— Почему должен верить тебе? — Сипло пробормотал Вотан, устало опустившись на стул.

Кажется, за короткое время монолога Рощина, Одинцов постарел лет на десять. Обнажил истинное лицо, сорвав маску невозмутимого чиновника.

— Можете не верить. — Кир затушил окурок, бросил в урну. Пожал плечами. — Хотите — проверяйте, ищите доказательства. Хотите — рискуйте здоровьем Маргариты, авось обойдется. Если она Вам небезразлична, советую оставить как есть. Пускай на расстоянии, но здоровая и свободная дочь лучше, чем умалишенная. Вы понимаете, что в любом случае после стольких лет отсутствия она вряд ли простит Вас.

Поставив кулаки на стол, Андрей Михайлович спрятал лицо в ладонях. Вздохнул. Глянул на Рощин и спросил:

— Что ты хочешь?

— Вы отпустите меня, перестанете донимать, угрожать моей свободе и мешать бизнесу. — Как будто просил само собой разумеющееся, развел руками. — Гарантирую, что Маргарита будет жить припеваючи, ни в чем не зная отказа, счастливая, свободная и, главное, здоровая.

— Мне надо подумать.

— Ваше право. — Покорно согласился Рощин. — Но не забывайте, что часики тикают. Я могу передумать.

Конечно, Кирилл не собирался отступать. По сути уговор с Вотаном был единственным шансом. Калач пытался пробить другие способы, но из-за смены власти и принципиальности генерала лазеек не оставалось. Стоило надеяться, что благополучие родной дочери для Одинцова окажется важнее дел государственной значимости и жажды засадить его, Рощина, за решетку.

Мужчина почти не сомневался. Чутье никогда не подводило. Не изменило и на сей раз. Новоиспеченный генерал-майор СБУ пожертвовал делом ради Маргариты. Уступил. Сдался. Что тому причина — Кир не понял и спустя годы. Наверное, и правда Вотану оказалась важна дочь. Несмотря на то, что по факту чужие люди, кровь взяла свое.

До полного освобождения и снятия обвинений Рощину пришлось просидеть в камере до вечера следующего дня. В какой-то момент засомневался. Но видимо, Одинцов решил со всей ответственностью подойти к договору и перепроверить. Уж в чем, но в этом Кир не винил генерала. Сам бы сто раз заставил Тимура прознать, что к чему, прежде чем согласиться на чистой воды авантюру.

Благо факты были за Кирилла. В закрытом следствии по Гришке при связях СБУ несложно найти дыры и нужные доказательства в пользу вины Марго. Медицинская карта девушки и вовсе исписана кучей психических болезней, которые вылезли после попыток самоубийства. Тут придумывать ничего не нужно. Пожалуй, впервые за время как забрал к себе Королеву, рад, что за ней имелся огромный багаж проблем с нервами, за которые лечащий врач тоже едва в психушку не отправил. Отныне это стало для Рощина гарантом свободы и неприкосновенности.

Одинцова из Королевы разом превратилась в оберег, сама того не ведая. Одного Кирилл не просчитал: Вотан не сдался, а приняв условия игры, отошёл на время, чтобы позже выступить против с новыми силами. А Маргарита, сумев восстановить внутренний баланс, решила воспротивиться своей роли, превратившись из амулета в идола, которому Рощин, сам не ведая, готов был поклоняться. Идола, который больше не подчиняется, а сам распоряжается своей судьбой…

2010 год

— Что скажешь, Плантатор? — Усталый голос Вотана за спиной вернул в реальность. — Натикали часики.

Как не оттягивай момент истины, а ничего не изменить. Карета скорой помощи скрылась за поворотом, увозя от Рощина Ритку. Его Королеву. Надежду. Спасение. Одинцова ничто не удержит чтобы, наконец, исполнить давно задуманное и упечь Кира за решетку.

Мужчина не упрекал в этом генерала. Одного не понимал — как у того хватило терпения на целых шесть лет. Сам бы, окажись на его месте, пристрел себя на*рен, и дело с концом. А этот — благородный и правильный военнослужащий. Хорош в тактике, но хреновый как отец. Впрочем, не Рощину судить об этом.

— Пожалуйста. — Кирилл протянул руки, готовый к тому, чтобы его заковали в наручники и увезли в СИЗО. — Чего так долго ждал — свершилось. Можешь сам меня арестовать, сопротивляться не стану.

Вотан глянул на Рощина и полез в карман. Но вместо наручников вытянул пачку сигарет. Открыл и предложил Киру.

Мужчина вопросительно изогнул бровь, переводя взор с генерала на курево. На сей раз, в отличие от предыдущей встречи шестилетней давности, затягиваться Рощину не хотелось. Забыл, когда последний раз прикладывался к сигарете. Кажется, когда собирались с Марго на тендер. И то без особого желания. Так, чтобы скоротать время в ожидании пока девушка примарафетится. Будто в другой жизни.

Сейчас ничего не нужно. Кроме Марго. Вот на неё хоть глазком посмотреть не отказался. Плевать, что всего ничего прошло, как уехала. А уже не хватало, как воздуха в легких. Сам себе поражался. Представляя в самых страшных кошмарах вероятность собственного заточения, подумать не мог, что в судьбоносный миг размышления о том, как улизнуть отойдут на второй план, уступая место его девочке.

За неимением Королевы, потянулся за дозой никотина. Если арестуют, неизвестно, когда получится покурить. Передачи-то тоже носить, оказывается, некому.

— Счастливы, что, наконец, уделали меня? — Приняв огонек от по-прежнему молчавшего Вотана поинтересовался.

Мелькнула мысль, что лучше бы по роже генералу съездил, пока есть возможность и силовики не пасут, вместо того, чтобы трубку мира выкуривать. Но отчего-то на сопротивления сил не осталось. Увезли Маргаритку и выдохся разом. Не за что бороться. Да и незачем.

— Сам виноват. — Сунув сигарету меж зубами, проговорил Вотан. — Не тому дорогу перешёл.

— Я и не собирался переходить. Это ты решил вернуться в жизнь Марго не вовремя. Без тебя и твоего поганого стремления к справедливости, ей бы не пришлось так мучиться. Шесть лет прожила как-то со мной, не жаловалась.

Кирилл оглянулся, с безразличием оценивая потери. В другой раз нервничал бы, психовал, подсчитывал убытки и искал возможность все вернуть, а сейчас пофиг. Равнодушие захлестнуло с головой. Ещё вчера в этом месте, элитном борделе наподобие Инанны, располагалась целая империя. Сегодня — разруха. Но какое ему дело до империи, когда остался без Королевы.

— Так вечно не могло продолжаться. — Спустя недолгое молчание, возразил Одинцов. Покрутил сигарету в руках и выбросил, так и не прикурив. — Не тебе меня судить.

— Считаешь, Волкодав будет лучшей партией твоей Ритке? — Вопрос, который крутился на языке, наконец, сорвался.

Спросил и пожалел. Сам ощутил, насколько убого звучит и выглядит. Противно стало от этого. Цепляется, как придурок, за последнюю соломинку. На что надеется? Чего ждёт? Что генерал разглядит в нем, Кирилле, неземные чувства к Маргарите и разом все переиграет, оставив Чернышевского ни с чем? Глупо. Не в ситуации, когда Марго сама выбрала не его.

— Он любит ее и не причинит боли. — Как и следовало ожидать, Андрей Михайлович принял сторону своего протеже.

— А я? Забыл, что… — Замолчал, так и не сказав главного, смяв обжигающий пальцы окурок.

Смысл кичиться и хвастать делами во благо Марго? Все равно никто не оценит. Не поблагодарит, что уберёг от Латунина, выкупив за бешеные деньги. Что к себе забрал, выходил, вернул к обычной жизни, позволил стать нормальной.

Окружающие отказывались признавать добро, сделанное Рощиным, но ткнуть на пороки считал обязан каждый. Бревна в своем глазу не видят, зато его, Кирилла, соринки на виду. Хотелось все высказать, но чувство гордости сильнее. Без того ничтожен, как никогда.

Взгляд машинально зацепился за Тимура, что о чем-то спорил с одним из СБшников. Последние никак не могли разобраться, кто стрелял в Буртенко, а попал в человека Калачева. Вроде ничего удивительного — Калач не из тех, кто уступает, тем паче ментам. Но видя, как товарищ оглядывается в темноту, явно сдаваться не собирается.

Тимур, подтверждая догадки, едва заметно кивнул Киру — мол, готовься. Рощин-то готов к чему угодно, терять нечего.