Виктор уселся за управление, надев наушники, и начал щелкать тумблерами, отрывая вертолёт от земли, отчего все внутренности прилипли к позвоночнику.

— А вы точно умеете летать на этой штуковине? — прокричала я, вцепившись в кресло.

— Насмешила, девочка! — перекричал он. — Я хорошо умею летать, и не только на этой штуковине! — добавил мужчина, напялил на мою голову точно такие же наушники, и машина начала набирать высоту.

Признаться, я люто ненавидела транспортные средства, придуманные человечеством, кроме велосипеда, конечно. А тут за один день, еще и после аварии со смертельным исходом, сначала автомобиль, а потом и вертолет! Страшно представить, что могло ожидать меня дальше… И как оказалось чуть позже, вовсе не напрасно…

Набрав высоту вертушка начала резво удаляться от разгорающихся огней города, погружаясь в вязкие, чернеющие сумерки небес.

Виктор мрачнее самой мрачной тучи. Брови сведены, губы стиснуты, а зелёные глаза упрямо зыкают вдаль. Хотя нет. Не зелёные… в них плещется раскаленная лава. Бррр. Что только не покажется от перепуга.

Сейчас в мраке салона его лицо, его облик становился ещё неестественнее и пугающе. Ему бы рожки на голову и крылья за спину. И вылитый Люцифер. Хотя, если честно, ни разу не видела даже картинки с этим сильнейшим демоном.

Не знаю почему хмурился он, но я — из-за будоражащего смятения, из-за сильнейшего волнения и тревоги, из-за неприятного, болезненно скручивающего внутренности дурного предчувствия.

— Сейчас тебе станет не по себе. — Пауза. — И ты потеряешь сознание, — прогремел мужской голос в наушниках, заметно выделяя твёрдые согласные. — Но, не стоит бояться, всё произойдет быстро и безболезненно. После я тебя пробужу, — продолжил Абрамов, как-то грубо и коротко, будто для него это было обычным делом, будить от обмороков разных девиц. Я уставилась на пилота во все два глаза (зря не было третьего, а то и его бы задействовала).

Вот нельзя же так! Говорить «не стоит бояться», когда происходит чёрте что из ряда вон выходящее, что пугает по потери пульса!

Я набрала в лёгкие спасительного воздуха и хотела пропищать в ответ, что уже находилась в полуобморочном состоянии, и не задавать глупых женских вопросов — отчего, почему и зачем? — как в буквальном смысле ошалела от представшей перед моим взором картины! Перевела выкатывающиеся из орбит глаза с дьявольски красивого похитителя на небо.

Сумеречные небеса будто разверзлись разноцветными, огненными лентами, рассекающими небосвод полосами; сочными, живописными занавесями; ослепительными пучками стрел и светозарных, сияющих дождей!

И это великолепие настолько было красочным, свежим и ярким, что захватывало дух! Но что это?! Что это! И все это чудо менялось, переливалось, переходило из одной формы в другую! И чем-то было похоже на северное сияние! Точно! Но! Где мы и где север?!

Для наших широт это невозможно!

Мы стремительно и неизбежно приближались к этому живописному полотну, отчего в кабине начинало становиться светло и красочно, как от включенных гирлянд.

— Закрой глаза! — закричал голос в наушниках. Мужчина обернулся и замер на мне в просящем взгляде. Да что с его глазами, черти бы его в ад утащили?! Они светятся не слабее этих огней за стеклом вертолёта! — И не открывай, а то ослепнешь!

Мы приближались и погружались в эту аквамариновую взвесь, а она, и правда, начинала ослеплять и мгновенно выжигать драгоценный кислород… и я, обвив свое засаднившее горло, не переставая, как рыба на льду, неистово глотала ртом воздух.

Он был, но его хватало на маленькие порции, которых было недостаточно для человека.

Я задыхалась… ещё никогда мне не было так страшно. Честное пионерское!

Я умирала, чего так боялась всю свою жизнь — самого процесса умирания.

Левая рука до посинения сначала в поисках спасения вцепилась сидение, а потом перелетела на правое запястье пилота. Ошарашенные глаза направлены на пилота. По щекам текли слёзы, губы широко раскрыты, грудина трепещет от нехватки кислорода.

Лёгкие перестали расправляться, в глазах начало темнеть, и я безвольно обвисла в кресле, уже не в силах смотреть в сторону пилота.

Веки я не прикрыла и последнее, что увидела перед погружением в беспамятство, это ясные, чёткие и пронзительные огненно-малахитовые глаза Виктора…

— Девочка, открой глаза! Девочка, давай уже, приходи в себя! Чёрт, открой глаза, а то вышибу из тебя весь дух! — слова потоком врезались в плавающий разум, а тело начинало ощущать боль от шлепков и слабых ударов. — Не откроешь через секунду, суну головой в ледяную прорубь. Слабачка! Ты должна выжить!

— Уйди… больно… — захрипела я, защищаясь от обидчика, и зашлась в судорожном кашле, хватая прохладный, сырой, густой и сладкий, как вода, воздух.

— Наконец-то, думал концы отбросишь… — облегченно выдохнул мужчина, и добавил, — Ингри, принеси ей воды для умывания и питья. И да, остаешься ответственной за её жизнь в моё отсутствие.

— Паняла, сир, — ответил женский голос, изувечив родную речь.

Я сглотнула и растерла вспухшие глаза.

Ингри? — так и резануло по мозгам, что это — кличка или погоняло?! Тело сковывал сырой холод, отчего меня постоянно колотил озноб. Я лежала на кровати, в промозглой тёмной комнате, на влажных неприятных покрывалах.

— Это мы где?! — откровенно недоумевая спросила я, обращаясь, то ли к каменной комнате, то ли к мужчине, стоящему рядом.

— В моём замке, — спокойно, и как-то обыденно, ответил он. — В Норвегии, год уточнять не стану, но времена средневековые.

— Аха-хах, аха-хах, — не выдержала я, натужно смеясь. — Здорово вы это придумали! Средневековые времена, Норвегия, замок… — хотела продолжать я, отдаваясь воле подступающей истерики, но мой желудок сковало болезненным спазмом, и неожиданно настигший рвотный рефлекс, согнул меня пополам.

— Ингри, посудину, и полотенце! — скомандовал Виктор, и проворная женщина склонилась надо мной, помогая мне не захлебнутся собственными рвотными массами.

Неутихающие спазмы так и разламывали тело пополам, выжимая из глаз непрошенные слёзы.

— Это реакция организма на перемещение во времени, скоро полегчает, — всё также спокойно объяснил мужчина. — Еду твой желудок не примет еще пару часов, так что пока пьёшь только теплый травяной чай и воду.

— О.х.х. х — выдавила я, вытерев губы грубым льняным полотенцем. — Уже лучше, но невыносимо холодно. Почему здесь так холодно?

— Наверное, потому что здесь глубокая осень, — забавляясь заметил собеседник. Вот раз! Из жаркого лета в глубокую осень! — Это тебе не центральное отопление. Сейчас истопят камин, станет тепло.

— Вас это забавляет? Вам нравиться играть чужими жизнями? Не так ли? — снова вступила в разговор я.

— У тебя неделя! — неожиданно выпалил он, резко меняя тему разговора.

— На что? — злобно переспросила я, свесив ватные ноги с кровати.

— Как на что?! Чтобы полюбить меня! Хотя думаю, это уже случилось, — смягчился мужчина, чувствуя в себе безграничную самоуверенность.

— Вы сейчас серьезно?! — повысила я голос.

Ну вот не фига не случилось! Руку на отсечение отдам! Этот мужлан, этот громила с вечно хмурым лицом мне даже не нравился! От него разило высокомерием и злобой. Он вечно надо мной насмехался, как над дурёхой деревенской. Да я его терпеть не могла. А тут… Фууу, полюбить.

— Конечно, серьезно. Как никогда! Ты не попадешь обратно в свой мир, пока твои чувства ко мне не окрепнут. И точно не вернешься, если будешь дерзить и повышать голос. Гарантирую. В твоём настоящем ты могла найти защиту от меня, но в моём прошлом — её нет. Здесь ты беззащитна, и я могу сделать с тобой, что угодно.

Конечно, гнилая ты душонка, только и умеешь, что людей подавлять и унижать.

— Вы предлагаете мне сделку? — уже тише переспросила я, нервно проглатывая подступающие приступы ярости.

— Считай, что так. Может весьма неординарную, но назовём её сделкой века.