«Нас суета суёт в столпотворенье…» Нас суета суёт в столпотворенье прозрачных бед, надуманных проблем. А я опять пишу стихотворенье на перекрёстке мыслей и дилемм. Опять в сознаньи что-то происходит — ты замечаешь, замечаю я. Тоскливо ветер по аллеям бродит, подчёркивая смысл небытия. Моя родная, не грусти о жизни! Но… мы жалеем всё-таки о ней. Мы с ней чумные. Кто из нас капризней и суматошней в сутолоке дней? Коней по кручам гонят поневоле, так повелось в соцветии светил. Глашатай жизни Александр Холин опять кому-то ногу отдавил. «Суки вонючие правят страной…» Над обрывом, по над пропастью, по самому по краю, я коней своих нагайкою стегаю, погоняю… В. Высоцкий Суки вонючие правят страной до деградации, до исступленья. Снова мы ищем: а кто же виной пьянству, дебошам среди населенья?! Рыба всегда загнивает с хвоста! — этому с самого детства учили. Зрит Иисус безразлично с креста: жили без Бога и получили… Были и небыли правят страной, пьяный народ остаётся без воли. Взгляды прицельные чую спиной. Путь ко спасенью – набат колоколен! Путь ко спасенью опять через кровь, быдло не слезет с престольного трона. Может быть всё же Надежда, Любовь с Верой отнимут у быдла корону? Может быть, если, авось, как-нибудь, как бы уладится всё, утрясётся… Снова блестит ядовитая ртуть, снова поэт над обрывом несётся. «Как по канату, по судьбе…» Как по канату, по судьбе иду и просто улыбаюсь. Где я при жизненной гульбе не оступлюсь и не сломаюсь? Пусть не игрок, но не играть я не могу. Игра со смертью поможет смертным отыскать свой путь в небесной круговерти. Поможет истину найти, где только ложь, где только ересь. Иного нет у нас пути. Сварите мёду! Где мой вереск?! «Слушаю Цоя…» Слушаю Цоя: – Мы ждём перемен… Правильно! Ждём! Но чегой-то заждались. Всякий в России, как тот Гуимплен: хочется – жди. Но чтоб все улыбались! Американо-кремлёвскую спесь жид примеряет на лико России. Русский мужик, ты подумай и взвесь: смог ли масон влезть на место Мессии? Марш миллионов… и марши времён… люди бредут под всевидящим глазом! Ждём перемены под песни ворон, чтобы погибнуть на дне унитаза. Взять бы и разом смести жидовню, верных торговцев страной и народом. Ждём перемен, но дорогу огню дать не способны, не те уже годы. Что же, мужик, поднимайся, иди, важно ступи на майдан Москвабада, и… на помойку! И крик из груди… Только кричать в переменах не надо. БАЛЛАДА ОБ ОТШЕЛЬНИКЕ
По над озером скит на крутом берегу, как твердыня стоит и в жару, и в пургу. Там отшельник живёт, Бога молит за нас: не за смерть, за живот каждый день, каждый час. Он за церковь скорбит, за державу в огне. Русский дух не убит, но потоплен в дерьме. Патриарх-продавец в церкви трон захватил. Православью конец, и молиться – нет сил. Скоро будет Покров, только как ни крути, на Кремлёвских воров где управу найти? Тени красной звезды бьют прицельно и влёт. С патриархом жиды опоили народ. Покосились кресты, разбуянилась гнусь, старец молит святых заступиться за Русь. Всякий русский живёт от тюрьмы до сумы. Веселится народ — пир во время чумы. Скоро, скоро Покров… но молиться нет сил. Сколько надобно слов, чтоб Господь нас простил? А погода не спит холод сводит долги. По над озером скит в клочьях белой пурги… «Ласкают листья позолотой…» Ласкают листья позолотой, как сон, ложатся на бульвар. Оборвалась на скрипке нота под колдовством осенних чар. Пиар для осени нехитрый, но защемило что-то грудь, и парка яркая палитра разворошила в сердце грусть. Живём, о прошлом не жалея, но вдруг природа позвала: как взрыв возникла Лорелея и в лес туманом уплыла. И вот уже листвой распята мечта… без болей, без прикрас. Ах, не будите то, что свято, что скрыто памятью от глаз. «Старый город, задушенный смогом…» Старый город, задушенный смогом, искривленный в улыбках блудниц. Что сказать мне о том, о немногом?.. Нет, о многом: о щебете птиц по Сокольникам вечером синим, о значках из под карандаша и как бьется то нежно, то сильно под осиновым ветром душа. Старый город, задушенный смогом, вместе с ним погибаю и я. Что с того, что мы ходим под Богом, ничего от него не тая? Старый город, задушенный смогом, я его от судьбы не сберег. Был он мне колыбелью, острогом, станет он эпилогом дорог. |
