– При всем уважении, мне все же придется поговорить с ним лично.

Кольцов намеренно избегал слова «допросить», хотя чем дольше он находился здесь, тем сильнее крепла его уверенность в виновности неведомого Михаила.

– Это как-то связано с его собраниями? – Женщина села напротив, сложив руки в замок на коленях. – Да, я знаю, что никакие психологические группы он не посещает. Там ведь секта, верно? Если даже так, я смогу ему помочь, не сомневайтесь.

– Как вас зовут?

– Елена.

– А отчество?

– Просто Елена, не люблю, когда ко мне обращаются по отчеству, чувствую себя при этом старухой.

– Елена, вы только не волнуйтесь. Дело в том, что ваш сын мог находиться вблизи того места, где было совершено серьезное преступление.

– Вы его с кем-то путаете! – Глаза женщины стали наполняться слезами. – Миша очень домашний мальчик.

Если она и не врала, то, скорее всего, просто не знала всей правды. Уверенности в ее голосе было ничтожно мало.

– Вот это мне и предстоит выяснить.

– У вас есть ордер? – Подобно загнанному в угол хищнику, она пошла в наступление, не понимая, что своим поведением может навредить сыну.

– Для беседы ордер не нужен, – спокойно пояснил Кольцов. – Это не допрос.

Он все же произнес неудобное слово, но именно оно возымело нужный эффект.

– Хорошо, – сдалась собеседница, – только разрешите мне находиться рядом во время вашего разговора. Миша наблюдается у невролога, некоторые его реакции могут быть для вас не очевидны.

– Не вижу никаких препятствий. Мне важно одно, чтобы вы не влияли на его ответы.

Женщина молча поднялась и вышла из кухни. Вернулась уже с сонным, ничего не понимающим молодым мужчиной. Мужчина показался Кольцову странным, вел он себя совсем не как взрослый человек, скорее как мальчишка застигнутый за воровством шоколадки в супермаркете. Было и еще что-то, царапнувшее глаз, но что именно, сразу понять не удалось, а потом соображать оказалось слишком поздно. Стараясь спрятаться за мать, он бросал на гостя короткие затравленные взгляды и напрямую к Кольцову не обращался.

– Для чего меня разбудили? Я только заснул.

В голосе его слышались плаксивые нотки.

– Мишенька, милиционер хочет у тебя что-то спросить, – немедленно влезла женщина, нарушив данное ранее слово не мешать.

Слово «милиционер» прозвучало чужеродно и дико, будто на чужом языке, а «Мишенька» вдруг дернулся всем телом. Если бояться нечего, то с чего бы ему вздрагивать?

– Чего ему у меня спрашивать? – все еще не решаясь обратиться к Кольцову напрямую, он продолжал смотрел на мать.

– Ты только не волнуйся, – попросила она, – просто поговорите и все. Потом сможешь вернуться в постель.

Женщина наслюнявила палец и вытерла видимую только ей грязь на щеке сына. Тот поморщился, отстраняясь.

«Гнусный тип», – решил про себя Кольцов. Обычно такие и становятся маньяками, не выдерживая чрезмерной опеки, находя в своих злодеяниях отдушину и доказательство собственной самостоятельности. А потом возвращаются к матерям, и те отстирывают их трусы от запаха мочи, а рубашки от пятен крови.

Наверняка великовозрастное дитятко нигде не работает. С такого вопроса он и решил начать разговор, рассчитывая плавно подойти к интересующей теме.

– Я не работаю, – буркнул Михаил, зыркнув в сторону, дабы убедиться, что мать никуда не ушла и в случае чего сможет его защитить.

– Поэтому у вас много свободного времени для прогулок в местах, не предназначенных для данной цели? Вас видели возле здания ДК, когда оно уже было закрыто.

Плавно не получилось. Он представил, как сосунок разделывал трупы, смакуя каждое свое действие. Но больше всего его взбесило то, что урод мог причинить вред Инге, не вмешайся он вовремя. Кольцов почти уверовал в виновность тюфяка, сидящего к нему вполоборота, цепляющегося за мамину юбку, как не был уверен, пожалуй, никогда за всю свою работу в органах.

– Не понимаю, о чем речь. В ту ночь я спал дома, и мама сможет подтвердить мои слова.

– В какую именно ночь? – Кольцов ликовал. Вот он – тот самый момент, к которому он шел почти полгода, уже не надеясь напасть хотя бы на след убийцы. Теперь ему не терпелось провести допрос как можно скорее и отправить документы в суд. Вряд ли кто-то из адвокатов сможет ему помешать. В здравом уме никто не возьмется защищать упыря. Но даже если и так, он подождет. Главное, будет знать, что виновный в камере и новых жертв не будет.

– В ту, когда меня видели! – Михаил понял, что попался, и все равно пытался брыкаться. – Вы ведь с этого и начали.

– Насколько я помню, начали мы с обсуждения вашей работы. Разве нет?

– Хватит! – вскрикнула женщина, положив руки на плечи сына. – Вы не имеете права давить на него! Мальчик ни в чем не виноват, а вы ведете себя так, будто обвиняете его во всех смертных грехах!

– Мальчик подозревается в серии жестоких убийств. – Кольцов больше не собирался щадить чувства матери чудовища. Если она слепа, кто-то обязан открыть ей глаза. – Поверьте, доказать его причастность будет не слишком сложно.

– Какие еще убийства?! – Михаил сделал то, чего Кольцов никак от него не ожидал, а именно расправил плечи, поднялся, возвышаясь над ним; от прежней инфантильности не осталось даже намека: – Я никого не убивал! Зачем мне это нужно?

– Сядьте, – тихо велел следователь, – пока наша беседа действительно носит неофициальный характер, но я все равно могу вас задержать, поэтому давайте все же поговорим.

– Не о чем мне с вами разговаривать! Я могу свободно передвигаться, где и когда захочу, законом не запрещено!

– Все так, – покивал Кольцов, – если бы точно так же вас не видели в другом месте, где в то же самое время происходили похожие преступления.

Он действовал наугад, однако, судя по тому как побледнела женщина, как она прижала ко рту ладонь, сдерживая рвущийся возглас, понял, что попал в точку.

– Или снова спишем на ваше желание прогуляться? А что, место для прогулки самое подходящее: строящийся объект, за чертой города, охраняемый, между прочим.

– Вранье! Нет там никакого сторожа! Мы по тем руинам еще в детстве лазали.

– Михаил, – вкрадчиво сказал Кольцов, – вы очень прозорливый молодой человек. Второй раз я не называю вам фактов, но вы их легко угадываете. Быть может, вы экстрасенс и читаете мои мысли?

Про экстрасенсов он спросил не просто так. Ведь если Инга права, упоминание объекта ненависти или же какого-то садистского вожделения должно было вызвать у настоящего преступника ответную реакцию. Здесь реакция тоже была, правда совсем не та, которую ожидал увидеть Кольцов.

Михаил схватился за голову, запустив пальцы и в без того взлохмаченные волосы, сжал так, что раздался звук похожий на треск, а потом завыл: по-звериному, протяжно, громко. На пол начала капать не то слюна, не то слезы. Женщина бросилась успокаивать сына, но он оттолкнул ее, да так сильно, что она осела на пол, сдавленно вскрикнув от боли.

Кольцов не знал, кому помогать в первую очередь и нужна ли помощь скорчившемуся мужчине, который совершенно отчетливо… плакал. Теперь он не только слышал всхлипывания, но и видел напряженную спину, подрагивающие плечи. Женщина уже успела подняться сама, не делая попыток приблизиться к сыну, по всей видимости, у нее имелся определенный опыт в подобных случаях.

Но Кольцов и сам уже понял, что делать, ведь из-под ворота футболки Михаила выскользнула подвеска на грубой веревке, которая немедленно привлекла внимание следователя. Засушенная птичья лапка болталась на шее подозреваемого, и теперь его смело можно было записывать в обвиняемые. Других доказательств его вины не требовалось.

– Откуда у вас это? – Кольцов потянулся к лапке, но реакция мужчины оказалась молниеносной. Сжав безобразное украшение в кулаке, он сунул его обратно под одежду.

– Я не убивал птицу и не отрывал ей лапу, если вы об этом. – Вытер слезы тыльной стороной руки, громко шмыгнул носом, вперился в Кольцова колючими зрачками.