Провожаю сестрёнку, и прощаюсь с другом.

– Заедешь завтра за мной?

– Без проблем, – соглашается он.

Мэди открывает дверцу, но обращает взгляд ко мне. В ту же секунду она несётся обратно и быстро целует меня в щёку.

– Так-то лучше, – смеюсь я, она показывает язык и скрывается в салоне машины.

Провожаю их взглядом и возвращаюсь в дом. По какой-то незримой причине, я не тороплюсь уезжать, а вновь занимаю место за столом.

– Останешься сегодня? – спрашивает мама, размешивая сахар в кружке.

Качаю головой и коротко улыбаюсь.

– Не знаю.

– У тебя всё хорошо? – сведя брови, интересуется она, всматриваясь в моё лицо, следом за ней, к подобному рентгену присоединяется отец.

– Да, жаркое выдалось лето, уже полгода отхожу.

– Не сомневаюсь, – скептически соглашается мама, пока отец толкает меня кулаком в плечо.

– Ей не обязательно знать об этом, – смеясь, говорит он.

– Да ладно, – усмехаюсь я, смотря на маму. – Ты же не думала, что я девственник и берегу себя для одной единственной?

– Конечно, нет. Как я вообще могла об этом подумать?

– В пятнадцать, мам.

– Это ужасно, – фыркает она, пока я и папа разряжаемся смехом. – Мы можем не говорить об этом?

– Что в этом такого?

– Я не хочу знать о твоей половой жизни, ты можешь обсудить это с твоим отцом. Уверена, он как никто другой поддержит эту идею.

– Мне кажется, он берёг свою вишенку для тебя.

Мама смотрит на папу, и отвращенная гримаса медленно появляется на её лице.

– Сомневаюсь, – морщится она.

– Это мужской организм, Лиз. Мы оба это понимаем, – вступает отец.

– Да, но это вовсе не означает то, что я желаю знать об успехах своего сына.

Отец уже было открыл рот, как мама резко его перебивает:

– И о твоём прошлом тоже.

В ответ, она получает самодовольную ухмылку.

– Но о дочери ты знаешь.

– Это совершенно другое.

Папа жмёт плечами, и его лицо искажается. Кажется, он не хочет знать ничего о подобном, когда дело касается Мэди. Наверно, я его понимаю. Растить сына проще, чем дочь. Сомневаюсь, что сам мог охотно интересоваться сексуальной жизнью дочери, в то время как с сыном это вполне нормальное явление. Эту теорию подтверждает то, что я не стремлюсь знать что-то по части своей сестры, всякое упоминание секса от неё – становится тошнотворным. Особенно, когда я понимаю, что всё происходит с моим другом. Да, это жизненно и реально, но я мирюсь с трудом.

Мама моет кружку и покидает кухню.

– И? – спрашивает отец, тут же поворачиваясь ко мне.

Перевожу взгляд на него.

– Что?

– Ничего, – говорит он, скрестив руки под грудью и упав на спинку стула.

Пройдясь по мне взглядом, он поднимает брови, словно я что-то должен сказать. Смотрю на него ответным взглядом. И такая тупая игра длится в течение минуты.

– Дай угадаю: ты упиваешься своей свободой.

– К чему это?

– В твоём возрасте, я уже стал твоим отцом.

– И что ты хочешь этим сказать? Чтобы я обрюхатил первую попавшуюся девчонку?

– Нет, но в двадцать я уже познакомился с твоей мамой.

– Тебе просто повезло.

– Не спорю, – кивает он.

– Да, я кайфую, никому ничего не обязан и беру то, что хочу. С каких пор у нас нужно обзаводиться семьей в каком-то определённом возрасте?

– Никто не обязывает тебя плодить внуков.

– Ты стареешь.

Отец хмурится и проводит пятерней по волосам.

– Я вроде прокрашиваю седину.

– Я заеду тебе, если ты скажешь, что красил волосы.

Смеясь, он встряхивает головой. Но его взгляд меняется.

– Я серьёзно.

– Что именно?

– Возьмись за голову, – говорит он.

– За какую? – усмехаюсь я.

Закатив глаза, отец не сдерживает улыбку.

– Тебя не исправить.

– Странно, а я слышал, что ты неисправим, – смеюсь я.

– Нет, обычно я делаю, а потом думаю.

– Твои таланты передались по наследству мне. Не хочу быть неблагодарным, но не мог бы ты забрать их обратно?

– Нет, спасибо, – улыбается отец.

Вытягиваю ноги и создаю замок из пальцев на затылке, раскинув локти в сторону. Папа выпускает воздух из лёгких и поджимает губы, смотря в телевизор.

– И как ты понял это? – спрашиваю я.

– Что? – получаю секундный взгляд, и он вновь устремляет внимание в экран.

– Что любишь маму.

Брови моментально поднимаются вверх, и теперь его проницательные глаза сканируют меня. Снова.

– У тебя нет такого человека, иначе ты бы не задавал такой вопрос.

– С какой стати? Может, я просто сбит с толку.

– Потому что не надо знать, надо чувствовать.

– Говоришь, как будто мы в сраной мелодраме.

– Нет, так и есть. Ты уже миллион раз слышал эту историю.

– Я слышал её от мамы, но не от тебя.

Отец поднимает один уголок губ и встаёт со стула.

– Я расскажу тебе её от своего лица, когда ты признаешься в том, что у тебя кто-то появился.

– У меня никого нет, – возражаю я, скрывая внутреннее смятение, – мне просто интересно.

– Мы оба знаем, что это не так.

С этими словами, он скрывается за поворотом, а я недовольно бурчу себе под нос. Мой отец один из лучших засранцев знающих, когда нужно свалить и не попасть под обстрел.

Я никогда не думал, что один человек способен зажечь тот огонь, о котором ты никогда не подозревал. Конечно, у меня есть родители, как опорная точка и аргументы «за» на этот счёт, но я – реалист, и найти что-то стоящее в нашем мире не так легко, как кажется. Цепляясь за каждую вновь обретённую «любовь», мы подпитываем себя иллюзиями. Каждый раз, встречая нового человека на своём пути, мы думаем – вот он, это точно он. Но это не так. Да, я согласен с утверждением о том, что каждый уходящий и приходящий человек приносит в нашу жизнь что-то своё, но я тот, кто легко прощается.

Отпустить? Без проблем. Конечно, отпустить, а лучше сказать, выкинуть из своей жизни грязь – проще. Это как избавление от ненужного хлама, наполняющего наши жизни, даже если эта грязь впиталась в сердце. Тяжело, но оно того стоит. Становится легче. Или нет, это спорный вопрос. Но есть тот ряд людей, которые вносят в нашу судьбу возможности, рост и развитие, с такими всегда сложнее. Как бы тяжело не было, мы всё равно отпускаем, потому что должны идти вперёд, потому что нельзя гнаться за тем, кто хочет уйти. И я вовсе не тот, кто побежит вслед, я тот, кто даже не обернётся на прощанье. Мне удаётся ускользнуть от засранца Купидона, который пытается нацелиться в мой зад или голову. Пока я показываю ему средний палец – очередная стрела пролетает мимо.

У меня есть живые примеры любви – это мои родители. Моя семья. И я чертов счастливчик, как говорит про себя отец. У меня родители, которые любят друг друга и любят нас. Я слышал их историю больше полумиллиона раз, но не по своей инициативе. Отчасти, я благодарен, что у меня есть сестра, которая когда-то донимала маму с этими вопросами. Фактически, это была её сказка на ночь, менялись лишь имена. Не буду врать, я слушал с тем же упоением, что и она, но не показывал виду, притворяясь спящим. И я вижу не единственный пример. Их несколько, но мой пример – моя семья. Кто, если не они?

У меня своя жизнь. Своя судьба. Свой выбор. И сейчас я выбираю свободу. Смешно, но линия на ладони готовит свои планы на меня. И в этот раз на сторону Купидона встают все предыдущие пункты, из-за которых я чувствую себя слабым и не способным бороться. Это моя погибель. Она – моя погибель.

Мэйсон

Сентябрь

Очередной раз слушаю гундёж друга.

– Чёрт, Картер, ты нахрен прикалываешься? Тебя где носит? – бурчит Ди, на что я закатываю глаза и убираю мобильник в сторону. Парочка зануд. Друг не останавливается, он продолжает свою триаду, и я слышу всё, даже когда кладу мобильник на скамейку. – Твоя сестра в ярости.

– Дай мне надеть трусы, придурок, я не могу сверкать яйцами в коридорах. Она перебесится, дай ей шоколадку.