— Да, в такое поверить трудно, — покачал головой подполковник.

— А что насчёт хороших новостей? — внезапно вспомнила Жанна. — Вы же говорили, есть и хорошие новости.

— Есть и хорошие, — кивнул Смирнов. — Шура, давай сюда свой портфель.

Передав портфель женщине, «чекист» попросил:

— Для начала глянь, пожалуйста, нет ли чего в кармане. Вдруг там опять послание для тебя, а мы его поэтому не нашли.

— Пусто, — Жанна проверила секретное отделение и вернула портфель Михаилу.

— Ну, тогда вот. Возьми почитай, — тот в ответ протянул ей два тетрадных листка. — Ещё два письма от Андрея. Ты их пока не видела.

— С этого и надо было начинать, — проворчала женщина, забирая оба послания.

— Дык, ты ведь сама просила. Сначала плохое.

— Мало ли что я просила. Не маленькие уже, могли бы и догадаться, что мне нужно в первую очередь…

Прочитав письма, Жанна откинулась в кресле и с довольным видом произнесла:

— Ну вот. Выходит, мы всё-таки встретились там, в электричке. Значит, я его всё-таки догнала.

— Ага. Кто бы сомневался, — ухмыльнулся Синицын.

— Слушай, а почему я здесь ничего об этом не помню? — неожиданно вскинулась дама, посмотрев на профессора.

— Как это почему? — удивился тот. — Я же тебе объяснял. Андрей сейчас в параллельном потоке и, пока они не сольются, ты ничего не вспомнишь.

— Ну да, действительно. Я что-то забыла об этом, — легко согласилась Жанна и повернулась к Смирнову. — А, кстати, зачем ему понадобился компромат на тебя? И тиражи Спортлото? Он что, решил обогатиться в том времени? Или ещё чего-то такое задумал?

— Тебе это лучше знать. Вы же с ним тридцать лет вместе прожили, — пожал плечами «чекист». — Но вообще, я полагаю, он хочет там что-нибудь изменить. Типа, историю нашу немного подправить, раз случай такой подвернулся. Между прочим, вполне вариант. Я бы, по крайней мере, рискнул. Если бы, конечно, сам оказался на его месте.

— Да. Это он может, — задумчиво пробормотала Жанна. — Вот только представить себе не могу, что именно он собирается сделать.

— А вот это как раз нам и стоит сейчас обсудить.

— Зачем?

— Затем, — поднял палец Смирнов, — что такие вопросы с кондачка не решаются. Через месяц мы должны быть готовы к тому, чтобы предложить Андрею чёткий план действий.

— А сам он что? Ничего умного придумать не сможет? — усомнилась Жанна.

— Одна голова хорошо, а четыре — лучше. Ну что? Будем сейчас обсуждать перспективы сохранения и развития СССР?

— Будем, — кивнул Синицын.

— Давайте, — согласилась супруга Андрея. — Это дело хорошее. Мне нравится…

— Итак. Какие у кого мысли? — спросил Михаил через десяток секунд, выложив на журнальный стол карандаш и несколько бумажных листов, явно решив фиксировать всё сказанное на бумаге.

— Первым делом грохнуть Меченого, а потом — Борьку. И про Чубайса с Гайдаром не позабыть, — сразу же предложила Жанна, рубанув воздух ребром ладони. — Там много таких, надо только припомнить, кто больше виноват, а кто меньше.

— Экая ты кровожадная, — усмехнулся Смирнов, откладывая в сторону карандаш. — Прямо-таки экстремистка.

— Ничего я не экстремистка, — нахмурилась женщина. — Просто я считаю, что каждый должен получить по заслугам. Всего-навсего.

— А я с Жанной согласен, — вклинился в разговор Синицын. — Предателей и изменников надо карать по всей строгости. Одиозные фигуры в нашей истории надо обязательно устранять. Стране от этого точно хуже не станет, а вот лучше — запросто.

— Да я, в общем-то, и не спорю, — пожал плечами «чекист». — Надо, так надо. Вот только что это нам даст? Исчезнут одни негодяи, на их месте могут появиться другие, такие же негодяйские.

— Э, не скажи, — возразил профессор. — Понятно, конечно, что свято место пусто не бывает. Однако всякому овощу свой сезон. Не так уж и много было у нас предателей. Уберешь десяток-другой, новые не сразу найдутся.

— Возможно, — не стал спорить Смирнов. — Но тут сразу возникает вопрос. А так ли обязательно убивать этих деятелей?

— Измена Родине — это даже хуже, чем измена жене, — отрезала Жанна. — Вот я бы, к примеру, Андрея ещё могла бы простить, если бы он, скажем, ну… это самое… с другой женщиной. Но если бы он стал вдруг предателем, то… Хотя голову я бы ему всё равно открутила. Чтоб неповадно было…

— Что именно неповадно? — невинно поинтересовался профессор.

— С другими бабами шуры-муры крутить, вот что, — буркнула Жанна. — Ну, всё, хватит об этом. Давайте лучше о деле.

— Да уж, серьёзно всё у тебя, — потрогал себя за шею Смирнов, словно прикидывая, каково это, ходить с открученной головой. — Честно признаюсь, не завидую я Андрюхе, ох, не завидую.

— А что? Были какие-то прецеденты? — прищурилась женщина. — А я, выходит, об этом ни сном, ни духом?

— Да не, ну ты что? — поднял руки «чекист». — Я же просто шучу.

— Не надо со мной так шутить, мне это не нравится.

— Всё, больше не буду, — повинился Смирнов. — А сейчас и вправду, давайте-ка лучше… хм, вернёмся-ка мы опять к нашим баранам.

— Вернёмся, — нехотя согласилась Жанна. Проблема супружеской верности её явно задела, но развивать эту тему и дальше она, по всей видимости, не могла. Фактов не было. А подозрения, как известно, к делу не пришьёшь. Пусть даже и небеспочвенные…

— Ну что ж, тогда, пожалуй, продолжим. — Михаил снова взял карандаш. — Повторю свой вопрос. Так ли необходимо убивать в том времени кучу народа?

— Это не народ. Это присосавшиеся к нему паразиты, — уточнил Синицын. — И их было не так уж и мало.

— Ну хорошо. Пусть паразиты. А как ты себе представляешь сам процесс их, хм, устранения? Неужели ты думаешь, что Андрей сможет вот так вот запросто взять и замочить десяток-другой будущих негодяев? Ладно. Предположим, он сумеет пересилить себя и придавить втихую какого-нибудь Собчака или Березовского. А как быть с главными фигурантами? Ни к Ельцину, ни, тем более, к Горбачёву он так просто не подберётся. Калибр у нашего Андрюхи не тот, его просто не подпустят к этим товарищам.

— А ты на что? — с ходу возразил доктор наук. — Вы же с ним в том времени уже познакомились. Ты ведь уже работал тогда в КГБ, а это, сам понимаешь, не хухры-мухры.

— Работал. Точнее, служил, — Смирнов с усмешкой посмотрел на профессора. — Только не забывай, Шур. Я сегодняшний и тогдашний — это две большие разницы. Пойми, наконец, что тот Комитет вовсе не был кровавой гэбней, про которую так любят талдычить наши доморощенные либералы. Мы никогда не были сборищем наёмных убийц и душителями свободы. Мы были частью системы и подчинялись закону. Закону, заметь, а не персоналиям или собственным представлениям о справедливости.

— Угу. Стояли на страже безопасности государства, — проворчал учёный. — Чистые руки, холодная голова, туда-сюда, шаг влево, шаг вправо…

— Именно так, — рассмеялся Смирнов. — Ты ещё про горячее сердце забыл.

— Не забыл, — криво усмехнулся Синицын. — Просто подумал, ты сам о нём вспомнишь.

— Ты прав, я действительно вспомнил, — с серьёзным видом подтвердил подполковник. — Это тоже имелось. Я ведь пошёл в органы не ради карьеры или каких-то там привилегий. Я на самом деле верил в свою страну и хотел ей служить. И служил не за страх, а за совесть, как и большинство комитетских, защищая даже не государство, а всех, кто в нём жил, трудился и строил великое будущее. Поэтому и говорю, что за просто так убивать обычных советских людей не стал бы. Даже если бы и узнал от того же Андрея, что эти люди могут со временем превратиться в предателей.

— Ну, хорошо, я понял твою позицию, — качнулся профессор. — Но что же тогда ты предлагаешь сделать Андрею? Как ему надо действовать, чтобы предотвратить неизбежное? Да еще в условиях, когда времени на раскачку почти не осталось. Всего три года пройдёт и аллес: здрасьте, граждане, я — комбайнёр Миша, сейчас мы с вами учудим перестройку.

— Сложно сказать, — вздохнул Михаил. — Но, в любом случае, в настоящий момент Андрей действует довольно логично. То есть, не прёт на рожон, а тихо-спокойно налаживает контакты со мной и моими коллегами. Я думаю, он пока просто ждёт одного знакового события.