Ноябрь

– Может, ты сначала будет думать, а потом делать? – спрашивает мама, подперев дверной проём и скрестив руки под грудью.

Поворачиваюсь к ней и широко улыбаюсь.

– Где-то я уже это слышал.

– Да, уже на протяжении двадцати лет пытаюсь донести суть данного выражения до твоего отца.

– Тогда ты знаешь исход, – смеюсь я и сую мобильник в карман.

Забираю сумку и закидываю на плечо.

– Я домой, – говорю я, проходя мимо.

– Интересно, а этот дом, когда перестал быть тебе домом?

– В девятнадцать, когда я переехал.

– Ты даже не останешься на ужин?

– А что на ужин? – хитро спрашиваю я.

– Когда услышу ответ, тогда и скажу.

– Пахнет курицей, мам, – улыбаюсь я, раскрывая её тайну, покрытую мраком или простой дверцей духового шкафа.

– Пусть будет так.

Отпрянув от проёма, она выпрямляется, и её пристальный взгляд карих глаз скользит по мне от макушки до пят и обратно.

– Конечно, я останусь, ма, – сообщаю я, быстро чмокнув её щёку.

Направляюсь к лестнице и со смехом добавляю:

– Ты же не думала, что я откажусь от чего-то домашнего? Жутко задрали полуфабрикаты.

– Ты меня используешь, – провозглашает мама, пытаясь создать обиженный тон, но я спиной чувствую её заразительную улыбку.

Останавливаюсь на первой ступеньке и бросаю на неё взгляд через плечо, подмигиваю и скрываюсь за поворотом.

Ди и Мэди уже сидят за столом, из-за чего я автоматически хочу выругаться.

Так получилось, что мой друг запал на мою сестру. И спустя парочку лет, я до сих пор мирюсь с этой ситуацией. На самом деле, мне плевать, кто с кем встречается, трахается или играется, но не тогда, когда дело касается моей сестры. Только я знаю, что она пережила, и только я имею право быть против любых её отношений.

Я не доверяю никому, даже себе. До определённой поры я думал, что у меня есть друзья. Ну, как минимум хотя бы лучший друг и девушка. Всё легко изменилось, а понимание того, что друзей не существует – пришло. Твои друзья – твоя семья. Возможно не у всех, но у меня да. Ди – это исключение. Как бы я не хотел, но не могу назвать его просто знакомым. Он больше, чем все те, кто окружает. Не знаю, по какой причине, так вышло. Я верю ему, но уже не на сто процентов, как делал это раньше. У меня есть причина придерживаться подобного мнения, и она кроется в человеке напротив: в моей сестре. По неволе мы оба были преданы одним и тем же человеком. В моём случае двумя. Кажется, она забыла, но я не тот, кто забывает. Возможно, я прощаю, но прощение не значит потеря памяти. Я всё помню, как вчера. Жизнь преподала мне хороший урок сразу искать плохое, чтобы не удивляться в будущем.

Встречаюсь взглядом с голубыми глазами сестры, и получаю вопросительно поднятую бровь. Она знает, о чём я думаю. Это чертова связь. Иногда я хочу закрыться, но понимаю, что мою маску видит, как минимум один человек.

Дверь распахивается, и на порог заваливается отец и Эйден. Оба смеются и пихают друг друга в плечо с хорошей силой, благодаря которой отшатываются в стороны.

– Три года вас ждали, – заявляю я, хотя прижал задницу к стулу меньше минуты назад.

Папа закатывает глаза одновременно с братом, и первый промахивается, когда хочет дать мне подзатыльник, а второй убирает коньки и клюшку в шкаф.

– Ты теряешь хватку, – усмехаюсь я.

– Да? – спрашивает он, занимая место на соседнем стуле от меня. И я не успеваю уловить то, как быстро прилетает ладонь в мой лоб. – Ты всё ещё так думаешь?

– Да, – киваю я, – решил тебе поддаться, должен же ты хоть где-то выиграть. Ты такой предсказуемый.

Отец целует маму, которая ставит на стол пару огромных блюд и подмигивает мне, на что я закатываю глаза.

– Слюнтяй, – отмахиваюсь рукой.

– Мэйс! – фыркает сестрёнка.

– Мэди! – передразниваю я.

– Заткнитесь оба, – подаёт голос Эйден.

– А ты какого хрена вякаешь, малявка? – смеюсь я.

– Прекратите все, – выдыхает мама, на что Ди тихо смеётся, смотря на неё, а папа самодовольно усмехается. Мэди скрестила руки под грудью и поморщила носиком, на секунду встретившись взглядом с мамой. – Господи, когда-нибудь мы поужинаем нормально?

Не думаю, что мама обращалась к нам, скорей, это разговор с самой собой, но довольно смешно.

– Напомните, сколько вам лет? – продолжает она.

– Двадцать два, неделя и двадцать три, – говорю я. – Еще есть малявка пятнадцати лет.

– Мне шестнадцать, – заявляет младший брат.

– А мне скоро двадцать три, и что теперь?

– Что мозгов нет, – бурчит он.

– На твоём месте, я бы молчал. У меня может случайно дрогнуть локоть.

– А у меня нога.

– Мы можем поужинать спокойно? – перебивает мама.

– Ладно, – улыбаюсь я, косясь на отца, который едва держится, чтобы не рассмеяться. – А молитва будет?

– Возьмите каждый по ножке, – указывает мама.

Выгибаю вопросительно бровь, но подчиняюсь, как и Эйден.

– А теперь засуньте её в рот, чтобы замолчать хотя бы на пять минут, – завершает она, и отец не выдерживает, начиная громко смеяться и издавать протянутые вопли.

Удивительно, как мы может уживаться вместе, по крайне мере, могли. Я переехал жить отдельно сразу с поступлением, а Мэди задержалась в родительском доме ещё на год, после чего, я забрал её к себе. Но долго она не вынесла, вернувшись обратно к родителям, а после, сняв квартиру с Ди. В итоге, вся любовь и забота родителей перепала Эйдену, но в отличие от нас, он вовсе желает свалить в Канаду или Чикаго. Не потому что его задрали родители, а потому что брат желает играть в хоккей. Уверен, он более, чем доволен жить с ними, и я его понимаю. Завтрак, обед, ужин, родители рядом, карманные деньги и прочая пурга, о которой я забыл. В общем-то, наша семья не из тех, кто будет нависать грозовой тучей над головой, талдыча нотации, у каждого свой выбор. Но он вовсе не означает, что отец не может стукнуть по столу, а мама нахмурить брови. Раз в неделю, а то и два, я сам возвращаюсь сюда, обретая заботу, которой окружает мама. Знаю, она могла бы привозить приготовленное в квартиру, но как бы не хотелось, нельзя. Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому. Это дело гордости, самолюбия и самоуважения. Будь я девчонкой, мог принимать помощь, но когда в тебе говорит мужик – ты не можешь согласиться на то, что они готовы давать до старости. Я не прощу самому себе жить за их счёт. Это время бесследно ушло. Я не восемнадцати летний мальчик.

Наслаждаюсь ужином и довольно улыбаюсь.

Семья всегда на первом месте. За неё – я отдам абсолютно всё. Это не то, чему меня учили родители, это то, к чему я пришёл сам. Нет ничего важнее, видеть их живыми и здоровыми. Плюс к этим пунктам – счастливыми и любящими.

– Тебе дать что-нибудь с собой? – спрашивает мама, когда убирает со стола, а я помогаю ей, как и отец.

– Нет, у меня всё есть.

– Например?

– Целая морозилка забита.

– Попроси своего отца научить тебя готовить.

Обращаю взгляд к папе и выгибаю бровь.

– Ты думал, я не подкупил её своими кулинарными способностями? – усмехается он.

– Ты не сжёг кухню?

– Я умею готовить, засранец.

– Именно поэтому всегда готовит мама?

– Да, – кивает он. – Советую научиться, иначе помрешь с голода.

– От пиццы ещё никто не умирал, либо от еды на вынос.

– Разве?

– Ага, – подтверждаю я.

Ди и Мэди возвращаются, и на плече сестренки болтается сумка.

– Уже уходите? – спрашивает мама.

– Да, нужно заехать к Тине, забрать книги.

Её ничему жизнь не учит.

– Хорошо.

– Спасибо за ужин, – благодарит Ди, мама улыбается и кивает.

Мэди целует родителей в щёки, а Ди пожимает ладонь отца. Эйден и вовсе засел в душе, как обычно на несколько часов. Как девчонка, ей-Богу.