В этом деле вообще было много странностей. И Джонни, и Свиридяк, оба, в один голос, уверяли, что гражданин Синицын охоч до женского пола и, уж кого-кого, а Лару никак не пропустит. Моментально сделает стойку на такую роскошную даму и тут же, не отходя от кассы, попытается её охмурить.

Они оказались правы. Профессор и впрямь «сделал стойку». Вот только охмурять дамочку почему-то не торопился. Мялся, жался, нёс какую-то чушь, хлопал ушами, потел как юнец…

«Блин, да он же до меня вообще не дотрагивался, — с ужасом подумала Лара, припоминая детали. — И что прикажете делать с таким? Самой на него запрыгивать?.. Можно, конечно, но это будет неправильно. Пусть лучше он активность проявит. Позвонит, пригласит куда-нибудь, а дальше посмотрим. Будет себя как цуцик вести, легонечко подстегну. Не будет — ещё лучше. Никуда он, короче, не денется… В любом случае, надо у Тараса потребовать, чтоб гонорар поднял. На такую любовь-морковь я нифига не подписывалась…»

Шурик сидел в кресле и тупо смотрел на заваленный бумагами стол. Вот уже два часа он думал не о том, о чём надо и к чему привык за последние тридцать лет. Его интересовали не вопросы квантования пространства-времени, не структура кварк-глюонного поля, не теория «великого объединения», не физический смысл гравитационных струн. Профессор размышлял о взаимоотношениях полов.

— Господи! Какая женщина! Какая женщина! — бормотал он себе под нос, вздрагивая на каждом слове. — Какая женщина! Убиться можно…

Лариса была родом из Обнинска — наукограда на границе Московской и Калужской областей, училась в аспирантуре РГГУ и снимала квартиру в полутора километрах от дома Синицына. А ещё Александр Григорьевич выяснил, что на двадцать один год старше дамы. Сама она, естественно, про свой возраст упоминать не стала, однако обмолвилась, что её отец участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, куда его отправили в командировку через неделю после взрыва энергоблока, из-за чего он так и не смог встретить жену с новорождённой дочерью в день, когда их выписывали из роддома.

Странное дело, девушка будто специально подчёркивала тот факт, что её отец, сотрудник Физико-энергетического института, был на семнадцать лет старше матери. Умер он, кстати, в 2005-м, сразу, как вышел на пенсию. Ларисе тогда даже пришлось уйти в «академ», чтобы поддержать мать. Полгода она провела на родине, а потом снова вернулась в Москву. И с этого времени начала совмещать учёбу с работой — денег на жизнь катастрофически не хватало. Кем она только не работала последующие шесть лет. И курьером, и секретаршей, и продавцом в палатке, и официанткой в кафе. Но только в этом году ей, наконец, повезло, и она нашла себе подходящую вакансию. Место переводчика-референта в одной достаточно крупной инвестиционной компании…

Всё это Синицын узнал за каких-то пятнадцать минут, пока вёл машину. Вообще говоря, он больше привык к праворульным авто — пока жил в Британии, водил подержанный Воксхолл, выделенный Университетом Манчестера русскому сотруднику. А когда вернулся в Россию, автомобиль приобретать не стал, рассудив, что передвигаться в таком мегаполисе как Москва легче общественным транспортом…

Приглашать Ларису к себе Александр Григорьевич не решился — постеснялся неухоженности холостяцкой квартиры. Быстро закинул в холодильник продукты и спустился во двор к ожидающей его девушке. Дальнейший путь они проделали, не прекращая «светской» беседы. Профессор, не сумев удержаться, всё же похвастался даме о проведённых за границей годах и своей научной работе. Услышав об Англии, дама весьма оживилась. Как выяснилось, поэзия британских классиков являлась темой её будущей диссертации. Джеймс Ривз, Уильям Блэйк, Томас Элиот, Киплинг… Синицын, желая произвести впечатление на спутницу, сразу же процитировал на языке оригинала самое известное стихотворение последнего:

«Boot — boots — boots — boots –

movin' up an' down again,

An' there's no discharge in the war!» [1]

Услышав английскую речь, Лариса весело рассмеялась и ответила цитатой из Хилэра Беллока:

«Whatever happens, we have got

The Maxim gun, and they have not».[2]

Увлечённые разговором, они чуть было не проехали нужную улицу. Успели повернуть в самый последний момент. Учёный помог девушке донести сумки, а потом они долго сидели на кухне, пили кофе с печеньем и болтали, болтали, болтали… Синицын никак не мог решить для себя, что же он хочет от дамы. Нет, девушка ему определённо нравилась. Он никогда не встречал таких красивых и умных. Однако впервые за долгие годы профессору было боязно. А ещё его очень напрягала разница в возрасте. Хотя сама Лариса этого как будто не замечала. Вела себя так, словно и впрямь увлеклась общением с гостем и была явно не прочь продолжить знакомство. В более, так сказать, «интимном» ключе. По собственным ощущениям Александра Григорьевича, Лариса смотрела на него не только как на приятного собеседника, но и как на мужчину. Впрочем, это могло всего лишь казаться… В итоге учёный просто поблагодарил хозяйку за угощение и, сославшись на занятость, покинул гостеприимный дом. И только вернувшись к себе, понял, что совершил глупость. Решительнее надо было действовать. Гораздо решительнее. Так, как он всегда поступал с понравившимися ему дамами.

До самого вечера Шурик накручивал и накручивал себя, вспоминая Ларису. И, в конце концов, дошёл до осознания того, что должен. Снова должен увидеть её. Прямо сейчас. И пусть весь мир подождёт. Взявшись за телефон, он быстро набрал нужный номер.

— Алло. Я вас слушаю, — отозвались в трубке.

«Слава богу! Никуда не ушла».

— Добрый вечер, Лариса! — Синицын с огромным трудом скрывал волнение в собственном голосе. — Это Александр Григорьевич. Помните, мы с вами встречались сегодня.

— Ну конечно, помню, — ответила девушка. — Вас, Александр, очень трудно забыть. И я отчего-то думала, что вы обязательно позвоните.

— Вы ждали звонка? — профессор не смог скрыть удивления.

— Ну да, ждала. А что в этом странного?

«Блин! Что за чушь я несу?!» — мысленно чертыхнулся учёный.

— Ради бога, простите, Лариса. Кажется, я глупость сморозил. Просто… просто…

Шурик никак не мог подобрать нужных слов, чтобы объяснить девушке, что ему очень хочется с ней встретиться.

— Просто вы… — подбодрили его на другом конце провода.

— Просто я хочу куда-нибудь вас пригласить, — выдохнул, наконец, Синицын. — Прямо сейчас. Если вы, конечно не заняты… Пойдёте?

Лариса выдержала короткую паузу и…

— С вами, Шура, куда угодно…

[1] «Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог. Отпуска нет на войне».

[2] «На каждый вопрос есть четкий ответ: у нас есть «максим», у них его нет».

— Здрасьте, Степан Миронович.

Свиридяк аккуратно свернул газету и покосился на присевшего рядом парня.

— Ну? Чем порадуешь?

— Дык, это… пришёл вот, как договаривались.

— Пришёл — это хорошо.

Подполковник слегка потянулся, глянул по сторонам и лишь затем повернул голову к осведомителю. Людей в парке практически не было, сидевший на соседней лавочке пенсионер ушёл минут десять назад.

— Откуда фингал? — Степан Миронович неодобрительно покосился на заплывший глаз конфидента. — Опять, небось, по электричкам шустришь?

— Упал… случайно, — пробормотал тот, невольно тронув себя за лицо.

— Смотри, Витёк, доиграешься, — процедил сквозь зубы «чекист». — Ещё раз попадёшься на жареном, вытаскивать из ментовки не буду. Понял?

Витёк боязливо поёжился.

— Да понял я, понял. А с электричками я давно завязал.

Соврать ему было, что высморкаться. Соврал и на этот раз. Шариться по ночным электричкам в компании дружбанов и приставать к припозднившимся гражданам Виктор Махов любил. Очень ему это дело нравилось. Чувствовал себя хозяином положения. Едва ли не вершителем судеб, когда с ухмылкой глядел, как очередная жертва выворачивает карманы, избавляясь от «ценностей». Прибыток пусть небольшой, зато положительных эмоций — масса. Приятно, чёрт побери, когда тебя все боятся. Впрочем, последний раз с электричкой случился облом. Щупленький дед с тросточкой оказался крепким орешком. А потом ещё какой-то пацан появился и девка, насквозь отмороженная. Еле ноги от них унесли. Ни денег, ни удовольствия. Только фингал под глазом и заработал. То ли гайкой, то ли подшипником приложили… хрен знает. В любом случае, особой радости это Витьку не доставило. Но самое смешное, что лишь на следующий день Махов наконец вспомнил, где видел этого парня. В бильярдной в Сокольниках. Сам Витёк там бывал регулярно. Впаривал клиентам мелки, наклейки, приторговывал разной мелочью. Именно этому говнюку он всучил под видом «фирмы» обыкновенный школьный мелок. Нагрел на трёху. А потом сам от него огрёб не по-детски… «Ну да ничего, земля круглая, встретимся рано или поздно в каком-нибудь тихом местечке. Отольются кошке мышкины слёзы. На лоскутки гада порву…»