– И что вы будете теперь делать? – спросила я, немного удивленная совпадением: целых две структуры – особая служба доставки Анджелы Боттичелли и старый коррумпированный орден Дозорных – разрушились практически в один день.

– Мы собираемся навести порядок, – с готовностью сказала Сага, как будто этот ответ давно вертелся у нее не языке. – Держать пространственных преступников подальше от реальности. Держать все срезы под контролем. И искажения тоже.

– Значит, ты здесь из-за моих срезов… – Я заметила, что статуя Рембрандта, точнее, советского солдата, превратилась в бесформенную массу перед новой порцией метаморфоз, и во мне зажглась надежда. – Поможешь закрыть оставшиеся после них коридоры?

– Коридоры, оставшиеся после твоих трех срезов, детка. – Сага впечатленно присвистнула. – И два из них – абсолютно свеженькие. До сих пор я считала, что в Амстердам можно попасть исключительно через Тюнель. Конечно, тебе, должно быть, сейчас вообще хреново из-за искажений, но это мы поправим. А два новых среза за день – это очень круто.

– Спасибо, – неловко пробормотала я. На постаменте над медленно плавящейся военной инсталляцией стоял бронзовый Ван Дейк, баюкающий в руках огромную ящерицу. Следовало поторопиться. Я поднялась, и Сага, печально вздохнув, спрятала так и не распакованную пачку сигарет в карман.

– Ты права. Уже полдесятого. Надо поторопиться, чтобы успеть заскочить во все последние вагоны в нескольких временных зонах… Кстати, я же забыла спросить твое имя.

Я выкинула холодные остатки чизбургера в урну и подняла «Последние чудеса».

– Клара.

Сага посмотрела на меня со смесью удивления и восторга. С ее линзами это выглядело впечатляюще.

– Клара? Данте рассказывал о тебе! Ты та самая девочка-аномалия. Божечки, я так рада знакомству! – Она схватила мою руку и энергично ее затрясла. – Я, конечно, забегаю наперед, но Дозорные были бы очень не против заполучить тебя в свои ряды.

Большинство ее слов после «Данте» пролетели мимо моих ушей. Я непроизвольно сжала пальцы Саги.

– Откуда ты знаешь Данте? – ахнула я, разом вспоминая все недели и месяцы, когда он не появлялся в Особняке, и соединяя крохи информации невидимыми нитями. – Он один из Дозорных?

– Не совсем. Но он часто бывает у нас. Он что-то вроде вольного посетителя. Но давай отложим вопросы на потом, ладно? – Сага утешающе погладила меня по плечу. – Обещаю, когда мы разберемся с твоими искажениями, я приведу тебя в безопасное место, где ты найдешь ответы на все свои вопросы. Но сначала – искажения.

– Хорошо, – сказала я, старательно игнорируя то, что брусчатка у меня под ногами превращается в расписные полы зала в стиле рококо. – Веди.

Сага знала множество маршрутов и с радостью разделила мою ответственность, активно советуя и предлагая, пока мы не сошлись на варианте, который устраивал нас обеих. В итоге мы решили вернуться в Будапешт через Стамбул, а затем пройти мой сегодняшний путь повторно, уничтожая оставшиеся в межпространственных коридорах искажения. Небольшой крюк позволил бы сэкономить время на поиске обратных срезов, которых на пройденных участках могло и не оказаться.

Первый срез прошел удачно – перед глазами на миг вспыхнуло то, что я могла бы назвать границей между реальностью и межпространством, – и вагончик фуникулера Тюнель остановился на станции Бейоглу.

– Все нормально? – спросила Сага. Кажется, за тот час, что мы знакомы, я услышала от нее этот вопрос не менее пяти раз.

– Не смогла разглядеть межпространство, – призналась я. – А у тебя все получилось?

– Угу. Искромсала наших с тобой двойников и кучу искажений помельче. Там столько статуй и картин. Оказывается, ты большая любительница искусства.

– Это обманчивое впечатление. – Я поежилась, вспомнив о злосчастном «Пшеничном поле с воронами».

– То есть, ты не любишь искусство? – подняла бровь Сага, опираясь спиной на расписанную в турецком стиле стену.

Знает ли она об исчезающем Лабиринте в Особняке Гавелла и о том, что эта странная конструкция делает с теми, кто туда попадает? Я была мало в чем уверена и до того, как Данте рассказал, что меня стерли из реальности, а теперь дела с этим обстояли еще хуже. Даже собственное имя – мое ли? – звучало как повод для дискуссии. Люблю ли я искусство? Или просто привыкла к нему?

– В Особняке довольно много картин, – ответила я, ясно показывая, что не хочу говорить об этом. – Возможно, я попросту насмотрелась на них, пока там жила.

И, чтобы сгладить резкость, я спросила:

– Слушай, а что у тебя за оружие? Ну, из света. Которым ты разрушаешь искажения.

– Бродэкс.

– А что это? Какая-то… булава?

– Викингская боевая секира, – пояснила Сага, кажется, ничуть на меня не обидевшись. – Видимо, эта штука в межпространстве, которая создает для нас оружие, решила, что, раз я шведка, это будет забавно подчеркнуть.

– О. – Неожиданно для себя я поняла, что улыбаюсь. – Это мило. У меня просто кинжал.

Был. До того, как его свет искрошился о живую тьму.

Интересно, что «эта штука в межпространстве» пыталась подчеркнуть, создавая для меня кинжал? Что она подразумевала, вручая Данте боевую косу?

– Кинжал – это тоже круто, – заверила меня Сага, неправильно поняв мою озадаченность. – Наверняка с ним не чувствуешь себя так глупо, как когда тебе предлагают рубиться с искажениями топором на длинной ручке. Серьезно, я даже сходила на несколько уроков исторического фехтования, чтобы не растерять в межпространстве всю самооценку.

Из тоннеля медленно выплыл вагончик, и мы забрались в него. Через еще две поездки туда-сюда на подземном фуникулере поезд доставил нас в Будапешт, на синюю ветку, работавшую только по будням. Поскольку я понятия не имела, какой сегодня день, было неплохо внести хотя бы эту крошечную ясность – не суббота и не воскресенье.

Мы перебрались на старую ветку, где оставался вход в первый из межпространственных коридоров, открытых мною сегодня.

Когда дверцы вагона сошлись, и кряхтящий от историчности поезд двинулся в темную неизвестность, Сага, вопреки ожиданиям, даже не подумала о том, чтобы взять меня за руку. Я решила, что она сделает это непосредственно перед срезом – чтобы все искажения, проникшие в реальность, потянулись за мной в межпространство, где их можно будет уничтожить.

Но этого не случилось.

Мы вышли на станции в Киото, и я обеспокоенно посмотрела на Сагу.

– Получилось?

– Естественно. А почему могло не получиться?

Я почувствовала себя глупо.

– Ну, ты не взяла меня за руку.

– Эм… – Сага легкомысленно улыбнулась. – Прости, но мы пока еще не так близко знакомы.

– Погоди-ка, – нахмурилась я. – Разве ты не должна взять меня за руку, чтобы искажения отреагировали на меня и… ну, притянулись в межпространство из реальности?

– Нет, – сказала Сага. Кажется, ее немного задела моя серьезность. – Вполне достаточно, чтобы ты просто прошла через срез рядом со мной, как обычно.

– А если ты возьмешь меня за руку? – не унималась я.

– Кастигар может взять за руку вигилара, чтобы позволить тому увидеть межпространство.

Прозвучало несколько заученно, будто одна из базовых теорем. Возможно, для Дозорных это и были теоремы – смелые попытки запихнуть необъяснимое в термины и взаимосвязи. И хоть мне все это пока было чуждым, в голове уже сложилась картина, в которой вигиларами назывались курьеры, бездумно открывающие срезы в метро, а кастигарами – их невидимые преследователи, ныряющие в межпространство и следящие, чтобы ни одно искажение не покидало его пределы.

– Но это так, бонус, – продолжала Сага. – В затягивании тебя в межпространство нет нужды. Разобраться с искажениями и закрыть коридор я могу и без твоего непосредственного участия.

Вот как. Получается, тогда весной Данте взял меня за руку просто так? Показал мне межпространство, хотя в этом не было настоящей необходимости. Познакомил с тем, что всегда находилось рядом, но было скрыто от меня. Просто так?