Мгновения, растянувшиеся в вечность. Глаза в глаза, прежде чем с губ Олега сорвался обреченный вздох.
— Рит… — Отпустив её руку, отвел взор, вызывая новую волну беспокойства. — Я давно хотел сказать…
Ну конечно, первоначальное обещание не оставлять было слишком скорым и необдуманным. А уж последующее вовсе грозится вылиться необъятными проблемами. Великие поступки, беспочвенное рыцарство по отношению к подобной ей… Кому это нужно? Даже для такого как Чернышевский — это чересчур.
— Прости, Олег. Я опять вытягиваю из тебя никому не нужные обеты.
Тряхнув головой, Одинцова готовилась отказаться от собственного нелепого предложения — хватит иллюзий и наивности. Сказка закончилась. Она, как Золушка, выбравшись из пучины грязи, пережившая лучшие дни своей жизни, обязана вернуться к былому существованию. Впереди рейс к Киеву, что сыграет роль злополучных часов, оповещающих о персональной смерти её души…
Олег, торопливо покопавшись во внутреннем кармане собственного пиджака, вытащил синюю бархатную коробочку. Не скрывая улыбки, открывая, протянул ошеломленной Ритке.
Удивленный вздох невольно слетел с губ, когда перед ней предстало украшение. Вроде неприметное, в чем-то строгое, но без излишней вычурности казалось эталоном элегантности и великолепия. Тонкий ободок из белого золота, украшенный бриллиантом, играющий светом на обилие граней.
Кольцо. Где-то его видела, но не могла вспомнить, где именно. Или подобное?
— Это кольцо, в знак вечной любви, мой дед подарил бабушке перед свадьбой. — С легкой полуулыбкой пояснил мужчина.
Господи, как же Маргарита могла забыть? Единственное наследие дворянского рода Чернышевских. Еще будучи юной, девушка не раз слышала романтическую историю от Антонины Романовны о признании в любви тогда будущего мужа Ивана Степановича. Когда в далекие послевоенные годы дед Чернышевского, перебиваясь малыми крохами и скитаясь в поисках заработка на проживание, сохранил отданное матерью накануне гибели украшение, чтобы вскоре надеть на палец любимой девушке.
Антонина Романовна всю жизнь проносила кольцо на невзрачной нитке на шее. Как утверждала — поближе к сердцу, но как однажды признался Иван Степанович — потому, что попросту мало, а подгонять под размер не хотела, искренне веря — в таком виде убережет любовь и предотвратит преждевременную разлуку. Так и сталось — вместе семейная пара испытала тяготы и лишения собственной жизни, трагическую гибель сына и невестки, воспитали замечательного внука, а потом практически одновременно покинули бренный мир. А теперь Олег, с долей ностальгии, протягивал судьбоносную вещь ей.
— Я нашел его, когда впервые вернулся домой после тюрьмы и долгое время носил с собой, выжидая более удобного момента. Но сейчас… — Словно не замечая немого возражения Маргариты, вытянул колечко, другой рукой приподнимая ладошку девушки: — Я хочу, чтобы оно всегда было с тобой.
— Зачем? — Сведя брови на переносице, следила за действиями мужчины. Когда холод драгоценного металла коснулся безымянного пальчика правой руки, пробормотала: — Я не могу его принять.
— Оно подходит тебе идеально. Размер твой. — Не слыша ничего, с улыбкой подметил Чернышевский, когда колечко, действительно, словно влитое, скользнуло на пальчик.
— Не нужно. В нём память о родных тебе людях, и оно должно быть у тебя.
— Нужно. Для меня ты не менее родной человек. — Убирая коробку обратно в карман, прикоснулся губами к девичьей ладошке. — Расценивай это как ответ на твои просьбы, взамен любых слов. Не стоит во мне сомневаться. — Палец за пальцем сжимая руку Риты в кулак: — Ни-ког-да.
— Возобновлена посадка на рейс Катания-Киев. — Где-то из динамиков послышался автоматический голос, оповещающий, что пора собираться.
Чернышевский, отпустив руку Маргариты, бегло осмотрелся, отпил из чашки остывший кофе, намереваясь встать. Но оклик девушки заставил его замереть.
— Олег! — Мужчина на секунды обернулся. Прежде чем успел опомниться, с уст Одинцовой сорвались тихие слова: — Я научусь тебя любить. По-настоящему.
— Знаю. — Прикрыв веки в знак согласия, потянул Риту за руку, заставляя подняться: — Пойдем. Пора.
Заново бессмысленная спешка. Очереди. Толпы незнакомых людей. Обилие голосов. Мимолетные взоры, улыбки, грусть, безразличие…
Если вокзал у большинства ассоциировался со встречами и расставаниями, то аэропорт, пожалуй, был более одиноким и пустым местом при обилии людей. Здесь нет никому дела до других. Все заняты собой, личными проблемами. Совсем неважно, что в их присутствии разворачиваются настоящие жизненные драмы.
Впрочем, возможно, минорность мыслей Маргариты вызвана неконтролируемым предчувствием неизбежного. Страх перед рейсом, совсем недавно задержанным из-за некой поломки самолета, совершенно ни при чем.
Кажется, дышать перестала, едва ступили на борт самолета. Заговорить не решалась, пристально гипнотизируя переплетенные руки на подлокотнике кресла. То и дело подавляя желание заплакать, когда на глаза бросалось кольцо Олега.
Он её не оставит. Теперь точно. И сама не уйдет. Не вернется к Кириллу даже временно. Даже для того, чтобы банально объясниться и попросить прощения, что взамен его великодушного благородства и помощи, отплатила предательством и уходом к другому мужчине. Наверное, когда-нибудь потом нужно будет поговорить с Рощиным. Он поймет. Обязан понять. Но пока необходимо время. Свыкнуться. Окрепнуть морально. Прийти в себя.
Гори синим пламенем прошлое. Нужно разобраться в настоящем. Строить планы на будущее. С мужчиной, чью поддержку ощущала каждой клеточкой тела. Без которого с каждой новой секундой, проведенной вместе, всё меньше представляла дальнейшую жизнь…
Киев встретил холодным промозглым ветром и каплями противного дождя, срывающегося с тяжести повисших над землей густых туч. Неимоверный контраст по сравнению с солнечной Италией, разом окунувший в грозную реальность.
Особенно отчетливо это ощущалось в летнем, оголяющем плечи, платьице, воистину по ошибке надетом в отеле. Неприятные «мурашки» бегали по телу, пока спускались с трапа. Если бы не согревающее объятие Олега и его пиджак, наброшенный сверху, давно прозябла.
Долгосрочное лето осталось позади. Киевская осень в этом году слыла особой суровостью, застав врасплох. Каких-то несколько дней назад, уезжая, страна провожала приятным теплом бабьего лета, нынче отчетливо давала понять — холода не за горами. Более того, наступят достаточно быстро, не позволяя осени перевалить за половину.
Интересно, Кирилл вернулся в Золотую Рощу? В курсе, что Маргарита попросту сбежала от него? Или находится в столице, в беззаботном неведении? Впрочем, какая разница. Думать не хотелось ни о чем. Хотелось скорее куда-то присесть. (Надеть чертовы новые туфли на высоченной шпильке в дорогу стало наибольшей глупостью на сегодняшний день). А в идеале оказаться дома. У Чернышевского дома. Что поедут именно туда, не сомневалась.
Рита предвкушала, когда окажутся наедине, и Олег одними объятиями уймет любые страхи и защитит от бед. Где больше не будет холода и боли. Где они вместе, закутавшись в теплый плед, наконец-то расскажут друг другу обо всем, что произошло в жизни, не тая ничего. Мечты, которые очень скоро станут явью.
Может, не так страшно, что сицилийская сказка закончилась? Реальность, она ведь неплоха. Главное, всё правильно построить…
— Ой. — Оступившись, Маргарита вскрикнула от резкой боли в лодыжке.
— Осторожнее, Ритуль. — Поддержав за талию, забеспокоился Олег. — Под ноги смотри. Нам еще тебя в гипс засунуть не хватает для полного счастья.
— Я нечаянно. — Опуская глаза к новеньким туфлям в тон платью, пожаловалась: — Они оказались такими неудобными. Я все ноги стерла.
— Малыш, а ты со шпилькой повыше не могла найти обувь? — Проследив за её взглядом, ворчливо подметил мужчина. — Нам еще твой багаж забирать.
— Мой? — Вспыхнула Одинцова. — Можно подумать я тебя заставляла покупать все те вещи, чтобы тащить обратно необъятные сумки.