А разбудили меня искажения из трех межпространственных коридоров, которые все это время оставались открытыми.

Доза адреналина, попавшая мне в кровь, оказалась несоизмеримой с преодоленной высотой. Я просто свалилась с лавки. Но секунду назад я была свято уверена, что скатываюсь с края платформы под поезд. В ушах шумело, сердце бешено колотилось. Приземление на плечо оказалось не очень удачным.

Доля везения на сегодня закончилась. Теперь придется разбираться с тем, что осталось.

Медленно поднявшись, я огляделась: что же случится дальше?

Я больше не могла перемещаться в межпространство самостоятельно. Я больше не видела его, проходя через срезы. Сегодня мне пришлось воспользоваться тремя – и трижды межпространство ускользало от моего восприятия, делая магию перемещения бесшовной и практически незаметной. Но никто не закрыл межпространственные коридоры. Никто не уничтожил порожденные межпространством искажения – оттиски моих воспоминаний о реальности, – и теперь они пришли, чтобы найти свое место рядом со мной.

Подсвеченная фонарями площадь расплывалась перед глазами. Рембрандта на постаменте сменил советский солдат с винтовкой, а ночных дозорных у изножья – танкисты и летчики с рельефа из московского метро. Я быстро подняла распластанные «Последние чудеса» и выпавшие из них страницы дневника Финеаса Гавелла; вовремя, потому что бетонные плиты начали проседать под моими ногами. Переместившись в безопасность на газон, я наблюдала, как посреди площади Рембрандта появляются ступеньки, уводящие под землю, в темноту.

Через секунду это уже был спуск на старую ветку метро Будапешта – характерно узкий, обрамленный желтыми перилами. Несмотря на ночь и неровный свет фонарей, с темнотой в этом спуске было что-то не то. Она подступала неестественно, со второй ступеньки, и была густой настолько, что спрятаться в ней могло что угодно. Я не спустилась бы туда ни за что на свете.

Сердце все еще билось так, словно я только что завершила марафон. Инстинкты вопили мне бежать, но я понимала, что это бесполезно. И даже если я закрою глаза, пытаясь спастись от искажений, они проникнут и по ту сторону век.

Они всегда до меня доберутся.

Беспомощность наполнила мои глаза слезами, и я крепко зажмурилась, стараясь хотя бы не дать себе разрыдаться посреди пира галлюцинаций.

Стоило закрыть глаза, и в нос ударил запах сырой земли, мха и влажных камней. Я снова находилась в Лабиринте, на стыке реальности, межпространства и бесконечной тьмы.

Из всего этого не было выхода. Последние двенадцать часов я только и делала, что надеялась. Надеялась, что справлюсь, что придумаю гениальный план и спасу Данте. Даже мечтала, как прослежу, чтобы Анджела получила по заслугам.

А ведь это было так наивно с моей стороны. Не стоило позволять себе заходить так далеко в мечтаниях. Я потеряла связь с межпространством. Я вымотана. И, как это ни прискорбно, я не могу спасти даже саму себя.

Перед глазами взметнулась призрачная вуаль, и я, не понимая, частью какого мира она является, взмахнула рукой в попытке ее прогнать.

– Эй, эй, полегче!

Незнакомая девушка втащила меня в бледный круг света от ночного фонаря и, вцепившись пальцами мне в плечи, что-то спросила. От удивления, что галлюцинации отступили, и неожиданности я не расслышала ни слова. У девушки были короткие белые волосы, слегка завивающиеся возле ушей, такие же бледные брови и ресницы, и удивительные, инопланетянские глаза: темно-карие радужки заполняли почти весь разрез. У нее было лицо человека, которому не все равно, и это предопределило мое отношение к ней с первой секунды.

– Ты ангел? – спросила я решительно. Титул Мисс Городской Сумасшедшей будем моим.

– Что? Нет, – засмеялась девушка, предусмотрительно не убирая рук с моих плеч – если бы она сделала это, я, возможно, пересчитала бы брусчатку под ногами собственным лицом. – Меня зовут Сага. Ты в порядке?

Я глядела на нее во все глаза, не вполне веря, что она не исчезнет, стоит мне на миг отвлечься. Сага была высокой, выше меня на полголовы, и казалась абсолютно неземной, а неверное желтоватое освещение площади Рембрандта в ее присутствии навевало мысли о церковных свечах. Совершенно неожиданно в ночном амстердамском воздухе повеяло не каннабисом, а ладаном.

Она правда не ангел?

– Нет. Я совсем не в порядке.

– Слушай, я знаю, что с тобой произошло, – доверительно шепнула Сага, сопровождая меня обратно к лавке, где все еще лежали недоеденный чизбургер и детская пачка сока. – Мы вместе со всем разберемся, я обещаю. Ты только не волнуйся.

В каждом ее движении сквозила заботливая сила, руки, поддерживавшие меня, были как объятия теплого пледа. И если существовала любовь с первого взгляда, то к Саге я с первого взгляда воспылала доверием. В борьбу с ним тотчас же бросился весь мой горький опыт, но тем временем я безропотно позволила Саге усадить меня на лавку и поправить сбившийся набок капюшон.

– Тебе сейчас кажется, что весь мир сошел с ума, – сказала она. – Дело в том, что сегодня в метро ты нащупала срез… Отыскала тайный маршрут между двумя городами, которые на самом деле метро совсем не связаны. В это сложно поверить, но…

Так, стоп. Этот этап я уже проходила. На станции метро в Киото. Когда меня, потерянную и потерявшую больше, чем я тогда могла представить, встретил Дмитрий.

– Погоди, я в курсе про срезы, – перебила я, и заботливая Сага вмиг стала растерянной.

– Откуда?

Лишенный теплых покровительственных ноток голос зазвучал отрезвляюще. Сага на секунду прищурила свои удивительные глаза.

– Погоди, я же тебя знаю! – воскликнула она с такой радостью, будто разгадала сложный ребус. – Я же видела тебя… точно! В старом особняке Гавелла. В Праге.

– Ты тоже работаешь на Анджелу?

– Нет, я с Дозорными. – Как будто я знаю, что это означает. – А ты, получается, одна из ее курьеров?

Откат после ангельского появления Саги был тяжелым. Я почувствовала себя вдохновленной проповедью прихожанкой, вышедшей из церкви в мир, полный горя и жестокости, и предсказуемо почувствовавшей себя обманутой.

– Бывший ее курьер, – коротко поправила я.

Сага хмыкнула и достала из кармана своей джинсовой в мелкий белый горошек куртки пачку сигарет.

– Не знала, что вам можно увольняться.

– Я сбежала.

– О… ну, не удивительно. Мы уже делали ставки на то, как долго продержится ее маленький бизнес.

Я окончательно убедилась, что ее глаза столь удивительны благодаря необычным линзам. Прости, Клара, ангелов не существует. Пока только демоны, встречавшиеся тебе на пути, оказывались настоящими.

Ненависть, которую я обнаружила в себе ранее, вновь пустила обжигающие корни в моей груди. Делали ставки. Пока Шейн резал руки, не в силах вспомнить о смерти Захара. Пока Женевьева отбивалась от домогательств уродов, которым мы доставляли посылки. Пока Нана и Оскар молчали, обремененные каждый своей ношей. Все мы варились в адском котле, некоторые из нас не догадывались, откуда все эти огненные брызги и жарища, Анджела занималась бизнесом, а некие Дозорные, возможно, знавшие обо всем, что происходило в Особняке, – делали чертовы ставки.

– Я поняла, что ты и твои друзья-Дозорные очень весело проводили время. А теперь, может, объяснишь, кто вы вообще такие? Кто ты такая? И как ты меня нашла?

Уловив в моем тоне гнев, Сага заметно расстроилась, но, отложив сигареты, постаралась ответить по существу:

– Я кастигар ордена Дозорных.

Кастигары. Вигилары. В записях Финеаса были эти слова! Где-то в мире уже больше ста лет существовал целый орден, занимающийся пространственными аномалиями. И теперь этот орден в лице высокой девушки со странными линзами настиг меня.

– У нас произошел переворот пару дней назад, – продолжала Сага, хрустя пачкой сигарет. – Анджела Боттичелли переманила на свою сторону одного из старших Дозорных, Дмитрия Соболева, а остальным затыкала рты деньгами. Старшие Дозорные не реагировали на нарушения, а от нас, новичков, истинное положение дел скрывалось. Так было бы и дальше, если бы Ласло не узнал правду. И когда мы поняли, что происходит, нам ничего не оставалось, кроме как устранить стариков от власти.