— Да у тебя же ломка в натуре. Тебе же доза нужна. Что ж ты терпилу не обшмонал? Это же наш клиент. У него герыч в кармане.

Уркаган неожиданно дёргается, рука с ножом опускается ниже. Видно, и впрямь решил пощупать карманы заложника.

Бах!

На переносице у бандита появляется отметина попадания. «Минус один!»

Перемещаюсь на метр левее.

Следующая цель — относительно молодой, обливающийся потом «клиент». В руке у него пистолет. Ствол упирается в щёку дородной тётки. Её буквально трясёт от ужаса. На лице ни кровинки, вот-вот брякнется в обморок. Преступник тоже трясётся. На деле, видать, впервые, не привык ещё к таким передрягам.

— Парень, ты что, дурак? Зачем тебе это? На тебе же мокрухи нет. Бросай ствол и уматывай, тебя не тронет никто. Мать твою! Да что ж ты делаешь, дурик? У бабы ж инфаркт.

По расширившимся глазам бандита чувствую, что слова мои он так или иначе воспринимает. Тётка начинает медленно оседать на пол. Наверное, и вправду обморок. Растерявшийся урка, вместо того, чтоб стрелять, пытается подхватить заложницу — какое-никакое, а всё же укрытие. Рука с пистолетом уходит в сторону.

Бах!

«Минус два!»

Получи, гадёныш, первую ходку. Только не в зону с подельниками, а в морг.

Делаю ещё один шаг.

Ух ты, какой типаж! Настоящий абрек. Нос горбом, усов нет, щетинистая борода от уха до уха. Взгляд хищный, хозяйский.

У этого в заложниках девушка. Молодая, красивая. Фигура, как у фотомодели.

Понятно, почему кавказец доволен. Не только прикроется, но и полапать успеет девицу. А то и с собой утащит, с него станется.

— Эй, джигит! Ты уж реши как-нибудь, что важнее. Бабу корячить или сперва поединок. Ты же мужчина, а не сопля. Разберёмся, кто круче, того и девка. Ну?! Чего телишься?! Э! Да ты ж не мужик нифига, у тебя же вообще не стоит!

Реакция у противника предсказуемая. Злобно ощерившись, он отрывает ствол от виска красавицы и поворачивает его в мою сторону. Медленно, слишком медленно. Я в этом деле гораздо быстрее.

Бах!

«Минус три!» Сдерживать надо эмоции. Это тебе не баранов в горах пасти.

Всё. Последний противник. По виду, самый опытный и самый опасный. Рецидивист со стажем. Этот на провокации не поддастся. Смотрит холодно, оценивает перспективы. И прячется хорошо. Видно только полголовы, а оружие, скорее всего, в спину заложнику упирает. А заложником у него дед лет семидесяти. На груди орденские планки. Держится молодцом. Чувствуется в нём сила. И дух. Дух несломленного временем ветерана.

С уркой я говорить не хочу.

— Не волнуйся, отец. Всё будет нормально.

— А я и не волнуюсь, сынок, — спокойно отвечает старик. — Я своё уже отжил. Ты на меня не смотри. Стреляй. Если и заденешь меня, то не страшно. Главное, не дай уйти этой мрази. Нечего ему нашу землю топтать.

Говорит, а сам глаза скашивает вниз и вправо. Давай, мол, парень, готовься. Как только рванусь в сторону, так сразу вали урода.

И он действительно бросается в сторону. Причем, настолько ловко, что бандит даже не успевает понять, что случилось. А когда наконец понимает, сделать уже ничего не может. С дыркой в башке особо не пошустришь.

«Спасибо, отец! Молодец, что в живых остался…»

Вытираю льющийся по лбу пот. Опускаю руку с «макаровым».

Теперь точно всё! Противники кончились. Как и патроны в пээме.

Наваждение понемногу уходит. Перед глазами опять мишени. Всего лишь мишени — не люди…

— Охренеть не встать, — слышится из-за спины голос Паши.

— Да уж. Дал так дал. У меня так ни разу не получалось.

А это уже Михаил. Странно, ведь он сам мне когда-то это упражнение показывал. Впрочем, чего это я? Это же в будущем было, не здесь.

На плечо ложится чья-то ладонь.

Подошедший Иван Николаевич аккуратно разжимает мне пальцы и вынимает вставшее на задержку оружие. Потом смотрит мне прямо в глаза и тихо интересуется:

— Андрей. А зачем ты кричал во время стрельбы?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Просто… просто я как-то представил себе, что там и взаправду люди…

Подполковник какое-то время молчит, а затем произносит со вздохом:

— Знаешь, Андрей. Иди-ка ты лучше домой. Водочки тяпни, проспись, а мы уж тут как-нибудь сами… продолжим. Тебе, я думаю, на сегодня хватит… Так, мужики?

Он поворачивается к остальным.

Остальные не возражают. Я, в общем, тоже. Поскольку и впрямь устал. Устал не физически — морально. Выпили меня досуха все эти видения будущего. Нашего, увы, будущего…

От переживаний я отошёл только на улице, на полдороге в общагу. Более-менее успокоился и привёл в порядок разбегающиеся тараканами мысли. «Ну что ж, отстрелялся вроде неплохо. Будет теперь товарищам офицерам над чем подумать. Новую порцию информации я им подкинул. И это есть хорошо…»

Аккордную работу мы закончили точно в срок. Тютелька в тютельку. Успев и рабочее место убрать, и инструменты почистить от песка и раствора.

— Вострим лыжи? — первым делом поинтересовался Синицын, вытирая рукавом пот и кивая в сторону дверного проёма.

— Балда. Мастеру надо сначала проставиться.

— Точно, — хлопнул себя по лбу Шурик. — Я тогда побегу.

Приятель метнулся к лестнице, а я, подхватив лопаты и ведра, не спеша двинулся следом.

По новой мы с ним пересеклись уже на выходе из здания. В руках у Синицына была обыкновенная пластиковая канистра (до того он прятал ее в подвале, вдали от любопытных глаз и загребущих ручонок)…

— Это что, пиво? Или, может, коньяк? — с подозрением покосился на нас Петрович, открутив у десятилитровой ёмкости крышку и принюхавшись к содержимому.

Шурик растянул рот до ушей.

— Квас, Петр Петрович. Мы ещё маленькие, нам пиво не наливают.

— Ради такого случая могли бы и расстараться, — пробурчал Петрович с явным разочарованием в голосе.

— Да ладно тебе, Петрович. Квасок заместо рассола пойдёт, — ухмыльнулся присутствующий в прорабской Иваныч. — Сам знаешь, нам завтра процентовки подписывать.

— Это верно, — вздохнул «хозяин площадки», поворачиваясь к дяде Коле. — Они там как, всё закончили?

— Всё.

— Тогда доставай обходной.

Мастер по очереди расписался в двух обходных листах, передал их нам, после чего вручил лично мне небольшую книжечку цвета беж:

— Держи, Андрей Батькович. Заслужил. И это… короче… поздравляю тебя с присвоением строительного разряда.

— Спасибо.

Я раскрыл свеженькое удостоверение.

«Штукатур 3-го разряда».

— А почему штукатур?

— А я почём знаю? — пожал плечами Петрович. — Это ж не я, это кадровики написали. Им без разницы, что слесарь, что каменщик, что штукатур.

— Понятно.

— А нам это, зарплата какая-нибудь полагается? — бесхитростно полюбопытствовал Шурик.

Мастер с Иванычем переглянулись.

— Вопрос правильный. От каждого по способностям, каждому по труду. Работы я вам на всю бригаду закрыл. Всё по ЕНИРам, чин-чинарём. Шестьсот семьдесят три рублика на одиннадцать человек.

— Это значит, по шестьдесят одному на каждого, — быстренько подсчитал приятель. — Здорово! А где получать?

— Понятия не имею, — почесал затылок Петрович. — Договор у нас с институтом. Деньги туда переправят. Зайдёте у себя в бухгалтерию, спросите.

— У-у-у, — Синицын разочарованно выдохнул.

Он, видимо, полагал, что зарплату можно получить прямо здесь и сейчас. Рассеивать и дальше его иллюзии я не стал. Хотя знал, что на всё заработанное обязательно наложит лапу наш комитет комсомола, и «живых» денег никто из нас не увидит…

— Ну что ж, поздравляю вас с окончанием практики, товарищи студенты, — подытожил разговор мастер. — Если из института выгонят, милости прошу к нам на стройку…

По возвращению в общежитие, Шурик заперся у себя в комнате. Наши с картошки ещё не приехали — если мне не изменяет память, должны прибыть к вечеру. То есть, было время и в блоке прибраться, и ботинки, что мы позаимствовали у Володи Шамрая, почистить, помыть и вернуть на законное место. Вроде как и не пользовались.