Матильда расслабилась: значит, дед не сердится на неё. И она стала рассказывать ему про девушек, с которыми живет в одной комнате в общежитии, какие они все интересные, учёба для них – главное занятие, они даже гулять редко ходят – больше времени проводят в библиотеках.
– Представляешь, дедушка, Настя такая юная, а уже сейчас уверена, что, отработав положенный срок учителем в школе, в будущем станет заниматься исторической наукой – её интересует история Руси до Крещения.
– И зачем же ей так далеко копать? Уже всё изучено и описано, – усмехаясь, ответил дед.
– Нет-нет, Настя сказала, что в истории много белых пятен, – запротестовала Матильда.
Но дед её остановил:
– Достаточно о Насте, расскажи, как ты оказалась в Костроме, что за семья Дубровских? – взгляд его сделался строгим. Он не улыбался.
– Прости меня, дедушка, что так получилось, – Матильда наклонила голову, виновато улыбалась, но глаз на дедушку не поднимала. – Мне не хотелось жить у тети Тамары, – запнулась она и, уткнувшись в грудь деда, заплакала. – Она меня не любит и всегда ругает…
Слезы лилась из глаз, Матильда их не вытирала, а всё теснее прижималась к деду. Генерал госбезопасности не был готов к столь сильным эмоциям любимой внучки, ведь он ни разу не видел её плачущей – девочка в присутствии деда была всегда улыбчива и доброжелательна. Но он быстро справился с собой, обнял Матильду, гладил её по волосам:
– Не бойся меня, не враг я любимой моей девочке; ты плохо поступила, не выполнив распоряжение родителей, но на первый раз я приму твоё объяснение как уважительную причину, – голос его звучал ласково, он улыбнулся и протянул Матильде белый батистовый носовой платок.
– Вытри влагу на лице, с глаз и носа, не надо плакать. Расскажи мне про Дубровских.
Матильда, всхлипывая, вытирала лицо, молчала, а Рудольф Моисеевич не торопил её, давая возможность успокоиться. Он думал о том, что внучка изменилась за время, пока они не виделись: расцвела, стала красавицей, и тут же себя поправил, что она и была ею: «Ты привык к ней, видел девочку часто, считал ребенком и не придавал особого значения её внешности; она взволнована не только и, вернее, не столько тем, что ослушалась родителей, она в смятении. Что является его причиной? Почему так бурно выплеснулись эмоции? Если бы волнение было от радостных и приятных событий, Матильда бы шутила и смеялась, ласково заглядывала в глаза деда, так что же случилось с девочкой?» Задумавшись, Рудольф Моисеевич не услышал начала рассказа Матильды, но от размышлений к реальности его вернули слова:
– Дедушка, она так сильно похожа на меня, – от волнения голос Матильды звенел как натянутая струна.
– Кто на тебя похож? – резко спросил он внучку.
– Я же сказала – у Дубровских много лет назад похитили девочку, – удивленно смотрела Матильда на деда.
– Извини, внученька, задумался, повтори с начала, что случилось с девочкой.
Матильда рассказывала историю о похищении Тони так, как она запомнила рассказ Насти, говорила о рисунках, на которых изображена Тоня, о своём удивлении, как возможно такое – ведь они не родные с этой девочкой Тоней, но Тоня и Матильда в детстве похожи, будто они родные сёстры.
– А ещё, дедушка, на рисунке в руках у Тони кукла, я такую видела у нас дома. Полина Прокофьевна, мама Насти и Тони, говорит, что куклу для Тони сделала бабушка, другой такой куклы не было! – голос девушки опять зазвенел; сделав паузу в рассказе, Матильда смотрела в лицо деда – выражение на нем было странное: как показалось Матильде, дедушка вроде и здесь, рядом с ней, и одновременно его рядом нет. Она дотронулась до его руки: – Ты меня слушаешь, дедушка?
– Да, я слушаю тебя очень внимательно, – спокойным голосом ответил ей дед. – Продолжай, но только по существу – о семье Дубровских, о том, чем занимаются родители твоей подруги. За год жизни в Ленинграде ты стала излишне эмоциональной и незначительным вещам придаешь большое значение, – он, смягчая суровый голос, едва заметно улыбнулся. – Дети очень часто бывают похожи, в этом нет ничего необычного, а кукла могла тебе просто показаться одной и той же – что у тебя дома и что на рисунке.
Матильда хотела было возразить деду, но что-то её остановило. Немного помолчав, она рассказала о Тимофее, Полине и их сыне Юре и закончила рассказ опять эмоционально:
– В день похищения Тони, Юре было шесть или семь лет, в школу он ещё не ходил, а похитители оставили его одного далеко от деревни, на дороге. Он сильно испугался и долго не мог говорить, и ничего не помнит, что случилось в тот день, а сейчас он какой-то странный, непонятные слова говорит, словно заговаривается, за него все очень переживают, если он таким и останется.
А Рудольф Моисеевич слушал Матильду и думал о странных зигзагах дороги жизни людей: она одних неожиданно сводит вместе, других разбрасывает далеко друг от друга; надо же было случиться тому, что Матильда из Киева поехала учиться в Ленинград, туда же приехала Настя Дубровская из Костромы, но сначала семья её выехала из Казахстана; девушки поступили в один вуз и живут в одной комнате, у них сложились хорошие отношения и Настя приглашает Матильду в Кострому, где Матильда узнает историю похищения похожей на неё девочки… Разговор о Дубровских надо заканчивать. И закончить так, чтобы у внучки не возникло никаких ненужных вопросов. Не надо Матильде ничего знать о прошлом семьи, к которому она не имеет отношения.
– Спасибо тебе, Матильда, за подробный и интересный рассказ. Я понял, что это хорошие интеллигентные люди, образцовая советская семья, не вижу причин запрещать тебе дружить с Настей. А история о похищении девочки и о испуганном мальчике – очень трогательная и печальная, но не бери в голову, она случилась давно, и изменить уже ничего нельзя.
Матильда хотела возразить деду, но он взмахом руки остановил её:
– Не возражай, не надо, всё проходит. Каким бы тяжелым ни было событие, со временем люди свыкаются с ним, и боль уходит, остается память. Не надо забывать, но не надо и терзать себя прошлым, его надо воспринимать как жизненный опыт. Тебе сейчас это принять и понять сложно, ты очень молода, да и жила ты в семье в тепличных условиях, тебя от всего оберегали. А взрослая жизнь – как река порожистая, бурлит и пенится, и надо быть опытным сплавщиком, чтобы не разбиться о пороги. Родителям я объясню твои мотивы, почему ты ослушалась их, и попрошу тебя не наказывать. А мы с тобой еще поговорим о жизни. Сейчас тебе надо отдохнуть, за время каникул набраться сил, выздоравливай, – он притянул к себе Матильду и поцеловал её в роскошную шевелюру. – Пойдем обедать, – встал с дивана, подал ей костыли.
Матильда серьезно посмотрела на деда:
– Спасибо тебе, дедушка, я думала, что ты меня накажешь.
– Как ты себе представляла наказание?
– Не знаю, ты же меня никогда не ругал и в угол не ставил, – она печально улыбнулась.
– Матильда, а ты мне всё рассказала о своей жизни в Ленинграде? – спросил Рудольф Моисеевич.
– О Дубровских всё рассказала, – смутившись, ответила Матильда.
– Я сейчас спросил не о Дубровских. У тебя печальный взгляд. Не думаю, что это из-за истории с детьми Дубровских.
– Нет-нет, тебе показалось, у меня ничего не случилось плохого, кроме того, что я неудачно спустилась с горки в Плёсе, – Матильда озорно глянула на деда. – Ох, какая же красота в Плёсе! Там шикарная панораму на Волгу, я загляделась и вниз покатилась.
– Не хочешь говорить – не говори; у каждой молодой девушки есть маленький секрет – например, о её влюблённости в молодого интересного юношу, – дед улыбался, но глаза его были серьёзными, а взгляд строгим. – Главное, чтобы этот секрет не превратился в скелет в шкафу; об этом молодые девушки должны помнить.
Матильду будто кнутом стегнули, она резко подалась вперёд и чуть не уронила костыль. К счастью, дед этого не видел – он с прямой спиной важной походкой уже вышел из комнаты, у него следующий раунд переговоров предстоит. Матильда смотрела ему вослед и вдруг поняла, что любимый и добрый дедушка сейчас с ней разговаривал не как с родной, а как с человеком, от которого нужно получить необходимую ему информацию; в голове быстро промелькнули все ею рассказанные истории о Дубровских. Что, что же больше всего интересовало деда?! Эта мысль была сейчас для неё самой важной, но подумать над важной мыслью ей не удалось – открылась дверь в комнату, на пороге стояла домработница Марина.
