— Я не привык влезать в дела, которые не входят в мои прямые обязанности. — Дерзко бросил Чернышевский. — Как я понял, Штормин оказывал помощь СБ в конфиденциальном режиме?

— Ой, лейтенант, заигрываешься. — Припугнул Коробов, сокрушенно качнув головой. — Нежелание сотрудничать со следствием грозит серьезными проблемами. Увольнение из органов — это половина беды. А оказаться на скамье подсудимых по факту должностного преступления и разглашения служебной тайны — запросто.

— Вы не имеете права. — Сжав пальцами виски, огрызнулся Олег. — Факт должностного преступления доказать нужно.

— Ты забыл, с кем разговариваешь? — Поднявшись со стула, хмыкнул майор.

— Что Вы, Максим Викторович? — Театрально изумился Чернышевский, проследив за прошедшимся по палате мужчиной: — О таком разве забудешь?

— Хорошо. — Удовлетворенно кивнул. — Допустим, с должностным слегка перегнул. Действительно, зачем что-то копать, выискивать, если есть готовое преступление — убийство, срок за которое тебе и так нехилый грозит.

— Что? Какое на хрен убийство? — Взорвался Олег, раздраженно стукнув ладонью по подоконнику. Поморщившись от новой боли в раненой руке, спокойнее уточнил: — Вы к чему клоните? Не убивал я никого.

— У меня на этот счет иная информация. Но раз не хотите решить полюбовно, посодействовав вышестоящим инстанциям, придется отвечать за преступление. — Прошагав к двери, равнодушно выдал Коробов. — Теперь решать Ваши проблемы будут специально обученные люди и в совершенно другом месте. В прокуратуре.

— Не понял. На каком основании?

— Вы хотели официального приглашения на допрос? — Усмехнулся майор, оборачиваясь: — Считайте, уже получили. Чернышевский Олег Вячеславович, Вы задержаны по подозрению в убийстве Павла Городкова. — Взмахнув папкой: — Тут постановление на задержание.

— Максим Викторович, Вы шутите?..

Чернышевский все пытался вникнуть в предъявленное обвинение, всматриваясь вслед майору, когда тот, выглянув в коридор, скомандовал:

— Все, уводите, ребята!

Прежде чем Олег успел возразить, в палату зашли двое мужчин спортивного телосложения, по возрасту на десяток лет моложе самого Коробова, формы, но однозначно при исполнении. Порода СБшников чувствовалась.

— Куда Вы? — Следом забежала знакомая черноволосая медсестричка, ошарашено взирая то на Олега, то на неизвестных. — К нему нельзя сразу стольким посетителям!

— Максим Викторович, какого черта? — Следом вспылил Чернышевский, когда один из неизвестных, приближаясь, вытащил из кармана наручники. — Я не убивал Пашку! Вы можете толком объяснить, что происходит? Откуда уверенность в моей вине? Где Ритка? Она видела, что произошло на самом деле!

— Убивал или нет решит следствие. Как раз сейчас мои люди доставят Вас в прокуратуру для допроса. Все вопросы о Вашей Ритке, которая может что-то знать, тоже к следователю. Мои полномочия исчерпаны.

Вместе с тем на руках Олега защелкнулся замок наручников, давая понять, что ситуация гораздо серьезнее, чем предполагалось изначально.

— Как же так? — Не унималась медсестра, пытаясь преградить пути. — Его нельзя забирать! Мне не верите, доктор придет.

— Милочка, что Вы такая приставучая! — Раздражаясь, прикрикнул Коробов, — По мне хоть сам начмед. Вы, видно, не уяснили серьезность ситуации, и кто перед Вами.

Майор нагло оттолкнул девушку от двери, показывая превосходство собственной персоны. Спорить бесполезно. Олег знал. Если в СБ появились хоть малейшие подозрения, что он убил Павла, предстоит серьезное расследование. Мужчина очень надеялся, что в его невиновности разберутся и быстро отпустят. Потому как сам куда больше волновался за судьбу Ритки. Но, кажется, ни Коробов, ни кто-либо из его подчиненных не собирался внимать переживаниям и заботам о девушке.

Олег чувствовал себя препаршиво! Виной тому не только неприятная боль из-за раны, и даже не раскалывающаяся на части голова. Его вели через всю больницу, словно преступника. В наручниках, под пристальным конвоем. Хорошо хоть позволили обеспокоенной медсестре набросить на плечи куртку. Правда, в простреленной и наспех застиранной от крови вещице вид тот еще.

Олег с ума сходил. От недоумения, непонимания. Неужели что-то упустил вчера? Что случилось после того, как его подстрелили и потерял сознание? Где Ритка? Неужели шестерка Крот забрал? Если так, остается молиться, чтобы с ней ничего не сделали, прежде чем сможет добиться свободы и кинуть все силы на спасение.

Оказавшись на улице, пока вели к неприметной синей Ниве, у Чернышевского даже мелькнула мысль попытаться сбежать. Быстро понял безуспешность предприятия. В наручниках и ноющим плечом ему не справиться с двумя конвоирами. Коробов-то ладно. Хотя тоже спорный вопрос — связываясь пускай и с мелким, но начальником СБ, настучав того по голове, можно получить обстоятельные последствия после.

Потому Олег решил дождаться приезда в отделение, чтобы прояснить степень серьезности ситуации непосредственно со следователем. До последнего надеялся, что с местными служителями закона, гораздо более осведомленными о криминальной ситуации горда, будет проще решать недоразумения, нежели со столичными СБшниками.

Все надежды рассыпались прахом, едва оказался в кабинете некого Леонидова Анатолия Савельевича.

— Присаживайтесь. — С ходу скомандовал капитан.

Этот помоложе и статнее Коробова, но с виду невозмутимый и не расположенный к конструктивному диалогу.

Машинально поздоровавшись, Олег присел на стул. Растирая запястья, освобожденные от металлических уз наручников, невольно поморщился. Предплечье ныло от острой боли, которая после не самой удобной поездки, с заключенными руками, усилилась. И мигрень от сотрясения не исчезла. Но, кажется, даже не совсем здоровый внешний вид Чернышевского не шибко волновал капитана.

Удостоверившись в личности Олега, разъяснив права, обязанности, в связи с чем столь срочно оказался выдернут из больницы и доставлен на допрос, Анатолий Савельевич предупредил об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Уладив формальности, приступил непосредственно к допросу, нагловато заявив в лоб:

— Олег Вячеславович, Вы признаете себя виновным в убийстве Городкова Павла Эдуардовича?

— Нет. — Глядя в глаза следователю, уверенно отрезал Олег.

— Хорошо. — Утвердительно кивнув, что-то зафиксировал в протоколе, одновременно отмечая: — Тогда расскажите свою версию случившегося на заводе?

— Нечего рассказывать.

— Давайте по порядку. — Отложив ручку, капитан уставился на Чернышевского, поинтересовавшись: — Где были вчерашним вечером?

— Гулял.

— Где конкретно?

— Много где.

— В том числе на заброшенном танковом заводе?

— Почему нет.

— Странное место для прогулок. — Постучав пальцами по столешнице, на мгновение задумавшись, Леонидов заговорщицки предположил: — С Вами был еще кто-то?

— Моя девушка. — Решив придерживаться ранее озвученной Коробову версии, наврал Олег.

Может, в прокуратуре как-то зашевелятся и начнут искать и выяснять, что произошло с Ритой. На спецслужбу, готовую к любым подставам ради сомнительных целей, надеяться бессмысленно.

— Оказавшись на заводе, Вы видели что-то странное или необычное?

— Смотря что имеете в виду под странным или необычным. — Огрызнулся Чернышевский осматриваясь.

— Подозреваемый, не уходите от ответа! — Прикрикнул следователь. — Откуда у Вас огнестрел? Стреляли на заводе?

— Да.

— Кто?

— Понятия не имею.

— Зачем?

— Если я не знаю, кто стрелял, откуда знать причину? — С притворным спокойствием отметил Олег.

— В Вас не могли стрелять ни за что. — Заводился Анатолий Савельевич. — Если сами не стали тому причиной и не спровоцировали несчастного.

— Ни хе*а себе несчастного! — Мужчина встрепенулся на стуле. — Это тот уголовник несчастный?

— А как назвать человека, которого Вы убили? — Откинувшись к спинке стула, съехидничал капитан. — Я знаю, господин Городков был не самым честным человеком, но преступником его назвать нельзя. Приводов в милицию нет. Если не ошибаюсь, планировал стать служителем закона. И Вы, Олег Вячеславович, — Потянувшись к каким-то бумагам, торопливо пролистал: — Уважаемый человек, лейтенант милиции, сами наверняка не раз допрашивали подозреваемых. Безусловно, находиться на месте тех горемык не доставляет удовольствия. Но давайте будем взрослыми людьми, способными отвечать за собственные поступки. Подпишите чистосердечное и не только облегчите мне работу, но и скостите строк.