Секретарь сэра Джона. Никто не потрудился предупредить Стефани о секретаре. И вот он стоял перед ней – тщедушный лысеющий человечек с темными глазами-буравчиками, который, расправив костлявые плечи, словно собираясь ринуться в бой, сверлил ее гневным взглядом. Как ни странно, его пронзительно-писклявый голос звучал угрожающе.

– Вы промокли, мистер Томас. И вы опоздали, – последние слова были сказаны с такой горечью и укором, словно ему нанесли удар в самое сердце.

Но Стефани была не из тех принцесс, которые позволяют своим подданным читать им мораль. Прежде чем ответить, она повесила шляпу на вешалку, сняла мокрое пальто и пригладила лацканы сюртука.

– На улице идет дождь, – сказала она, – к тому же являться на работу в восемь тридцать – это настоящее варварство.

Лицо секретаря исказилось и приобрело лиловый оттенок, Стефани даже почувствовала запах его праведного гнева. Хотя этот запах, скорее всего, исходил от него самого – «ароматная» смесь нафталина и масла для волос.

Выбросив вперед руку, он указал на полку, где стояли часы.

– Не изволите ли взглянуть, который теперь час, мистер Томас?

– О да, я вижу, мистер… э-э… прошу прощения. А у вас есть имя?

Из самого дальнего угла комнаты донесся тихий смех. Секретарь резко обернулся, и только сейчас Стефани заметила, что адвокатская контора представляет собой помещение внушительных размеров с бесконечными полками, уставленными томами правовых текстов в великолепных тисненых переплетах. В самом центре комнаты располагались два ряда очень старых деревянных столов, за которыми сидели четыре молодых человека в таких же скучных черных костюмах, как и у нее, с такими же каштановыми усиками над верхней губой, которые придавали им чрезвычайно деловой вид. Четыре одинаковых пера слаженно порхали над одинаковыми столами, словно подчиняясь невидимому дирижеру. Стефани с ужасом взирала на эту картину.

Вновь раздавшийся тихий смех немного скрасил удручающее впечатление.

Багровый от злости секретарь снова обратился к Стефани:

– Меня зовут мистер Тернер, а вам не мешало бы…

– Тернер. Прекрасно, – перебила его Стефани и, бросив пренебрежительный взгляд на скромные черно-белые часы, уныло тикавшие на полке, достала свои, очень дорогие, золотые карманные часы, подарок ее мачехи на восемнадцатилетие. Несмотря на четкие указания, она и не по-ду-мала оставить их в Девоне. – Сейчас только восемь часов тридцать шесть минут, Тернер, и…

– Мистер Тернер.

Стефани снисходительно улыбнулась.

– Мистер Тернер, сейчас восемь часов тридцать шесть минут, и если для вас и сэра Джона эти шесть минут имеют такое значение, я отработаю их в конце дня. Итак, где мой кабинет, мистер Тернер?

– Ваш кабинет! – взвизгнул мистер Тернер, побагровев так сильно, будто вся кровь, циркулирующая в его костлявом теле, прилила к лицу. Казалось, надежные старые капилляры вот-вот лопнут от напряжения. – Ваше место за столом, Томас. И…

– Мистер Томас.

И вновь тихий смех нарушил дружный скрип одинаковых перьев по бумаге.

Мистер Тернер прищурил черные глазки-бусинки. Еще немного – и они совсем закроются.

– Вот ваше рабочее место, мистер Томас, за этим столом, – длинным костлявым пальцем мистер Тернер указал на страшную деревянную развалину в дальнем конце комнаты, то бишь последний стол в правом ряду.

Стефани довольно долго рассматривала его, затем снова обернулась к мистеру Тернеру.

– Это мне не подходит, не говоря уже об ограничении личного пространства. Я требую, чтобы мне предоставили отдельный кабинет.

– Вам… отдельный… кабинет?

– Да, именно, – сказала Стефани и резким движением сдернула перчатки. – Не обязательно просторный и изысканный. Подойдет и небольшая комната, но там должно быть достаточно полок и крепкий стол. – Она с презрением взглянула на жалкий предмет мебели, который и столом-то трудно было назвать, к тому же косившийся влево на целый дюйм. – И камин, конечно. Я не переношу холод.

– Понятно. Ну как же без камина.

Стефани начала загибать пальцы, озвучивая свой – список.

– Обязательно с окном, чтобы работать при дневном свете, насколько позволяет погода в этом Богом забытом туманном городе. Да, и еще ковер. Чтобы ногам было уютно.

– Ковер! – Мистер Тернер шлепнул себя по лбу. – Конечно! Как же я мог упустить из виду такой важный предмет обстановки для вашего королевского высочества! Наверное, я должен позаботиться о прислуге, чтобы носить вам сдобные булочки и начищать до блеска корону?

Послышался странный писк, словно кто-то изо всех сил пытался удержаться от смеха.

Стефани открыла рот, собираясь поблагодарить мистера Тернера за его сообразительность и уточнить, что сделать это надо в кратчайшие сроки и стоит найти профессионального ювелира, особенно для чистки короны, так как обычные слуги не умеют обращаться с драгоценными камнями.

Но она вовремя одумалась.

– Нанимать слугу вовсе не обязательно, мистер Тернер, – сказала она. – Меня удивляет ваша расточительность. Но я не собираюсь докладывать о ней сэру Джону. Я никогда не опущусь до сплетен, однако запомню это, – сказала она и постучала себя пальцем по лбу.

– Какая наглость! – воскликнул мистер Тернер.

– Да, наверное. Но вам не стоит беспокоиться, любезный. Думаю, со временем мы привыкнем друг к другу и оценим наши достоинства. Ну, станем друзьями и все такое. Как вы думаете…

От грозного окрика увесистые тома подпрыгнули на полках. Мгновенно оборвался скрип перьев. Стефани обернулась.

На пороге стоял, подбоченившись, сэр Джон Уортингтон в черной мантии и парике, который чуть сбился набок. У Стефани руки чесались, чтобы его поправить.

– Что здесь творится, скажите на милость? Тернер! Что за балаган?

– Сэр, я…

– Черт возьми! Стоило мне отойти в архив, – взгляд на часы, – на семь минут, как здесь все пошло кувырком, и вы выглядите так, словно вас сейчас хватит апоплексический удар. Не вздумайте рухнуть на пол посреди моей конторы! Где ваша выдержка, Тернер? Это никуда не годится.

Получив такой убийственный разнос от своего патрона, мистер Тернер потерял дар речи – в его птичьем тощем горле что-то клокотало то ли от страха, то ли от гнева, а может, из-за других, неведомых эмоций, которые находились за гранью понимания Стефани.

– Прошу вас, сэр… Мистер Томас, сэр…

Гром и молнии.

– Что натворил мистер Томас? Говори, не трусь!

– Он… он, – захлебываясь, прохрипел несчастный секретарь.

И тут Стефани осенило. В конце концов, она была принцессой и много раз наблюдала, как подданные тряслись от страха, словно желе, перед лицом разгневанной королевской особы. В ее душе возникло естественное, если не сказать, смелое желание. Сердце дрогнуло. Она считала, что в данном случае сильный должен защитить слабого.

– Дело в том, сэр Джон, – вмешалась Стефани, смиренно опуская глаза, – что я вел себя слишком вызывающе.

– Вызывающе!

– Да, сэр. Непростительная дерзость с моей стороны. Боюсь, это недостаток моего воспитания.

– Это правда? Я вас спрашиваю, мистер Тернер!

Мистер Тернер беззвучно зашлепал губами, затем глазами, полными отчаяния, посмотрел на Стефани. Наконец, совладав с собой, он расправил костлявые плечи, заложил руки назад, сцепив их за спиной, и гордо вздернул подбородок.

– Вызывающе, сэр? Слишком мягко сказано. Это была не просто дерзость, мистер Томас вел себя высокомерно и в высшей степени непочтительно по отношению к своим патронам. Этот… этот молодой человек, – сказал он таким тоном, словно обвинял его в прелюбодействе, – этот молодой человек имел наглость требовать для себя отдельный кабинет, сэр. Кабинет! С… с окном!

– И с ковром, – скромно добавила Стефани, – чтобы ногам было удобно.

Законопослушные губы сэра Джона искривились и сурово застыли, образовав жесткую прямую линию.

– Я потрясен до глубины души! Это возмутительно, мистер Томас! Прошу запомнить: здесь только я и мой коллега адвокат мистер Норем имеем право пользоваться отдельными кабинетами. Клерки и секретари работают в одной комнате, чтобы поддерживать атмосферу объективной коллегиальности, без чего невозможен процесс обучения и рождения новых идей, – закончив, сэр Джон взмахнул сухощавой рукой, пытаясь изобразить объективную коллегиальность, отчего атмосфера обучения и новых идей ощутимо завибрировала.