Ты начинаешь с переулков в районе порта. Затем выходишь на центральные пешеходные улицы.

Ты знаешь, что вряд ли где-то здесь его найдешь. Или он найдет тебя.

Именно он всегда тебя находит.

Тебе остается только идти.

Наконец ты входишь в парк.

На этот раз ты не ускоряешь шаг. Наоборот. Ты не торопишься. Аромат цветов и запах земли, крики птиц, перекликающихся между собой из кустов. Это самое темное место в городе. Редкие фонари, тень от листвы. Странное ощущение: смесь спокойствия и опасности.

Ты идешь медленными шагами, порой угадывая в полумраке парочку на скамейке или птицу на ветке. Ты замечаешь эстраду, поднимаешься по ступенькам, выходишь на середину. Там ничего нет, кроме стоящей на полу алюминиевой банки из-под пива. Опершись о перила, ты закуриваешь и внимательно всматриваешься в лужайки и высокие деревья, виднеющиеся в темноте перед тобой. Кроме крошечного свечения на кончике сигареты, придающего твоим пальцам красивый оранжевый оттенок, нигде больше ничего цветного. Ты мог бы провести здесь, под навесом на эстраде, всю ночь. Наконец-то тебе спокойно. Но ты давишь окурок, спускаешься и идешь дальше.

Немного погодя тебе навстречу попадается компания девушек и парней. У нескольких из них большие пластиковые пакеты, в которых брякают бутылки. На этот раз ты ничего не испытываешь: ни гнева, ни зависти. Пускай найдут себе тихое местечко, чтобы опустошить свои бутылки, поржать и потусить.

Сегодня вечером ты ищешь кое-что другое.

Ты попадаешь в еще более темную зону: листва двух разросшихся тисов поглощает весь свет. Ты входишь во тьму. Это очень круто. Ты мог бы часами идти вот так, в темноте. Впрочем, где-то там, подальше, ты замечаешь просвет. Игровая площадка.

Ты приближаешься.

Ура.

Горячо!

Ты догадался.

Он сидит на той же скамейке, где разговаривал с твоей матерью. Ты подходишь, даже не пытаясь приглушить звук своих шагов. Тебе бы хотелось оставаться спокойным и безмятежным, но сердце уже заколотилось сильнее.

До него метров тридцать или сорок, ты можешь различить его силуэт. Он как раз напяливает что-то на голову. Конечно, свою балаклаву. Какого черта? К чему скрываться? Он знает, что ты знаешь. Тогда что? Он тоже боится? Может, вы похожи не только внешне?

Ты останавливаешься.

Он поднимается со скамейки, толкает скрипнувшую в темноте калитку и спокойным шагом направляется к тебе.

Теперь вы стоите друг против друга.

И на этот раз ты не чувствуешь себя загнанным в угол, никакой спешки. Тебе некуда торопиться.

И вот вы стоите лицом к лицу, и каждый пытается различить черты другого, угадать его намерения.

Ты видишь только его глаза. Смутное свечение в темноте. Здесь есть небольшой фонарь, но слишком далеко. Ты бы хотел заговорить. Ты должен заговорить! Ну, давай! Говори, говори же!

Ты раскрываешь рот, делаешь усилие — но и на этот раз слово берет твой кулак.

Он уворачивается в последний момент и отталкивает тебя. Он мог бы сам ударить или сделать один из своих захватов. Ну, тех, которые заставляют тебя вопить как резаного. Но нет, он ограничивается тем, что просто отталкивает тебя. Тогда ты повторяешь свой прием. Финт правой, потом левой, которую ты выбрасываешь без предупреждения, снизу вверх. Сейчас его челюсть разлетится вдребезги.

Он нейтрализует тебя двумя сложенными ладонями. И снова отталкивает.

Чего? Что это с ним? Что на него нашло?

На сей раз ты бросаешься на него с разбегу, всем телом.

Ты толкаешь его плечом. Тебе так страшно, что кулаки выходят из-под контроля и не слушаются тебя. Они молотят, молотят… Но получается плохо. Ты чувствуешь, что сейчас он тебя грохнет.

Ты не понимаешь, удалось ли тебе его задеть, причинил ли ты ему боль. Он что, прикалывается над тобой?

Ты кричишь:

— Сволочь! Дерьмо! Пидор сраный!

Тебе страшно, тебе все страшнее. Но нет, он не отвечает. Он уворачивается от твоих ударов, он отступает. Без единого слова. Твоя грудь тяжело ходит вверх-вниз, вверх-вниз.

Ты снова набрасываешься на него, пока еще остались силы бить и орать.

— Дебил! Гребаный мудак! Ты где был? А? Сраный сукин сын! Почему ты нас бросил? Почему ни разу не пришел? Почему? И зачем ты явился теперь?

Зачем?

Зачем?

Зачем?

Ты вопишь! Воздух обжигает твои легкие. Ты вот-вот взорвешься. У тебя сердце лопнет.

Вдарь ему еще, давай, ты не все сказал.

Тебе бы хотелось найти слова, от которых по-настоящему больно, но ты бессилен отыскать их. Ты снова кричишь, наносишь удары. И ты чувствуешь, что попадаешь по нему.

Но ни твои кулаки, ни твои слова, похоже, не задевают его по-настоящему.

Как будто все это не имеет к нему отношения.

Он не проронил ни слова, но ты слышишь его дыхание.

Громкое, учащенное. Прерывистое.

Вы невольно приблизились к фонарю.

Теперь ты хорошо его видишь. Ты видишь его глаза, но не можешь понять. Ему страшно? Больно?

Он по-прежнему стоит открывшись, руки опущены вдоль тела. А ты уже не знаешь, что делать.

Ты ненавидишь его. Похоже, что до сих пор он просто позволял тебе осыпать его ударами.

А ты бы хотел вышибить из него душу. Убить его. Покончить с этим.

Давай. Вперед. Ты можешь.

Когда ты бросаешься на него, ты весь превращаешься в крик.

Ты сильно бьешь его в плечо. Он даже не пытался увернуться. От удара он пошатнулся, едва не упал. Самое время. Дыщ-дыщ-дыщ! — теперь у тебя получилось. Твои коронные три удара под дых. Он, рыча от боли и прижав ладонь к животу, складывается пополам. Ну же, кончай его! Да, пора. Удар ногой прямо в рожу.

Но твоя нога угодила в пустоту. Ты теряешь равновесие. Еще один его трюк. Ты оглядываешься по сторонам. Быстрее, быстрее, шевелись. Слишком поздно, он тебя зажал. Очень спокойно, будто никуда не торопится. Ты силишься освободиться от жесткого захвата, но теперь уже слишком поздно. Ноги у тебя подогнулись, ты не можешь вдохнуть. Он возвышается над тобой, пригибая тебе голову. Рукой обхватил твою шею.

Ты не можешь глотнуть воздуха.

Не можешь выругаться.

Перед глазами пляшут мушки. Они невидимы, но ты их видишь.

Посмотри на себя, идиот несчастный, ты ведь сейчас сдохнешь.

Он прямо-таки держит тебя в объятиях; твой затылок покоится на его груди. Твои руки зажаты в тиски у тебя за спиной. Вы дышите в унисон, хотя воздух не проникает в твои легкие. У тебя перед глазами маленькая детская площадка. Ты понимаешь, что, похоже, унесешь эту картинку с собой на тот свет. Вместе со скамейкой, на которой ты в последний раз видел мать. Ты пускаешь слюни, на губах пена, ты задыхаешься в его руках, как загнанная лошадь, как лошадь, которая вот-вот сдохнет.

И в этот момент ты слышишь над собой голос:

— Тихо. Тихо. Спокойненько.

Тогда ты понимаешь, хотя это не так-то просто, но ты понимаешь, что, если ты перестанешь вырываться, станет можно дышать.

«Тихо. Тихо. Спокойненько!»

Прикольно, ты знаешь этот голос. Этот совершенно особый голос.

Ты расслабляешься, воздух начинает проходить. От этого становится больно.

Ты расслабляешься и чувствуешь, как разжимается хватка, еще немного, еще.

Ну вот, теперь давай!

Ты выгибаешься дугой, вкладывая в это движение все, что можешь. Свои силы, свою молодость — ты отдаешь все. И встаешь на ноги. Одновременно ты разворачиваешься, подносишь руку к его лицу и вцепляешься в маску и в волосы. Стаскиваешь балаклаву.

Его хватка тут же усиливается. Ты по-прежнему в его объятиях, но теперь к нему лицом. Вы почти как двое влюбленных.

Перед тобой, в нескольких сантиметрах от твоих глаз, лицо твоего препода по французскому.

И ты так и остаешься с раскрытым ртом, неподвижный, ничего не понимая. И смотришь на своего препода, в его глаза с таким знакомым взглядом.

Твои мускулы наконец-то полностью расслаблены. Теперь уже окончательно.