– Ваше доверие ко мне – большая честь, лорд Хэтерфилд. Я сделаю все возможное, чтобы его оправдать.

– А ребенок? – Он едва смог произнести эти слова.

– Я о нем позабочусь.

Хэтерфилд отвернулся и прошептал слова благодарности.

Он видел перед собой стену, серую и безжизненную. Сколько дней ему осталось? Или, может, счет пошел на часы? Откуда взять силы для прощания с этим миром, в котором остается его любимая женщина? Где набраться храбрости, если знаешь, что в ее животе сейчас растет их общий ребенок?

Райт позади него не издавал ни звука.

– Я носил с собой лицензию на брак, надеясь, что меня оправдают, – наконец произнес Хэтерфилд. – Может, вы захотите сделать так же.

– Не знаю, согласится ли она принять меня.

– Сначала – нет. – Хэтерфилд поднял руки и уставился на свои ладони, исчерченные линиями, со старыми мозолями на пальцах. – У нее сила воли, как у королевы. И самое благородное сердце в мире.

– Я постараюсь стать достойным ее.

Вдруг в дверь постучали – два раза, быстро и очень настойчиво. Тяжелое дубовое полотно отворилось.

– Сэр, – с уважением позвал охранник приговоренного к смерти. – Вам письмо, срочное.

Хэтерфилд взял конверт и подождал, пока охранник оставит его наедине с Райтом.

Он быстро прочитал короткое письмо. Несколько второпях написанных строк настолько его ошеломили, Хэтерфилд на мгновение потерял способность мыслить.

А потом, словно от удара электричеством, его мозг начал лихорадочно соображать.

– Надеюсь, новости хорошие, – сказал Райт.

Хэтерфилд повернулся к нему. Кровь бурлила у него в жилах, но это было знакомое чувство. Он испытывал его в прошлой жизни, когда выводил лодку на старт, ожидая начала гонки. Теперь это восхитительное ощущение, когда перед тобой стоит четкая цель, появилось у него вновь благодаря посланию лорда Олимпии.

– Боюсь, наоборот.

– Чем могу помочь?

Хэтерфилд принялся медленно складывать письмо, а в его голове с поразительной четкостью складывался план действий. Он внимательно оглядел фигуру Райта, его рост, ширину плеч и осанку.

– Мой дорогой друг, – сказал он, – как вы относитесь к тому, чтобы на одну ночь притвориться мной?

Райт сложил руки на груди и улыбнулся, блеснув зубами в полумраке.

– Побег? Не имею ничего против.

– В таком случае я буду очень вам признателен, если вы одолжите мне вашу шляпу.

Огромная луна освещала брусчатку дороги. Стефани схватилась за обшивку двуколки, ожидая крутого поворота вокруг Трафальгарской площади. Статуя Нельсона мелькнула высоко над ее головой, а потом скрылась.

«Набережная Виктории», – такой адрес значился в записке. Это было недалеко от станции метро «Темпл».

Мисс Динглби поможет. Она подскажет, что делать. Самые невероятные возможности дразнили ее, внушая надежду. Вдвоем им удастся как-то вызволить Хэтерфилда из тюрьмы. Потом они спрячут его, а когда будут пойманы убийцы отца, то все вместе вернутся в Германию. Хэтерфилд будет в безопасности за знакомыми старыми стенами Хольштайнского замка. Она вернется к прежней жизни, только теперь – вместе с любимым человеком. Затем будут пышная свадьба и постепенное привыкание к счастливой, спокойной жизни. А еще – маленькая принцесса или принц. Стефани положила руку на живот, словно оберегая малыша.

Может быть, однажды им удастся вернуть Хэтерфилду честное имя.

Скоро кучер выехал к началу набережной. У Стефани не было времени разыскать Нельсона и сказать, куда она поехала. Но это было неважно. Мисс Динглби можно полностью доверять.

Стефани огляделась по сторонам. Слева, вдалеке, между деревьями набережной, темнело квадратное здание входа в метро.

– Остановите здесь, – попросила она кучера.

– Не нравится мне это место, сэр, – заявил тот. – Думаю, что и хозяину оно бы пришлось не по нраву.

– Я встречаюсь с другом, Смит, – возразила Стефани. – И место не такое уж подозрительное. К тому же луна светит ярко.

Слава богу, был август, и потому в воздухе не висел холодный туман и черный дым от горящего в каминах угля. Ночь была ясной, в темном летнем небе сияла почти полная луна да плыли несколько облаков, освещенных ее серебристым сиянием.

– Мне тут не нравится, – упрямо заявил Смит и пустил лошадь шагом.

Стефани привстала и вытянула шею.

– Ты кого-нибудь видишь? – спросила она.

– Пусто.

– Тогда медленно езжай дальше.

Стук сердца отдавался у нее в ушах. Никакого обмана тут быть не может, разве не так? Она знала почерк мисс Динглби так же хорошо, как свой. Поверх листка был написан пароль, о котором договорились заранее. Нет, ловушки ждать не следует.

Все должно быть в порядке.

Ее ладони стали влажными, и руки начали соскальзывать с ручки двери. Краем глаза Стефани уловила какое-то движение. Она повернулась и заметила низкорослого мужчину в котелке, который шел вдоль ограды. Когда двуколка поравнялась с ним, тот поднял голову и закричал:

– Ты славный парень! Не дай им поиметь тебя, этим джентльменам, что… – Остальное Стефани уже не расслышала.

У нее вдруг побежали мурашки по спине. Сердце сжалось от дурного предчувствия. Словно мужчина в котелке был послан ей, чтобы предупредить об опасности.

Лошадь шла дальше. Еще один экипаж медленно проехал мимо них, и когда он оказался позади, Стефани увидела знакомый темный силуэт у ограждения.

– Стой! – приказала она кучеру.

Лошадь тут же встала. Стефани открыла дверь и спрыгнула на землю.

– Подождите, сэр! – крикнул Смит, но она уже побежала через улицу к парапету, где на фоне Темзы, подернутой серебристой рябью, стояла мисс Динглби.

Темная фигура протянула к ней руки. Стефани услышала родной голос:

– О, моя дорогая!

Во времена озорного детства Стефани они с мисс Динглби не всегда были друзьями. Сейчас, когда ноги несли ее в объятия гувернантки, ей вспомнился один такой неприятный момент. В прекрасный летний день, когда сестры уехали на озеро Хольштайн-Зее, чтобы устроить там пикник, она была вынуждена сидеть и переписывать все девяносто пять тезисов Мартина Лютера на латинском языке. А наказала ее мисс Динглби за невинную шалость, в которой фигурировали банка с клеем, ручной хорек и приехавший с визитом премьер-министр Богемии.

Но когда у нее на спине сомкнулись тонкие руки мисс Динглби, все это было тут же забыто.

– Ты вернулась! – крикнула Стефани.

– Ну конечно. – Мисс Динглби положила руки ей на плечи и чуть отстранила. – Разумеется, я вернулась к тебе, моя дорогая. Неужели ты сомневалась во мне?

– Я не получала от тебя ни слова.

– У меня не было времени на письма. Расследовала дело с этими анархистами.

У Стефани на глаза навернулись слезы.

– Пока тебя не было, случилось нечто ужасное…

– Да-да, этот твой маркиз попал под суд. Надеюсь, он в порядке?

– Нет. Все так страшно, что дальше некуда. Сегодня присяжные признали его виновным в убийстве мачехи. Виновным! Его повесят, а он невиновен, абсолютно невиновен, и мы должны спасти его…

Мисс Динглби еще крепче схватила ее за плечи и встряхнула.

– Что все это значит, Стефани? Эти слезы… Что с тобой случилось?

– Его повесят, мисс Динглби! Ты должна мне помочь.

– Боже, тебя трясет, словно… – Тут женщина смолкла. Ее взгляд опустился вниз. – Клянусь всеми святыми! И ты тоже?

– Помоги мне, – шепотом повторила Стефани.

Динглби закатила глаза.

– И ты, Стефани? Господи, может, дело в английском воздухе? Все вы при первой же возможности влюбились и тут же забеременели! Я учила вас совсем не этому!

Стефани гордо расправила спину.

– Ты учила нас всегда следовать своим убеждениям, и я так и поступала. Я защищала Хэтерфилда в суде. Тебе следует гордиться мной. Каждый день я посвящала процессу, изучала все законы и улики по делу и…

– И ради чего? Ради любви? – Последнее слово Динглби произнесла так, словно речь шла о малиновом пироге.