— Неужели? — приподнял бровь Тарас.

— Ну да. Была договорённость просто пугнуть, и всё.

— С Зурабом вы тоже об этом договорились?

Собеседник мгновенно сдулся.

— Но вы же… вы же пообещали, что всё пройдёт тихо-мирно.

— Насчёт Зураба и его людей я ничего никому не обещал, — голос полковника стал жёстче. — Девица и её приятель повели себя вполне адекватно, а вот ваши бойцы показали себя откровенными идиотами. Начали беспредельничать, за это и получили.

— А этот приятель, он что, тоже с Зурабом знается? — осмыслив сказанное, осторожно поинтересовался Оскар.

Тарас глубоко вздохнул.

— Если бы этот профессор тоже оказался человеком Зураба, мы бы сейчас не разговаривали. Тем не менее, именно через него мы можем выйти на господина Мгалоблишвилли, выявить его связи, а после прищучить и закрыть лет на двадцать, если не больше.

— Всё-таки чёрный бухгалтер? — понимающе хмыкнул грузин.

— Не совсем, но близко. Поэтому повторяю. Никаких лишних шагов, никаких наездов, никакого членовредительства. Обещаю, как только операция завершится, я отдам эту девку вам и вашим ребятам, и делайте с ней, что хотите.

— Ловлю вас на слове, Тарас Степанович, — довольно осклабился Оскар, поднимаясь из-за стола. — Прошу прощения, что потревожил.

— Не за что, Оскар Шалвович.

Тарас проводил взглядом удаляющегося ресторатора, затем едва слышно буркнул под нос «Дебилы, б…» и принялся продумывать план предстоящей беседы с Джонни. Цээрушник не О́скар, его на мякине не проведёшь, да и отчёт от девки он уже наверняка получил… Действительно, сука. Надо потом и вправду отдать её О́скаровым бойцам, пускай позабавятся…

Суббота. 20 октября 2012 г.

— Ну что, какие у нас на сегодня новости?

— Всё как обычно. Одна хорошая, одна плохая. С которой начать? — Михаил Дмитриевич пожал профессору руку и уселся на ставшее уже привычным место в углу.

Они опять, как и неделю назад, встречались в «ирландском» пабе. По мнению Смирнова, это заведение вполне подходило для тайного рандеву, плюс пиво здесь подавали приличное и кормили не в пример лучше, чем в обычном фастфуде.

— С плохой, — усмехнулся учёный, пододвигая товарищу бокал с пенным напитком. — Вот, специально для тебя заказал и проследил, чтобы налили правильно.

— В два приёма, за сто девятнадцать секунд?

— Сто девятнадцать и пятьдесят три, — поправил Синицын.

— Неужели с секундомером стоял?

— Почти… Да ты пей, пей, чего тормозишь? Ну и рассказывай заодно, что там у нас плохого…

— Да то же самое, что и раньше. Денег нет и пока не предвидится, — Смирнов отхлебнул пива, одобрительно крякнул и, подняв стеклянный бокал, глянул его на просвет. — А что? Неплохо. Лучше, чем в прошлый раз.

— Вот и я о том же, — фыркнул профессор. — Важно не только произвести, надо ещё и оформить правильно, чтобы душа радовалась.

— Душа, говоришь? — Михаил Дмитриевич поставил бокал на стол и, чуть прищурившись, посмотрел на приятеля. — Ну, тогда слушай вторую новость. Хорошую. Помнишь, мы говорили о том, чтобы найти подходящее место для установки?

— Помню.

— Так вот. Я это место нашёл.

— Не посоветовавшись с Андреем? — недоуменно приподнял брови Синицын.

— Представь себе, да, — Смирнов откинулся к стенке, снова взял в руки бокал и ещё раз приложился к напитку. — Горчит. Это хорошо.

— Что хорошо? — не понял профессор.

— Всё хорошо. И пиво хорошее, и место для твоего прибора.

— Да что за место-то? — не выдержал Шура.

— Отличное место, просто отличное, — бывший «чекист» уставился на собеседника немигающим взглядом. — В нашей конторе, Шур, работает один весьма интересный товарищ. Зовут его Борис Маркович Кацнельсон. Знаешь такого?

— Кацнельсон? Борис? — голос профессора звучал несколько ошарашенно. — Ну, в общем, да. Знаю. Его отец тоже танкистом был, как и мой. Три года в одном экипаже, от Сталинграда и до Берлина. Так что, сам понимаешь, было бы странно, если бы я не знал его сына.

— А я вот, как видишь, не в курсе, что вы знакомы, — покачал головой Михаил Дмитриевич. — Недоработка, однако, с моей стороны. Ну да не важно. Главное, что он, ты и Андрей, все вы друг друга знаете. Отсюда и выбор. Место, которое известно всем вам.

Синицын ненадолго задумался, потом поднял глаза на Смирнова и медленно произнёс:

— Кажется, я догадываюсь, о каком месте ты говоришь. У Кацнельсонов, помнится, была дача в Хлебниково. Они построили её году эдак в семьдесят третьем… или в семьдесят пятом… Ну да, точно, в семьдесят пятом. Тогда как раз Союз-Аполлон полетел. Я там даже бывал когда-то. Если Борис её не продал, место и вправду отличное. От института недалеко, дом тёплый, зимой можно жить, народу в посёлке немного, особенно, в конце осени, заборы высокие, никто ни к кому не заглядывает…

— Угадал, — улыбнулся «чекист». — Кацнельсон эту дачу не продал. Он отдыхает на ней каждое лето, а в зиму сдаёт студентам, как и его отец в середине восьмидесятых. Сейчас дача свободна, в 82-м, как я понимаю, тоже. Где-то до декабря надо решить, берём мы её или нет.

— А что тут думать? Берём. Такой шанс упускать нельзя.

— Согласен, — кивнул Михаил Дмитриевич. — Но тут опять вылезает вопрос с деньгами.

— Нам её не на что снять? — удивился Синицын.

— Да нет. Проблема вся в том, что снять-то мы снимем, но только здесь и сейчас. А в 82-м, пока ты не соберёшь прибор, об этом никто не узнает. Ни ты тамошний, ни Андрей, ни, тем более, Кацнельсон.

— Да. Это и, правда, проблема, — почесал затылок профессор. — Но ты знаешь, — он вдруг весело подмигнул приятелю. — Я думаю, что сумею её решить.

— Ты? Как?!

— Как-как… — пожал плечами доктор наук. — Добуду недостающую сумму. И — всё.

Смирнов недоверчиво посмотрел на Синицына.

— Уверен? А то ведь, смотри, ввяжешься в какую-нибудь авантюру…

— Уверен, Миш. Уверен, как никогда…

Шура не стал сообщать другу подробности вчерашнего разговора с Ларисой. И про неё саму не стал пока говорить. Рано ещё. Сперва надо дело сделать. То есть, встретиться со старшим менеджером компании «Реалар-инвест» и договориться с ним об условиях инвестирования проекта. В том, что договориться получится, Александр Григорьевич не сомневался. Недаром ведь вчера вечером Лариса передала ему двести тысяч рублей, пояснив, что это как бы залог будущего соглашения и что за эти деньги поручилась лично она, и если их Шура не примет… В общем, пришлось принять. Иных вариантов у него просто не было…

— Добрый вечер, Степан Миронович.

Витёк осторожно присел на лавочку рядом с куратором. Вид у него был виновато-смущённый.

— Здравствуй, Витюша. Здравствуй, — подполковник отщипнул от булки кусок и принялся неспешно крошить им возле скамейки. Голуби, слетевшиеся на угощение, тут же захлопали крыльями, закурлыкали, закрутили шеями и начали активно «толкаться», стараясь оттеснить от рассыпанных крошек «собратьев» и шныряющих туда-сюда воробьёв.

— Дурные птицы, — покачал головой Свиридяк. — Их даже приманивать скучно. Хлебушка брось и бери голыми руками любого, остальные и не почешутся. Ну, прямо как люди. Тех, правда, завлекают не хлебом, но суть та же. Лишь бы урвать что-нибудь на халяву, пусть даже из мышеловки. Не понимают глупые, что коготок увяз — всей птичке пропасть. Лезут и лезут, лезут и лезут, только б самим всё слопать, только бы ближнему не досталось. Учились бы у ворон. Вот этим — да, палец в клюв не клади. Сидит такая на дереве или, к примеру, прыгает по земле, вроде делами какими-то занята, а в то же время глазом по сторонам зырк-зырк, высматривает, есть ли опасность. Остановишься недалеко от неё, так она сразу же замирает, ждёт, что сделаешь дальше. Наклонишься, типа, шнурок завязать, глянешь на птичку, а её уж и след простыл. Понимает, умная, что могут и камнем швырнуть. Дурное-то дело нехитрое. Вот так вот…