Мы выскочили из чащи из леса к реке, и остаток пути преодолели, передвигаясь по плоскому, пологому берегу, поросшему осокой. Когда до места вражеской стоянки оставалось совсем немного, Фуркоди снова свернула под кроны деревьев и остановилась.

– Слетай, разведай, где сейчас находятся часовые. И мигом обратно! – скомандовал я, припадая на колени под укрытием кустов орешника.

Фуркоди не ответила, бесшумно скользнув в ночное небо. Так некстати вернувшаяся нервозность могла стоить нам жизней, но ведьма предпочла это скрыть. И было понятно почему.

– Она всего лишь юная девчонка, которой страшно, – понял я. – Увы, однажды, все мы прощаемся с тем, что зовется детством.

На исходе второй минуты ожидания, до моего слуха донеслись вопли чуть в отдалении. Я проворно вскочил на ноги, устремляясь на шум. Отсюда не было слышно, что именно выкрикивали всполошенные солы, но двух вариантов развития событий не могло существовать. Крики то и дело доносились с противоположной стороны реки к северу от того места, где я остался дожидаться ведьму. Не оставалось сомнений в том, что наш план провален, а ошибка может дорого стоить Фуркоди.

Злость от бессилия и отчаяния заставила меня зарычать. Даже понимая, что опоздал, разум гнал меня вперед, заставляя тело стонать, немыслимо выгибаясь в колоссальных прыжках. Не помню, как преодолел реку. Ветви деревьев внезапно расступились, являя мне отблески света нескольких костров. Мелькание теней, нечленораздельные вопли. Но в этих звуках я уловил страх. Моя ведьма еще жива!

Ярость диким огнем прыснула по моим венам, когда я неосознанно провел остриями ножа и меча по своей груди. Не чувствуя боли и не видя собственной крови, охотник Ломкай-гора ринулся в бой хохоча и визжа.

Первые два сола выскочили сразу, как я ворвался в их лагерь. Они успели только выпучить глаза, когда мои руки, раскручивая клинки, пронзили их тела. Падая на землю, солдаты даже не пытались сопротивляться, захлебываясь кипящей кровью. Мир превратился в размазанное пятно, по которому бежал какой-то другой я, то и дело, вступая в кратковременные одиночные поединки, и убивая солов одного за другим. Этот лес, конечно, не был привычными джунглями, но местные духи явно благоволили мне. Особое чутье хищника подсказывало нужный поворот, выступ коряги, овраг, ведя по тропе войны, как охотника в погоне за дичью.

Лишь на мгновение остановившись, чтобы отдышаться, я осознал, что по-настоящему их ненавижу. Малконри, уроженец мятежного княжества Авалле, был выброшен за изнанку, но оставил в старом теле свои чувства, привычки и страсть. Он всей душой ненавидел Солмнис с того самого дня, как его покалечил шпион южан. Я не мог коснуться страницы памяти об этом событии, но сейчас совершенно четко понимал, на чьей стороне.

Набрав воздуха в легкие, я, что было силы, прокричал:

– Рыжая, сейчас!

В барабанные перепонки ударил свист, переходящий в заунывный вой. Боль стегнула по всему телу так, что я припал на одно колено, обхватывая руками голову. Стенания банши лишали разума. Поджилки тряслись от суеверного ужаса. Ведьма не могла знать, где именно я нахожусь, но чувствовала множество искр наших врагов и попыталась накрыть сразу всех своим кошмаром, воруя силу и волю.

– Ну же, Фуркоди, сосредоточься! – подумал я в отчаянии, с усилием поднимаясь на ноги. – Я помогу.

Новый удар, возвестил меня о том, что кто-то из жрецов солов пришел в себя и принялся за дело. В ночи засверкали огненные сполохи от приводимых в действие заклинаний, заставляя меня сжиматься под их ударами. Волна ужаса, наведенного ведьмой, утратила силу, сходя на нет с каждой секундой. Солы продолжали хаотично бомбардировать пространство, по всей видимости, входя в боевой раж. Но я знал, что это только забирает их силы. Если бы они не упустили ведьму, все было бы кончено уже давно.

Неожиданно на поляну передо мной выскочило сразу четверо солдат. Каждый из них сжимал в руке факел. Они рассредоточились лишь на пару ярдов друг от друга и принялись прочесывать окрестности. Их движения были по-военному выверенными и слаженными, словно действовал единый организм. Я огляделся по сторонам, оценивая расстояние и угрозу. Поблизости не было видно других солов, стоило немного рискнуть.

– А чего мне собственно бояться? Я забрал то, что принадлежало по праву, не для того чтобы прятать, – пронеслась в сознании мысль, как принятое решение. – Есть только одна настоящая сила. Смошадор. Твой сын вернулся!

Закрыв глаза, я мысленно потянулся вперед к их душам. Как грозовой раскат, был стремителен мой переход сквозь мир теней. Всего один удар сердца и ярчайшая вспышка сознания. Я сделал это совершенно неосознанно.

Сто стороны могло показаться, что мой силуэт растворился в ветвях дерева, у которого скрывался, чтобы через секунду оказаться за спиной ближайшего из солдат. Резкий укол под ухо кинжалом был настолько неожиданным, что руки сола даже не дрогнули. Как подкошенный, он начал заваливаться вперед, а мне оставалось только подхватить тело, бесшумно укладывая на траву.

Прежде, чем его заметили, я отступил в тень, замирая и сливаясь с ночью. Один из солдат рассеянно оглянулся и увидел окровавленный труп. Его глаза округлились от ужаса, а губы задрожали, но выучка сделал свое дело – он закричал. Двое других успели только повернуться на зов, когда я снова шагнул сквозь мир теней за их спины. Отблеск клинка, ставшего частью меня, прочертил в воздухе спираль, перерубая шеи, словно бамбуковые тростинки. Пролитая кровь, стала подношением лесным духам!

Оставшийся в живых сол, посмотрел на меня, и выронил булаву, которую сжимал в правой руке. Его лицо исказила гримаса ужаса, граничащего с помутнением сознания. Издав дикий крик, он швырнул в меня факелом и бросился бежать, но я не стал пускаться в погоню. Наша партия только начиналась и охотник Ломкай-гора, снова вернулся в засаду.

Когда моего слуха достигли звуки пары десятков ступней, темноту ночи опять прорезали несколько огненных комет. Они ударялись в стволы деревьев, разбрасывая по окрестностям раскаленные угли. За ними последовали молочно-белые лучи чистой энергии солнца, но не было в них уже той силы, которую несли заклинатели при свете дня. Я нутром чувствовал неуверенность и смятение врага, и приготовился дать решающий бой, когда Фуркоди снова вступила в игру.

Пронзительный свист разнесся над миром, перерастая в оглушительный вой. Больше не было ему конца, как и спасения от него. Звук эхом скользил между стволов деревьев, то усиливаясь, то возвращаясь. В свете факелов, я видел солдат, которые падали на землю, стоная от ужаса и боли в ушах. Разреженный воздух пронзили блеклые тени, устремляясь прямо к группе врагов. В туманных очертаниях порождений тьмы угадывались лишь дымчатые косы, которыми поигрывали в руках призраки. Это стало заключительным ударом по психике несчастных жрецов. Бросившись врассыпную и подвывая от страха, они тотчас потеряли не только строй, но и шансы на выживание.

Волна ярости снова стегнула по моим жилам, но она была холодной и больше не туманила сознание. Осталась только работа, которую надо обязательно завершить. Я бросился в погоню, пронзая мир теней, как тоннель, разрывая ткани пространства и разя убегающих солов по одному. Эта ночь осталась за нами.

Стены Муткарга сотрясались от тяжелых ударов гонга, который взывал к соискателям славы на площади Рока. Среди множества массивных помостов, с которых, срывая глотки, кричали десятки глашатаев, высился один поистине огромный, с бортами обтянутыми цепями. По чудовищному рингу, расположенному в самом центре площади, неспешно расхаживал сам сайер. Его тело было покрыто многочисленными шрамами, руки по массивности могли бы соперничать с колоннами, а стальные бесстрастные глаза цепко перебирали лица, стоящих перед ним. По традиции, перед военным походом вендази пускали клич, с призывом желающих сделать вызов сайеру на дуэли чести. Теоретически, подобный вызов могли бросить, когда угодно. Но именно перед большой войной, подобному зрелищу предавали особый размах и значение.