– Я не помню, когда в последний раз у меня был настолько же славный денёк, – улыбнулся Шокер, остановившись и глядя на беспокойную воду.

– Ну, как же не помнишь? Три недели назад мы сидели… вот на той скамейке. И была такая же отличная погода, даже теплее. Тоже было здорово!

– Тогда у меня зверски болела голова, я был на автопилоте.

– Я не заметила, – огорчилась я. – Почему ты никогда даже таблетки не попросишь?!

– Потому что я в состоянии взять её сам, – засмеялся Шокер. – А когда буду не в состоянии, то попрошу. Не забегай вперёд.

Я обхватила его, прижалась покрепче, он чуть развернулся, заслоняя меня от порывов ветра.

– Андрюша, это ведь скоро закончится? Всё это?

– Когда-нибудь мы куда-нибудь отсюда переедем, – кивнул Шокер. – Так что не могу сказать, как скоро, но да, когда-нибудь это закончится.

– Ты ведь понимаешь, что я не об этом.

– А о чём? – спросил он беспечно.

– Чем дольше мы тут живём, чем больше я привыкаю к тому, что всё хорошо, тем всё больше я думаю о том, что в один миг всё станет плохо, и придётся бежать куда-то.

– Кира, неужели ты думаешь, что если бы была реальная угроза, я молчал бы?

– Честно? Именно так я и думаю. И даже никаких «бы». Ты молчишь, как обычно. Что-то происходит, ты злишься, ты в постоянном напряжении, но о чём бы я ни спросила, ты молчишь. Поэтому я перестала спрашивать. Но от этого мне ещё страшнее.

– Зря ты так, кроха. Я не стану скрывать опасность, если разгляжу её. Другое дело, смогу ли я разглядеть вовремя. Иногда мне кажется, что я не справляюсь, не вижу чего-то важного… – Шокер подавил раздражение, взял мою ладонь в свои огромные ладони и крепко сжал. – Но в любом случает, ты же знаешь, что бы ни случилось, и когда бы вдруг это ни произошло, я давно обо всём подумал. Бежать – в прямом смысле – вам с Тимошкой не придётся.

Да, конечно, я это знала. Как в учреждениях вешают на самом видном месте план эвакуации при пожаре, и подразумевается, что все должны знать его наизусть, так и я наизусть выучила, что я должна буду делать, случись всё-таки конфликт между изнанкой и поверхностью. У Шокер был готов для нас с Тимохой пакет новых документов. Кира и Тимофей Ерёмины исчезнут, а вместо них появятся Кира и Тим Свенсены, граждане Швеции и собственники скромного домика рядом с Мальмё. Шокер считал, что в грядущем конфликте шведы займут правильную позицию, и здесь вполне можно будет пережить сложные времена. Мне хотелось ему верить, но мне иногда казалось, что он сам себе не очень-то верил.

– Какая разница, Шокер, в прямом смысле бежать или в кривом? Жизнь-то всё равно сразу псу под хвост…

– Не преувеличивай, – поморщился он. – В шведской глубинке вполне можно пережить такой катаклизм и не заметить этого.

– Вот как? Вряд ли у меня получится не заметить, что мы с Тимом останемся без тебя!

– Ну, что тут поделаешь? При некоторых обстоятельствах нам придётся сделать вид, что мы незнакомы, – грустно улыбнулся Шокер. – Кира, ты большая девочка, должна это понимать.

– Конечно, я понимаю. Но смогу ли?..

– Пожалуйста, Кира… Конечно, ты сможешь! – строго и уверенно заявил он. – И не разводи панику! И твои отец с братом, и я, и целый терракотовый департамент делают всё, чтобы никакие вспомогательные планы не понадобились. Я молчу не потому что скрываю, а потому что не хочу тебя пугать попусту. Я всё ещё вижу в тебе ту девчонку… – задумчиво протянул Шокер.

– … со шхер?

– Нет, – усмехнулся он. – Того пухленького Пятачка из гиблого слоя.

– Мы же договаривались, что я больше не ребёнок! Ну не вышла я ростом, так что ж теперь?! Блин, Шокер, не зли меня!

– А ты не злись! – улыбнулся он и легонько щёлкнул меня пальцем по кончику носа.

Я растерялась и замолчала, забыв закрыть рот. Шокер расхохотался. Я пнула его в плечо и тоже засмеялась. По-другому с ним не получается. Да и неважно, пусть подначивает. Я уже за одно то была благодарна, что он стал часто улыбаться.

– Во сколько паром прибывает? – спросил Шокер, отсмеявшись.

– В половине восьмого.

Назавтра мы ждали в гости Валею и Михаила. С тех пор, как мы переселились на изнанку, Шокер очень часто разговаривал с дочкой по телефону, но виделись они только однажды, когда Шокер ездил с инспекционной программой по Карелии и на один день вырвался в Питер. Когда Шокер недавно объявил, что ребята собираются в Стокгольм, я была против. Зачем беременной на девятом месяце пускаться в путешествие? В конце концов, если так уж хочется увидеться, что нам мешает сесть в самолёт, и через два часа мы в Питере. Но Шокер меня даже слушать не стал, сам купил все билеты, снял для Вали и Миши крошечный домик неподалёку от нашего квартала, и вот с утра пораньше мы собирались ехать на паромный терминал встречать гостей.

– Думаю, рановато будет для Тима, – сказала я. – Не надо его на терминал тащить. Попрошу Линду, пусть придёт завтра в шесть утра.

– Хорошо, – кивнул Шокер. – Здорово, что она у нас есть.

С Линдой нам повезло. Её нам рекомендовал кто-то из старых стокгольмских знакомых Шокера. Сорокалетняя шведка Линда была вдовой бывшего наёмника. Сама она никаких контрактов с гатрийцами никогда не заключала, просто была в курсе происходящего. После завершения контракта муж Линды вскоре заболел и умер, а Линда вызвалась помогать семье гатрийских поселенцев, нянчила их малышей. Гатрийцы вернулись на поверхность, а Линду через третьи руки передали нам по наследству. Быть няней у неё получалось, видимо, лучше всего. Детишек она любила, а свои давно выросли. Позвать Линду можно было даже внезапно, если очень понадобится, а уж если договориться заранее, то она была готова работать в любое время дня и ночи. Впрочем, а что и не поработать при такой щедрой почасовой оплате…

– Жаль только, что она с Тимом по-шведски разговаривает, – грустно заметил Шокер. – Так он у нас никогда не заговорит, если будет слышать вокруг себя мешанину языков.

– Тимоха может ещё долго не говорить, просто потому что пора не пришла. Маленький он ещё. Раньше весны об этом и беспокоиться нечего.

– Валея в восемь месяцев уже «мама» и «папа» говорила, – возразил Шокер.

– Ну да, – проворчала я, сдерживаясь, чтобы не съязвить о вреде раннего развития. – Но не всем же быть такими продвинутыми. Тем более, Тимофей у нас гатрийский лорд. Зачем ему говорить, пусть уж сразу учится стучать по столу. Кстати, это у него уже классно получается.

Шокер тихонько засмеялся и покачал головой.

– И, между прочим, я недавно слышала, как ты сам ему гатрийскую песенку пел.

– Так то песенка, – беспечно отмахнулся Шокер. – Там важна мелодия и эмоции, язык – дело десятое.

– Да, но потом ты с ним ещё и разговаривал на гатрийском.

– Ну и что? – пожал плечами Шокер. – Мы с ним тихонько. Кроме тебя, никто не слышал, да и ты услышала только, потому что ты – нестандартная слухачка.

– А как же твой великий принцип «на изнанке на гатри не говорить»? Забыл, как ты беднягу Ская полоскал за то, что он наедине с родной сестрой разговаривал на родном языке? Забыл?

Шокер насупился:

– Скай и Лали разговаривали не наедине, и ты это знаешь. Они хотели, чтобы я услышал, и они этого добились.

– Ну, то есть, тебе можно делать так, как тебе угодно в данный момент. А принципы – они для других.

– Что ты от меня хочешь, я не пойму, – растерялся Шокер.

– Не знаю, Андрюша. Наверное, чтобы последнее слово осталось за мной.

– Тогда скажи, что я прав, – он пожал плечами. – И последнее слово останется за тобой. Всё просто.

– Хорошо, молчу.

Он взял моё лицо в ладони, осторожно, но властно погладил по щеке. Светло-серые глаза за стёклами очков беспокойно оглядели меня.

– Ну, что с тобой, Пятачок?

– Не знаю. Меня просто корёжит и выворачивает. Мне плохо. Я боюсь.

– Вот глупышка… – Шокер обнял меня, защищая от ветра. – А говоришь, ты не ребёнок. Ещё какой ребёнок… Ничего не бойся. Всё хорошо.