— Но это невыполнимо! — опять не выдержала я. — За деньги можно купить всё, кроме здоровья, счастья и искренних человеческих чувств. Вы же должны это понимать! Хотя, о чем это я… — холодно закончила я, и отвела взгляд от этого, до колик неприятного, гнусного, и омерзительного для меня человека.

Вот как я смогу его полюбить? Убить-легко, рука не дрогнет и просить не надо. Но полюбить напыщенного индюка, самовлюбленного, злобного человеческого выродка? Это как нужно себя извратить…

— Я же не прошу тебя достать мне с неба луну, я, всего лишь, прошу меня полюбить. Что в этом сложного?! У других девушек проблем с этим не возникало. Посмотри на меня! — развёл он руки в стороны. — Я, красив и хорош собой. Я богат. Я достаточно вежлив и учтив с тобой, а в постели творю чудеса! Если нужно я готов доказать прямо сейчас… — выразился он, и выпрямился во весь рост.

Мне, конечно, как-то говорили, что, если есть чем похвастаться в себе, не нужно молчать. Нужно об этом говорить, для того чтобы кем-то стать и чего-то добиться в этой жизни.

Но так!

Абрамов Виктор Владимирович, как величают его в настоящем, и правда, был хорош собой, что уж кривить душой — высок, статен, крепок — настоящий викинг. О! Точно! Не богатырь, а викинг!

Страны Скандинавии, как мне помнится, родина викингов — могучих длинноволосых и бородатых богатырей, говоривших на северной речи. И у стоящего передо мной возможного представителя, кроме длинных волос — влияния современной европейской культуры, был немалый набор качеств, принадлежности к этому народу. Крепкое телосложение, натруженная, хорошо сформированная мускулатура, большие ладони с длинными пальцами, заметный нос, плотные губы с опущенными уголками, признака того, что человек не был весельчаком и балагуром.

И главное, его грубый, твёрдый, рыкающий акцент, так и вскрывающий мозги!

Да, и на автобусной остановке я заметила тонкости его облика, вроде, хвостика татуировки, начинающейся под ухом и уходящей в ворот футболки, и ещё одной — на тыльной стороне правой руки, тянущейся вверх к плечу. И я не столько сейчас могла поверить, что мы в средневековой Норвегии, сколько в то, что этот человек действительно мог быть настоящим викингом, или его истинным предком! А оттого и мог хвалится своим великолепием и величием!

Что ж, согласна, на это у него были все права. Но для меня ничего не менялось.

Кем бы Виктор не был сейчас и тогда, любить кого-то, кроме себя, он не умел…

— О! Нет, нет! Верю! — одернулась я, вспомнив недавнее приближение мужчины… от которого становилось также плохо, как и от перелета. — Вы уверены, что чувства, питаемые к вам женщинами, были настоящими и отверженными? Что хоть одной нужна ваша душа, а не ваша власть, ваша красота, ваше положение, и ваши деньги?

— Они говорили, что это так, но у меня есть привычка — не верить никому, даже себе. Печально, но факт.

— Трудно не согласиться… — осторожно подтвердила я.

— Хорошо, раз для тебя это так сложно, давай будем действовать постепенно. Я не знаю… сходим погулять, поговорим, поужинаем, потанцуем, покатаемся на лодочке. Эти места тебя покорят. Чем там еще занимаются влюбленные? Про секс я говорил… Того глядишь ты уже завтра почувствуешь перемены ко мне, — на ходу придумывал Виктор, приостанавливаясь, чтобы подобрать слова.

Он старался договориться со мной по-доброму, или мне показалось…

Всё это было заманчиво и приятно, и я бы с радостью посвятила этому время, но не с ним… с другим, которого до сих пор любила, и с которым у меня уже ничего не могло быть…

— Как прямо и открыто… — высказалась я.

— Я человек прямолинейный, и у меня нет времени, чтобы ходит рядом, да около. Ты знаешь, что я хочу от тебя. Я знаю, что ты хочешь от меня.

Нет, погодите, погодите. Чего я хочу от него? Разве я что-то просила? Ах да. Чтоб он вернул меня домой к бабушке и испарился в воздухе за следующим же поворотом. Этого я хочу. Это точно. Ради такого дела можно и притвориться, чтоб этот красавчик, унеси его лихорадка, отвязался от меня навсегда.

— Не понимаю, зачем вам нужна моя любовь? — не скрывая недружелюбия в голосе, спросила я.

Мне этого точно было не понять!

Я чувствовала, что мужчина не питает ко мне теплых чувств, кроме каких-то своих, определенных, но к любви, дружбе и симпатии они не имели никакого отношения. И это было вполне взаимно — он тоже мне неприятен, безразличен, враждебен и отвратителен.

Мне совсем не жаль его, в душе не присутствовало ни капли сострадания к его проблемам, наоборот, хотелось насолить, ударить побольнее, чтобы его надменное лицо скривилось от боли и страдания.

Боже мой, какая я жестокая! И как мне от этого хорошо!

Это Виктор делал меня такой. Никто, как мой начальник, ещё так дурно не влиял на меня…

— Мне нужна твоя искренняя любовь, а зачем… может быть, я и смогу ответить на этот вопрос, когда-нибудь…

— Почему именно моя? Можно найти другую женщину! Ведь можно? Найдите! — снова вспылила я.

— Именно ты. Ты отмечена… — как-то мягко на этот раз и даже нежно ответил мужчина, и резко приблизившись, протянул руку к моему подбородку, и приподняв его, пальцем провел от уха вниз к шее, нащупав довольно крупную родинку.

От его прикосновения, я встрепыхнулась, и внутри заходило неприятное ощущение.

— Это твоя метка, передающаяся по женской линии. Ведь так?

— Д.а.а. У бабушки и мамы такая же, но об этом мало кто знает… да и мы никогда не придавали этому значения, просто гены.

— Просто… — выдавил он и задумался.

— Не напоминает ли вам это сказку про красавицу и чудовище? — после некоторого молчания, произнесла я.

— Ты не красавица, а я не чудовище. Так что — нет, не напоминает, — грубо оборвал Виктор.

Тьфу, на тебя! Раз сто! Надо же так обидеть. Я и не красавица. И при чём так складно и обычно.

— Хорошее начало нашей любви. Проваливайте! И попробуйте полюбить вначале себя самого, такого, какой вы есть в глазах окружающих!

— Вот, обиделась… а обвиняешь меня в том, что я не говорю правды! Попробуй пойми вас женщин… Хорошо, я уйду, но вернусь. Скоро, очень скоро. А пока Ингри поможет тебе обустроиться и прийти в норму.

Виктор развернулся, чуть помедлил, и неторопливо вышел из комнаты.

Перед взором предстала та самая Игнри…

Как оказалось, Ингри — женщина с мужскими чертами лица и грубоватым голосом, не говорила на моём языке… А Виктор не счёл нужным предупредить об этом.

Пока какой-то незнакомый мужчина растапливал камин, она неподвижно стояла у двери, наблюдая за действиями умелого растопщика. И вот! Яркий, теплый, приветливый огонёк заструился в каминном желобе, жадно облизывая сухие ароматные поленья. Огонь разгорался сильнее и сильнее выуживая из темноты окружающего меня пространства, весьма занимательные картины… И я, открыв рот, уже смотрела не на него, а на отрывающиеся в подробностях виды. Каминщик закончив, вышел, осторожно прикрыв скрипучую дверь.

Каменная комната быстро прогревалась и наполнялась живительным теплом, и я, поднявшись с кровати, с любопытством отправилась её осматривать: гигантскую кровать, человек на пять; окружающее помещение, квадратов на сорок, с невысокими потолками, массивной входной дверью; окнами, застекленными неуклюжими и нелепыми рамами, за которыми виднелось ночное зимнее небо.

Виктор не солгал, здесь и правда, царствовала зима! Луна и звёзды казались такими близкими, крупными и ослепительными, отчего создавалось впечатление, что мы находились на вершине горы. Низину трудно было рассмотреть в деталях из-за белесого сумрака снежного покрывала, сливавшегося воедино.

От окон холодило, и я снова вернулась на край кровати, присев ближе к огню.

В голове варилась каша, при чём очень густая и липкая. Так я ни к чему не приду… нужно начать обдумывать всё последовательно, вырисовывая полную картину. Еще пару часов назад я была на работе в жаркой летней духоте, о чём говорили мои легкие джинсы и футболка, с забавным котиком на груди.