смушко. – Оно играет за нас.

Глава 14

Осада была вялотекущей: наблюдался тот случай, когда по-настоящему буйных мало, а одного из вожаков мы изолировали. Время от времени в нас постреливали, то и дело пули чиркали по стенам, однако на серьёзный приступ никто не шёл.

Поскольку и нам было и носу не высунуть, ситуация складывалась патовая.

Телефонная связь пропала: то ли перебили провода, то ли по ленинским заветам захватили и телефон, и почту, и телеграф. Последние новости, которые успели передать извне, оптимизма не внушали. Власть в городе захватили мятежники. И, что могло бы показаться забавным, не происходи это сейчас и со мной, каждая из сторон конфликта считала другую контрреволюционерами.

От такого дикого сюрреализма мозги могли вскипеть у кого угодно, не только у меня. А ведь люди уже несколько лет живут с этим.

Из допроса комбата я понял, что буча в батальоне началась сразу после арестов, устроенных ГПУ. Похоже, под горячую руку чекистов попал не только Раздобреев, но и несколько бойцов, не замешанных в эту дикую историю с грабежами. Может, со временем ГПУ и сам бы разобрались что к чему и выпустили бы непричастных, но было поздно: в части полыхнуло и ещё как.

Комбат сам был замазан в грязные делишки Раздобреева, если бы правда всплыла – его бы ждала незавидная участь. он не нашёл ничего лучшего, как оседлать этот процесс и направить в нужное русло.

Как он собирался выпутываться дальше? Какие у него были планы после захвата власти? Есть люди, которые живут даже не сегодняшним днём, а только текущим моментом. Комбат Федотов принадлежал к этой когорте.

Он сидел напротив меня, жалкий, съёжившийся, губы у него тряслись – а у меня чесались руки проехаться ему по физиономии. Если есть на свете справедливость, гадёныш обязательно получит своё – успокаивал я себя.

Федотов словно прочитал мои мысли – бросил короткий взгляд в мою сторону и сейчас же короткая судорога свела его рот.

- А как же комиссары? – печально спросил Смушко.

Федотов зыркнул исподлобья.

- А что комиссары? Комиссарам тоже жить хочется. Разбежались комиссары.

- Значит, хреновые из них комиссары, - побелел от злости Смушко.

Он хотел сплюнуть, но воздержался.

- Будете курить? – Михаил достал кисет с махоркой, по очереди показал мне и Смушко.

- Нет, - ответил начальник губрозыска, да и я отказался.

Михаил свернул самокрутку, поджёг и жадно затянулся, чтобы выпустить большое прозрачное кольцо дыма.

Я вдохнул аромат махорки и машинально подумал, что не сдержу обещания, которое дал себе в этом времени – бросить курить. Сейчас бы мне очень пригодилась папироска. Проблем не решает, но успокаивает.

С улицы донёсся выстрел, цвиркнула пуля. Михаил слегка высунулся из оконного проёма и выпалил из револьвера в ответ.

Я покачал головой.

- Хватит ерундой маяться. Только патроны переведёшь. Начнём отстреливаться если только на штурм пойдут.

- Да это я так, для острастки, - начал оправдываться Михаил и сразу смолк, понимая правоту моих слов.

Губрозыск – не оружейные склады, запасы вооружения не бесконечны.

В руках Полундры появилась граната, он подкинул её на ладони:

- Если сунутся, в самую толпу захреначу – пусть на клочки рвёт контриков.

- А ещё есть? – спросил Миша.

- Увы, - вздохнул матрос. – Кто ж знал, что пригодится…

Этого не знал никто.

Окна и двери забаррикадировали по максимуму. В ход пошло всё, до чего получилось дотянуться. Укрепления слабенькие, но лучше уж с ними, чем без них.

Наладили первую помощь раненным, но опять же: губрозыск – не госпиталь, у нас даже фельдшера своего нет.

Внимание привлекла ожесточённая пальба. Кто-то развоевался не на шутку! Правда, стреляли не по нам, а где-то вдалеке. Неужели вступили в бой те самые три надёжные роты, о которых говорил Смушко? Хотя вряд ли, шума было бы больше, а так больше походило на какие-то короткие стычки.

Внезапно перестрелка перенеслась на другой край. В городе определённо что-то происходило.

- Я проверю? – намылился было моряк, но Смушко остановил его властным:

- Погодь. Ещё рано.

Полундра грустно опустил плечи. Второго такого несчастного человека ещё стоило поискать. Неужели, это та самая морская бравада?

- Ша, ребята! – выкрикнули из соседней комнаты. – Кажись, парламентёр к нам идёт.

Я выглянул из окна. Так и есть, по мостовой к особнячку шёл боец в измятой шинели, на голове его была надвинутая глубоко фуражка, в руке винтовка, к штыку которой была привязана белая рубаха, изображавшая флаг.

- Не стрелять, - потребовал Смушко.

- Неужели говорить с ними будем? – удивился Полундра.

- Пострелять ты всегда успеешь, - успокоил его начальник губрозыска.

Парламентёр остановился в паре шагов от дома и интенсивно замахал винтовкой.

- Эй, уголовка, только не стреляйте!

- Сам ты уголовка! – возмутился Полундра. – Мы – уголовный розыск!

- Всё равно не пальните, - спокойно ответил переговорщик. – Я к вам с разговором пришёл.

- Сдавайся и весь разговор, - предложил Смушко.

Он встал посредине окна, и меня пробила нервная дрожь: что если в него выстрелят с той стороны? Там всякая публика засела, многим в удовольствие «замочить легавого».

Однако начальник губро, что называется, «держал» характер. С воистину спартанским спокойствием стоял, взирая на делегата.

- Это ты начальником тут будешь? – поинтересовался парламентёр.

- Я.

- Тогда у меня к тебе разговор, товарищ.

Смушко проглотил этого «товарища», лишь недовольно двинул шеей.

- Говори, раз пришёл.

- Федотова верните, - предложил парламентёр. – Он же командир. Как без него?

- Никакой он не командир. Он – мятежник против советской власти, его судьбу будет решать суд. Лучше о себе подумайте. Может, сегодня и ваша возьмёт, но это ведь ненадолго. В город придут другие части Красной армии. Вам не сдюжить.

- Твоя правда, начальник, - кивнул переговорщик. – Мы тут сообща подумали… в общем, горячку спороли. Бойцы раскаиваются. Спонтанно как-то всё получилось. Никто не ожидал, что до такого дойдёт.

Я не верил своим ушам.

- Допустим, - кивнул Смушко. – Раскаяние – дело хорошее. Советская власть умеет казнить, но умеет и миловать. Только ты мне вот что скажи: сами допетрили али надоумил кто?

- Рабочие из депо пришли. Ругались с нашими. Сказали, что скоро бронепоезд сюда придёт да батарея трёхдюймовок подтянется. Будут прямой наводкой бить.

- Значит, испугались бронепоезда и артиллерии, - хмыкнул начальник угрозыска. – Это вы правильно сделали, что испугались. Тогда можешь передать своим, пусть складывают оружие… вооон там, - махнул он рукой. – И выстраиваются повзводно. Если увижу хоть одного с винтовкой или револьвером, покрошу всех из пулемёта. Понял?

- Да уж чего непонятного, - вздохнул парламентёр.