И когда Рита несмело признала:

— Ты однажды спросил, чем он лучше тебя. Так вот сейчас отвечаю — всем. Поведением в первую очередь.

Взрыв не заставил себя ждать.

— Ах, ты шалава!

Маргарита выдохнуть не успела, как узрела, что рука Кирилла летит на неё. Секунда, и звонкий шлепок эхом разнесся по комнате. От неожиданности и всё еще испытывая дискомфорт в подвернутой ноге, не удержала равновесие и полетела на диван, откуда скатилась на пол.

Прижав ладонь к горящей щеке, сотрясаясь от моментально нахлынувших рыданий, за пеленой слез слабо различала, что происходит. Не от падения и боли, пронзающей виски — физическая боль ничто по сравнения с душевной. А от унижения и страшных откровений. Вместо былого спасителя пред ней предстало чудовище. Самое настоящее чудовище, способное на всякие действия.

Девушка готовилась к любому исходу. Но когда Рощин склонился, хватая за горло, поняла — вот он, вероятный конец. Причем конец не их истории, а всей её жизни.

Она видела обличье зверя. Обезумевшего и разъяренного.

Совершенно не знает этого мужчину. А еще, этот мужчина ничем не краше тех, что были в Иннане. Ничем не краше её самого страшного и большого кошмара — Латунина.

Впрочем, сама виновата. В который раз бесцеремонно и безбоязненно поперла на амбразуру, заранее предусматривая, что ничем хорошим не закончится. Но удивительная штука — угрызений совести не было. Ни капли. Одно сожаление о несбывшемся. О том, что меньше всего желает, чтобы её никчемная жизнь, приобретя робкие, но яркие и счастливые краски, оборвалась.

Одинцова задыхалась по мере того, как сжимались на тонкой шее пальцы Рощина. Но продолжала ловить воздух сквозь нервные импульсы и рыдания. В другой ситуации запросто сдалась, предугадывая близкий конец. Но не сегодня

Девушка не прекращала жалких попыток сопротивления, извиваясь и хватая за запястье Кирилла, в одночасье превратившегося в опытного кукловода и вершителя судеб. Ради будущего, в которое почти поверила. Ради Олега…

Скверно помогало. Мужчина продолжал стискивать шею, бормоча про себя нечто невразумительное. Из чего до ушей, словно заложенных ватой, доносилось:

— Ты моя. Я буду делать с тобой, что захочу. Ты заплатишь за всё…

Пытка длилась бесконечно долго. Слезы, рыдания, желудок, выворачивающийся наизнанку от приступа помутнения. Легкие, скрутившие в тугой узел от нехватки кислорода. Ритка чувствовала себя маленькой рыбкой, выброшенной с воды на песок и лишившейся привычной и такой жизненно необходимой среды обитания. А потом, находясь на грани, когда еще чуть-чуть и нехватка воздуха окончательно лишит способности дышать, ладонь Кирилла разжалась.

Прокашлявшись, Одинцова буквально захлебывалась кислородом, мгновенно ворвавшимся в легкие, не в силах насытиться. Жадно хватала его, впуская в себя жажду жизни. Боялась открыть глаза, в полной мере постигая ценность естественной потребности дышать.

В стремлении прийти в себя не сразу дошло, что от неё хотят, когда мужчина нетерпимо дернул за руку, и взревел:

— Это что за хрень?

Вместе с тем потянул за палец, стягивая кольцо. Кольцо Олега.

— Нет! — Распахнув веки, с ужасом визгнула Маргарита, намереваясь сжать ладошку и не дать отобрать единственную вещь, которой дорожила. — Не надо! Не трогай!

— А-а, малыш Чернышевский решил побаловать безделушками?

Поздно. Рощин с интересом крутил украшение, рассматривая под разными ракурсами.

— Должен разочаровать — ценности в нём практически никакой. Брюлик обойдется дешевле, чем одна твоя шмотка.

— Кирилл, ты ведь не такой! Пожалуйста, верни кольцо и отпусти меня…

— Пытаешься разжалобить? — Включая раздражение. — Не выйдет, Ритусенька. Никуда я тебя не отпущу. И эту хрень, — Ткнув в лицо колечком. — Заберу, чтобы не было соблазна предаваться ностальгии. И да, заруби себе на носу — можешь не заикаться ни по поводу ухода, ни по поводу Чернышевского. Иначе твой Чернышевский последует тропой Гришани Латунина. Я лично помогу отделаться от него, а через несколько лет труп окончательно догрызут червячки в сырой земельке.

Поднявшись, мужчина отшатнулся, чтобы уйти, на ходу подмечая:

— Хотя я не настаиваю. Предупреждаю. Выбор за тобой. Судьба твоего ненаглядного в твоих руках. Время на раздумья до утра. Но напоминаю — будешь и дальше норов показывать — жизни не будет никому!

Очередные угрозы. Жалкие усилия показать могущественность и власть. Всё могло быть смешным, если бы не было таким грустным. В ответ бы рассмеяться, да сил не оставалось. Может, к лучшему. Кто знает, каковой была плата еще и за эту вольность.

Голова гудела, сердце выскакивало из груди, никак не уравновешивая сбившееся дыхание. Маргарита машинально потерла горло, не в состоянии подвестись, когда удаляющиеся шаги, следом за которыми донесся хлопок закрывшейся двери, оповестили, что в комнате одна.

Надолго ли? Почему-то не сомневалась, что и до утра Рощин не даст покоя. По крайней мере, если сам уйдет из дома, приставит присматривать парочку амбалов. Черт возьми, ей подняться тяжко, не говоря о побеге. Да и как сбежит? Куда?

— Вот и поговорили… — Сипло промолвила Рита.

Она опять заложница ситуации. Вновь сама подвела итог, позволяя судьбе бить себя больнее и жестче. Сколько раз еще предстоит выступить в роли жертвы? Сколько раз предстоит вкусить буйное помешательство мужской половины человечества? Сколько еще искать защиты от одних её представителей у других? Где гарантия, что со временем тот, кто слыл спасителем, не выступит в роли палача?

Сегодня в который раз убедилась, что нет гарантий. Никогда и ни в чем. Жизнь умеет бить больнее, чем прежде. Отрезвляя от счастья, показывать, что верить нельзя никому.

Ладно, Латунин в свое время. Там изначально ничего хорошего ждать не приходилось. Но Кирилл! Почему так ведет себя? Может, правда, заслужила и иного недостойна?

От таковой мысли хотелось удавиться. Липкая и гадкая реальность преследовала везде. От пережитого ранее не укрыться и не спрятаться, как ни пытайся. Неужели напрасно шесть лет назад выжила? Зря позволила себе помочь Кириллу, который ныне требует расплаты. Который, однажды помиловав, сейчас хочет казнить. Если предположить, что и дальше так пойдет, страшно представить какую плату в будущем потребует Олег.

Привстав, Маргарита невидяще осмотрела гостиную. Поддаваясь накатывающей волне умопомешательства, лихорадочно рассмеялась. Громко так, но глухо. Трудно сказать, сколько времени это длилось, прежде чем, пряча лицо в ладонях, не разрыдалась. От безысходности ситуации. От собственной никчемности. Оттого, что жизнь не переиграть и ничего не изменить. Не быть ей счастливой никогда. Весь свой лимит исчерпала предыдущими днями на Сицилии.

Может, как в старые добрые времена, таблеток наглотаться и всего делов? Главное, набрать полную пригоршню, да сильнодействующих. Хотя, раз Рощин или охрана дома, опять откачают. Уж теперь точно знала, что этот легко не отпустит.

Или… взгляд метнулся в сторону прозрачной тюли, подрагивающей от легкого дуновения ветерка с приоткрытого балкона.

С балкона сигануть, что ли?..

2004 год

— Заходи давай! — Подпихивая в спину, Сергей затолкал девушку в дверной проем квартиры.

Яркий свет ослепил глаза, на мгновение лишая и без того потерянной из-за несостоявшегося побега, координации. Оказавшись в квартире заклятого врага, шансы на спасение окончательно меркли. Мольбы, которыми остаток пути засыпала Сергея и водителя не дали толку, что не удивительно. Своей выходкой пуще разозлила мужчин.

Черт возьми, а ведь свобода — настоящая, полноценная свобода была так близко. А теперь? Что теперь? Эта квартира хуже борделя. Здесь Латунин.

Рита еще не видела его, но ступив на порог, мерзкие мурашки покрыли тело, предвещая — ничем хорошим вечер не закончится.

— Чего стала, рот разинула? Проходи давай. — Пробурчал охранник недовольно. — Я в машине буду. Когда закончите, приду, заберу тебя.