Похоже, именно через подобную дверь Данте и вернулся в Прагу из Киева, когда я приложила его о дверь вестибюля метро и сбежала. Какую плату принес он? А Женевьева? Она ведь обнаружила несколько связанных дверей-аномалий прямо в Особняке и не единожды ими пользовалась. Возможно, Женевьеву двери просто любили больше, чем Сагу, и она была как раз из тех вигиларов, которые умели договариваться.

Но весь опыт Саги с дверями-аномалиями был ужасным.

– Звучит опасно, – нахмурилась я. – Но тем не менее, вы их используете.

Сага пожала плечами и еще раз поднесла к глазам часы.

– Только самые изученные и только при необходимости. Например, если случилось пространственное нарушение. Или всплеск искажений. Нужно быстро оказаться на месте, так что другого выхода у нас нет.

Закатав рукава, она принялась копошиться в небольшой поясной сумке.

– Если бы у всех был такой дар, как у тебя, – продолжала Сага. – Дозорным было бы куда проще нести службу. Я уже молчу о стерильности.

Она достала небольшой перочинный ножик и антисептический спрей. Прежде, чем я успела что-то сказать, Сага зажмурилась и полоснула себя по ладони. Две полоски крови свесились с краев пореза, темные капли закапали на пыльный бетон.

– Что ты делаешь? – охнула я. Сага выглядела так, будто ее сейчас стошнит.

– Пытаюсь договориться с дверью, чтобы вывела нас отсюда, – сдавленно пояснила она, подходя к киоску. – Всего существует пять дверей, через которые можно попасть в Дозорный Дом. И три из них, к несчастью, любят кровь.

Она обхватила ручку дверцы киоска, через которую мы сюда попали, и зашипела от боли – а через миг этому шипению вторил металл под ее ладонью. Мне почудился запах расплавленной кожи, и я подскочила к Саге, чтобы помочь, но в этот момент дверь отворилась.

– Не отставай! – приказала Сага и исчезла внутри.

Света здесь было непривычно много. Он лился из высоких окон, параллельными полосами ложась на пол, падал на стеклянную поверхность журнального столика и подсвечивал лепестки ромашек в невысокой вазочке, делая их прозрачными. Его тепло я ощущала на своей коже. После мрака и сырости заброшенной станции это было как нельзя кстати.

– Вот мы и дома, – объявила Сага, жмурясь, как довольная кошка. Перемена между ней сейчас и той ее версией, что справлялась с тошнотой и поила ручку старой двери своей кровью, была разительной.

– Как твоя рука?

Она продемонстрировала мне невредимую ладонь. Но ведь я сама видела и нож, и кровь. Или?.. Сага улыбнулась моему смятению.

– Я не знаю, как это работает. Главное – работает. Иначе бы мы все ходили со шрамами на ладонях, как какие-то культисты.

– О, Сага. – Невысокая полная девушка с затейливой прической из нескольких кос быстро шла к нам. – Ты вернулась… с компанией.

– Компанию зовут Клара, – охотно представила меня Сага, заправляя за уши спутанные льняные волосы. – Клара, знакомься, это Мирослава. Она, можно сказать, душа Дозорного Дома.

У Мирославы было аккуратное круглое лицо и подвижные тонкие брови. Светло-голубые глаза смотрели из-под них не враждебно, но настороженно. Душа Дозорного Дома не была открыта для всех желающих.

Мирослава кивнула мне, не сводя изучающего взгляда. Я улыбнулась, подозревая, что выглядит это фальшиво, и она точно поняла, что я ее боюсь.

– Подожди меня на кухне, хорошо? – попросила Сага. – Я приведу себя в порядок и приду за тобой.

– Я покажу, где кухня, – вызвалась Мирослава. – И умывальник.

Она отвела меня в ванную, и под ее надзором я вымыла руки. Мыло пахло жвачкой. Мирослава молча подала мне небольшое полотенце из пестрой стопки, и, молча же забрав его, бросила в корзину для использованных полотенец. Поначалу я была благодарна, что Мирослава не задает никаких вопросов, но вскоре чувство, что это не мешает ей молчаливо оценивать меня и делать неутешительные выводы, вынудило меня мучительно и безуспешно думать над поводом завязать разговор.

– Не переживай, – сказала Мирослава. Похоже, ее холодный взгляд ввел меня в заблуждение, и она не была настроена ко мне так уж неприязненно. – Мы все когда-то пришли в Дозорный Дом впервые. Скоро ты здесь освоишься.

Пожалуй, только сейчас я поняла, что, в представлении Саги, Мирославы и, наверное, всех, кого я здесь еще встречу, я пришла сюда, чтобы остаться. Но так ли это? Я сама не знала. Любому человеку необходимо место, которое он может считать своим домом. Особенно такому потерянному, вырванному из жизни с корнями человеку, как я.

– Спасибо.

– Но, думаю, я должна сказать, что… – Мирослава замялась, явно подбирая правильные слова. – На днях в Дозорном Доме произошли серьезные перемены.

– В руководстве, – понимающе кивнула я.

Мирослава чуть нахмурилась, очевидно, догадавшись, кто мне проболтался. Прости, Сага, за грядущий неприятный разговор.

– Верно. В общем, мы еще не вполне наладили процессы, поэтому все здесь может показаться тебе… довольно неприветливым. Если нужна будет помощь, обращайся к Саге или ко мне. – Мирослава улыбнулась, и мне почему-то подумалось, что она делает это нечасто. Ее улыбка казалась особо ценной. Увы, это не делало ее искренней. – Я пока подготовлю для тебя комнату.

Мирослава удалилась вглубь дома, а я зашла на кухню – просторную, светлую, с двумя прямоугольными столами и невесомыми занавесками на окнах. Широкоплечий парень в красной футболке колдовал над эмалированной кастрюлькой у плиты. Услышав мои шаги, он обернулся. Даже если мое появление его удивило, это никак не отразилось у него на лице.

– Привет. Я Любомир.

– Клара.

– Ты не против скрэмбла, Клара?

Что бы ни говорила Мирослава, это было очень даже приветливо. Не исключено, что у нас просто разные критерии. Ей просто никогда не доводилось жить под одной крышей с Женевьевой, которая долгое время только и делала, что фыркала и закатывала глаза в моем присутствии.

– Не против.

Любомир кивнул, чтобы я садилась, и вернулся к готовке. С его стороны приглушенно зашипело, и кухню заполнил аромат жареного бекона. В который раз я вспомнила, что все эти дни чертовски не доедала. Я выбрала ближайший стул с резными ножками и мягкой спинкой, и затаилась на нем.

Происходящее вызывало у меня смешанные чувства. Все казалось нереальным. Затопленный солнцем коридор и ромашки, маленькие полотенца для рук и тарелка со скрэмблом, томатами и полосками бекона, приземлившаяся передо мной. Здесь было хорошо. Но это место также являлось отчетливо чужим, и только экземпляр «Последних чудес», с которым я не решалась расставаться, утешающе лежал на коленях, словно говоря: вот я. Я тебе не чужой. Выше нос, Клара.

Завтрак оказался превосходным, о чем я незамедлительно сообщила Любомиру. Тот довольно заулыбался и, достав из холодильника (в два раза большего, чем тот, что стоял на крохотной кухне в Особняке) масло и яйца, начал готовить новую порцию. Похоже, он намеревался простоять у плиты целое утро, кормя всех вошедших своим скрэмблом. Может, это его способ справляться с серьезными переменами.

Я уже почти закончила со своей порцией, как дверь резко распахнулась. Но вместо Саги на кухню влетела маленькая азиатка с двумя хвостиками, перехваченными пушистыми розовыми резинками. Не замечая меня, она подбежала к Любомиру, подпрыгнула, обвивая его мощную шею тонкими ручками, и повисла, пускаясь в веселую, как птичьи трели, болтовню. Любомир что-то тихо ответил ей, невозмутимо взбивая яйца в кастрюльке. Казалось, она для него не тяжелее перышка.

Я догадалась, что они – пара. Их странный тандем напоминал о носороге и маленькой птичке, сосуществующих в идеальном симбиозе.

Обменявшись с Любомиром несколькими фразами, девушка спрыгнула на пол и направилась ко мне. У нее были острые глаза и высветленные до кремовой желтизны брови.

– Привет, Крара. Меня зовут Сэцуко. Ты из России?

Из Особняка. Из ниоткуда. Как я могу знать?