— Откуда подобные мысли? — Горько сокрушался мужчина. — Здорово зомбировал Плантатор. Стоило сразу идти вытаскивать тебя от него, не слушаясь никого и не дожидаясь официальных санкций.
Кажется, Чернышевский бормотал что-то еще, совершенно бессмысленное и непонятное для Маргариты. Периодически возмущаясь и сдабривая каждое слово приличной порцией ругательств. Только она не слышала, отрешенно наблюдая будто из зрительного зала за показанным на экране немым кино. За тем, как Олег, будучи впервые столь оторопелым, обратил внимание к Ветру, поправляя седло.
Неужели уедет? Да, черт подери, уедет! После того, что наговорила, любой на его месте поступил так же. Но к себе, или все-таки?..
— Олег, ты… домой? — Неуверенно уточнила, когда мужчина поставил ногу в стремя.
— Да. — Машинально кивнул. — Домой. К Рощину.
— Не надо. — Замотала головой, зрительно не отпуская Олега. Делая шаг обратно, повторила: — Не надо.
Не контролируя свои действия, преодолела разделяющее расстояние. Спешно опустила растерянный взгляд с глаз на губы мужчины и, притянув за шею, прижалась к устам неловким, не искушенным поцелуем.
Ошарашенный неожиданными действиями девушки, Чернышевский не спешил отвечать. Маргарита ощущала напряжение в каждой клеточке мужского тела. Мысленно готовилась убить себя за показную смелость и наглость. За то, что в очередной раз опускалась до банальной чуши.
Пускай поцелуй единственный способ уберечь Олега от опасности, отдавала отчет, что этим привязывает к себе. Вместо того чтобы отпустить, подвергая угрозам, сделала выбор в пользу безопасности. Хотя какая к черту безопасность? Сам факт запретной связи предполагал обратное.
Но, кажется, ныне не волновало ничего, кроме терпкого вкуса мужских губ на своих.
— Зачем ты меня прогоняешь, девочка? — Сомкнув руки на талии, пробормотал Олег, отстраняя лицо и изворачиваясь от её губ. — Ты не хочешь, чтобы я уходил.
— Боже, что творю? — Выдохнула, пряча лицо в ладони, осознавая, что попытка удержать поцелуем получилась не самой удачной. — Да, конечно. Прости, Олег. Я нет… Не хотела. — Вырываясь из объятий: — Тебе действительно лучше уйти. К себе домой. А обо мне забыть и…
— Рит, хватит. — Дерзко отводя руку девушки от лица, приподнял за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Ты сходишь с ума. Дальше так продолжаться не может. Я не хочу подвергать тебя опасности из-за чертовой операции.
— Ты не подвергаешь, нет. — Встряхнула головой, пытаясь освободиться. — Там есть Руслан и…
— И где, скажи на милость, вчера был этот Руслан, когда Рощин тебя?.. — Договорить Чернышевский не смог, покоробился от отвращения.
— Он пытался помочь, правда. — Вторила без эмоционально Одинцова. — Руслан неплохой парень. Ему можно доверять. Во вчерашнем виновата сама.
— В чем? В чем, ты виновата? — Яростнее прикрикнул мужчина.
— Господи, Олег! — Взвыла зажмурившись. Главное, не смотреть в налившиеся свинцом, глаза! — Не спрашивай меня ни о чем! Умоляю! Отпусти.
И хоть совсем близко слышался голос Чернышевского, в воображении одна за одной возникали картинки вчерашнего вечера с Кириллом. Маргарита ненавидела себя за это. Больше всего на свете. Потому что никогда не избавится от призрака прошлого. Если не вчерашнего, то более раннего. Даже с мужчиной, стоящим ныне рядом.
Глядя на Олега, всегда будет проводить черту, разделяющую хорошее и плохое. Разграничивающую их двоих. Стоит ли говорить, на какой стороне задержится сама? Маргарита останется одна, как происходило всегда.
— Нет, Рит. — Холодно отозвался Чернышевский, разжимая железный захват на подбородке. — И не проси об этом.
— Олег, я так устала! — Взмахнула руками, срываясь на крик. — Это тщетно! Лучше оставить как есть! Оставить меня там, где нахожусь. На самом дне!
Слезы давно застелили всё непроглядной пеленой. Меньше всего хотела, чтобы Олег видел её такой. Но поделать с собой ничего не могла. Остановить очередную истерику тоже. Наверное, постоянная маска индифферентности и отстраненности предполагает подобные срывы. Быть сильной чрезвычайно серьезная ноша, которую вынести на себе каторжный труд.
Отвернувшись от мужчины, кинулась обратно к реке, остановившись неподалеку обрыва. Будь откос чуть выше, воды глубже, это могло стать верным выходом — исчезнуть навсегда, растворившись в небытие. Единственно, скорее всего, представься подобный случай — тоже струсила.
Оттого так и стояла на берегу, обняв себя за плечи, продолжая содрогаться от рыданий. Вплоть до того момента как властные мужские руки сомкнулись за спиной.
— Олег, я так себя ненавижу. — Между всхлипами, изрекла девушка. — Из-за своей бестолковости, совсем одна… — Ощутив невесомое поглаживание по волосам, утверждающее обратное, содрогнулась крупной дрожью. — Меня почти всю жизнь окружало множество людей. Мужчин. Но никому и никогда не была нужна. Сколько раз ловила себя на мысли об абсурдности собственного существования. Зачем жить, если никому не нужна? Когда всем вокруг плевать, что твориться на душе потому, что ты… проститутка. Всегда будешь такой, ведь бывших не существует. Даже долгие годы целомудрия не способны смыть клеймо. Не говоря о том, когда в образе жизни меняется лишь отсутствие многочисленных проходящих клиентов. — Сжимая в кулаках рубашку Чернышевского, подняла на него заплаканные глаза: — Какая разница, живу я или нет?
— Риточка. — Со свистом втянув воздух, хрипло вмешался мужчина. — Пообещай, что не натворишь глупостей.
— Смотря что, ты называешь глупостями. Хотя я, наверное, слишком труслива, чтобы решиться даже на это. — Снова утыкаясь носом в промокшую от слез рубашку: — Так и буду существовать, дожидаясь милости небес.
— Ты мне нужна. — Упираясь носом в затылок Маргариты, честно признался Олег. — Неужели не понимаешь? Без тебя мне не жить.
— Но я ведь…
— Ты мне нужна всякая. — Пресекая потенциальные возражения, Чернышевский заставил девушку взглянуть на себя. — Больная, здоровая. Слабая, сильная. Нервная, спокойная. Плевать на, как утверждаешь, клеймо. Потому что для меня ты все еще та самая чистая и невинная девочка Ритка, которую знал ранее.
— Ты многого не понимаешь. — Опасаясь доверившись, снова испытать разочарование, не унималась девушка.
— Ошибаешься — Стирая со щеки, размытые слезами, дорожки туши. — Я все знаю. Но это прошлое. Часть тебя, от которой не избавиться. Но перешагнув, можно и нужно двигаться дальше. У всех нас есть прошлое. Ни ты, ни я, не исключение. Я тоже далеко не святой, как тебе кажется. Просто это иная сторона жизни. Совсем близкая к твоей. Но они параллельны и никогда не пересекутся уже потому, что ты женщина, а я мужчина.
— Все равно, сравниваешь несравнимое. — Нерешительно подала голос Одинцова, до этого с благоговением вслушивающаяся в каждое слово. — Мужчина никогда не попадет в бордель, зато женщина в тюрьму запросто.
— Рит, когда-нибудь я обо всем расскажу и многое поймешь.
— Тогда пообещай, что ты… — Всхлипнув, опустила голову. — Не станешь рисковать вновь и не побежишь к Рощину разбираться.
— Это вряд ли.
— Ладно. — Отдавая отчет, что рано или поздно нечто подобное должно случиться, повторила: — Только не сегодня. Справлюсь сама, правда. Мне будет легче, зная, что ты не совершаешь оплошностей. Не переживая за твою безопасность.
— Ничего со мной не случится, а вот ты… — Лихорадочно пригладил волосы. — Давай сбежим, Ритка. Пока не поздно.
Прежде чем Маргарита осмыслила услышанное, момент откровений нарушил оглушающий звонок мобильного телефона где-то в кармане брюк Олега.
— Вот видишь, Олеж, уже поздно. — Отметила вслух то, что оба прекрасно осознавали. Назад ходу нет. Остается либо, вытерпев все, идти до конца, либо… да собственно иначе никак. — Не ответишь? — Сообразив, что Чернышевский не особенно торопится: — Вечно прятаться мы не сможем. От самих себя не скроешься.
Нахмурившись, мужчина отстранился от Маргариты. Вытянув телефон, негромко выругался, едва заметил засветившийся на дисплее номер. Виновато вздохнув, ответил:
