Фред широкоплечий, но низкорослый. Гораздо ниже тебя. У него широкие ладони с короткими пальцами. Если придется драться, лучше тебе не попадать в эти ручищи. Потому что он сильнее тебя. Ты это сразу просек. Он не боится тебя. И ему не страшно задавать тебе вопросы.

А вот ты…

Воздух больше не поступает в твои легкие. Тебя переполняет тревога. Она заняла все место внутри. Ты раскрываешь рот, но ничего не выходит. Ты даже не пытаешься говорить. Впрочем, тебе нечего сказать.

В автобусе, везущем тебя домой, ты перебираешь в памяти подробности своей короткой встречи с Фредом. Ты пытаешься припомнить все слова.

Он сказал, что ты на него похож. Точная копия.

Фред спросил, видел ли ты его когда-нибудь.

— Нет, никогда.

Он спросил, что мать тебе о нем говорила.

— Ничего. Ни слова.

— Как это ни слова? Она ведь рассказывала тебе о нем, разве нет?

— Нет, никогда.

— Она не хочет говорить с тобой о нем?

— Нет, не в этом дело.

— Тогда в чем? В чем проблема-то?

У тебя возникло желание сказать ему, что вот она, проблема, прямо перед ним. Что ты и есть проблема. Что тебе не удается и слова из себя выдавить. Что они застревают у тебя в горле, когда ты оказываешься перед матерью. Что разговор с ней — единственное на свете, чего ты боишься.

Но и с Фредом ты поговорить не можешь. Вопросы застревают в горле. Вместе с другими. Тогда, словно поняв это, Фред начинает рассказывать тебе о человеке, на которого ты так похож. Настолько похож, что вот так видеть тебя перед собой ему даже странно. Как будто из них двоих постарел только один Фред. Он рассказывает тебе, что это был за человек, о том, какие приключения они пережили вместе. О том, как они развлекались и хулиганили. Бунтовали. Делали глупости — поначалу ерундовые, а потом все более и более серьезные.

Потом он рассказывает про тюрьму.

Об этом ты тоже не знал.

Ты ничего не знаешь. Ты все слышишь впервые.

На эту тему Фред не распространяется. Наливая себе вина, он говорит про впустую потраченную жизнь, которая утекает, как песок из дырявого мешка. А потом вдруг одним движением руки от всего этого отмахивается.

Морщинки вокруг его глаз оживают. Он улыбается и делится с тобой еще парой воспоминаний. Приключения. Да, заводила. И вдобавок здоровяк. Не такой высокий, как ты, но здоровенный. Несгибаемый. Скала — что бы ни случилось, он устоит. При любых обстоятельствах.

И все же один вопрос тебе удается задать. Это дико тяжело. Ты бы предпочел всадить нож себе в ляжку. Ты мнешься, никак не можешь это выдавить. А потом оно все-таки выползает. Ты больше не хочешь вспоминать, как именно это получилось. Главное, оно вылезло.

— Где он?

Фред смотрит на тебя. Его морщины замерли на своих местах. Сейчас он снова выглядит на свой возраст. Как раньше, когда он открыл тебе дверь.

— Я же тебе сказал, — отвечает он. — Я не знаю ничего нового. Мы поссорились, давно уже. Из-за твоей матери. Из-за нее, ну и еще из-за тебя. Я был против.

У меня больше нет от него вестей. Мы не видимся.

Но я знаю, что сейчас он где-то здесь.

Где-то в городе.

Сидя в автобусе, везущем тебя домой, ты сжимаешь кулаки. Так сильно, как только можешь. Ты стараешься удержаться и не раскиснуть. Не так-то это просто.

Тебе по силам все, разве что бетонную стенку не прошибешь, и есть вопросы, которые ты не осмеливаешься задать матери.

На хрен тебе твоя сила, если ты не смеешь задавать вопросы этой маленькой женщине? Побродив по городу, ты возвращаешься домой через парк. Ты звонил друзьям, но никто не ответил. Ты идешь среди деревьев с набухшими почками, среди проклюнувшихся листьев. Щебечут птички, насекомые замирают в лучах майского солнца. Но весна тебя не касается. Ты даже головы не поднимаешь.

Ты пока не знаешь, что сделаешь. В твоей башке бродят туда-сюда слова Фреда. «Он здесь, где-то поблизости. Что бы ни случилось, он устоит. Скала».

Тебе не хочется возвращаться домой. Потому что ты боишься того, что тебя там ждет. Даже если ты и сам, думаешь ты, скала. Здоровяк и несгибаемый. Весна тебя не касается, но, может, это она, несмотря ни на что, заставляет тебя болтаться здесь, в парке. В парке, где в этот вечер люди с удовольствием замедляют шаг.

К твоим ногам подкатывается мяч, ты пинком его отбрасываешь. А когда ты поднимаешь голову, видишь сидящую на скамейке мать. Свою мать, беседующую с каким-то мужчиной.

Ты парализован, дыхание перехватило, ноги подкашиваются. Ты разворачиваешься на сто восемьдесят градусов и уходишь. Как в твоем сне, все внезапно изменяется. Освещение, звуки вокруг. Ты проходишь по аллее несколько метров, потом сворачиваешь и прячешься за одним из растущих вдоль аллеи толстых платанов.

Ты привалился спиной к стволу. И прислушиваешься к биению собственного сердца.

Когда ты наконец осмеливаешься бросить взгляд туда, в сторону скамейки, ты снова видишь свою мать и того мужика. Они сидят на игровой площадке, окруженной низкой металлической оградой. Отсюда они ничем не отличаются от остальных родителей. Разве что чуток постарше. Должно быть, их ребенок играет с другими детьми, а они воспользовались минутой покоя, чтобы поболтать.

И тут ты осознаешь, что пытаешься отыскать себя на качелях, на горках, внутри веревочной паутины. Ты ищешь того ребенка с прелестными кудряшками, каким был еще десять-одиннадцать лет назад. Но очень скоро твой взгляд возвращается к этой паре. Мать сидит к тебе лицом, а вот мужик — спиной. Тебе уже не оторвать глаз от этой спины, от этих широких плеч.

«Скала».

Ты бы хотел, чтобы он развернулся к тебе, — если он вообще способен повернуть голову.

Но мужчина не двигается. Ты далеко от них, но даже на таком расстоянии ты можешь видеть, что лицо матери осунулось. Ты не можешь подойти ближе, не обнаружив себя. Стой где стоишь. Как знать. Не останутся же они там навеки. Хотя смотри-ка.

Мужик накрывает ладонью руку твоей матери. Она опускает голову. Наконец он поднимается и уходит. Тебе так и не удалось увидеть его лицо, только копну темных волос. Теперь твоя мать быстро вытирает глаза рукавом. Немного подождав, она тоже поднимается со скамейки.

Когда она толкает калитку, ты бросаешься бежать.

Тебе надо его найти. Надо, потому что от этого зависит твоя жизнь.

Ты пробегаешь половину парка. Он мог воспользоваться боковыми выходами. Ты впадаешь в панику. Что делать? Выйти? Продолжать прочесывать парк?

Ты остаешься. Вскоре ты обежишь весь парк.

Ты догоняешь его уже перед главным входом. Он здесь, метрах в пятидесяти от тебя. Теперь-то ты его не упустишь.

Внезапно страх увидеть, как он садится в машину, хватает тебя за горло. Но он по-прежнему идет пешком, пересекает проспект и углубляется в узкую улочку.

Ты следуешь за ним.

Ты сам не знаешь, как это случилось. Но это случилось.

Ты его потерял.

Ты шел за ним минут двадцать. Он свернул на перекрестке, в самом центре, недалеко от портового квартала. И, пока ты дошел до пересечения улиц, он исчез.

Ты еще добрых полчаса бродишь по улице туда-сюда. Сначала ты бросился бежать, потом остановился, развернулся, рванул в другую сторону. Вернулся в отправную точку. Все так же бегом. Сердце колотится часто-часто, но не от бега. Ты в панике.

Ты пытался проникнуть в ближайшие здания. Но домофоны не откликаются на твои призывы. Фамилий на дверях ты не нашел.

Он исчез.

Иди домой. Должно быть, мать ждет. Она беспокоится.

Это невозможно. Ты кипишь. Ты вот-вот взорвешься. Сейчас ты не можешь вернуться домой. В таком состоянии. Так что ты просто идешь дальше. Может, позвонить Майку? Он почти всегда дома. Но у Майка наверняка забивают косяк. Нет, тебе нужно совсем не это.

В конце концов ты заходишь в супермаркет возле парка. Покупаешь упаковку пива и возвращаешься в парк. Выбираешь себе скамейку. Ты еще никогда не пил в одиночку. Вроде это как-то глупо. Тебе почти стыдно. В компании было бы лучше, никто не обращал бы внимания. Но черт с ним, раз уж начал, надо идти до конца. Ты выпиваешь все шесть банок, куря сигарету за сигаретой. Ты не отдаешь себе отчета, насколько мрачная у тебя рожа, но несколько чуваков, подошедших, чтобы попросить пива или сигаретку, тут же разворачиваются и уходят. Им все ясно.