Когда нож вошел в грудину Луки, глаза его распахнулись, переполненные небесной лазурью и родниковой прозрачностью слез. Он успел схватить Антипа за руку и не разжимал хватки, пока не испустил дух.

Антип рвался, кричал, рыдал и просил прощения, но в застывшем взгляде его брата не было уже жизни.

– Глаза! – прокаркал голос. – Вырежи ему глаза и язык.

Спорить не имело смысла, он понимал отчетливо, что теперь стал рабом демона, заставившего его убить последнего родного человека. Он все выполнил, и тогда говоривший вышел к нему сам.

Сперва из темноты проступило бледное пятно, в котором распознать человеческое тело получилось не сразу. Тот, кто шел к Антипу, оказался худ до того, что каждая кость была видна на просвет, руки и ноги его в местах сочленений оказались вывернуты в обратную сторону, отчего он хромал, движения были ломаными, неестественными.

Антип замер, скованный ужасом, еще не зная, что его ждет совсем скоро. Ведь когда неизвестный явил себя полностью, оказалось, что голова у него не человеческая, а птичья. Черные перья почти полностью из нее выпали, а те, что еще оставались, торчали в беспорядке.

Чудовище медленно приближалось к нему, Антип же, наоборот, отползал, сжимая в окровавленной руке глаза и язык Луки.

– Ко мне! – велел голос, и он тут же подчинился.

Вытянулся струной, пошел. Не дойдя одного шага, потянулся к демону. Пальцы разжались один за одним, точно раскрылся диковинный цветок в сердце которого лежали куски плоти.

Демон склонил безобразную голову, моргнул круглым отполированным глазом и ловко подхватил клювом угощение, согнув при этом изуродованную спину в подобии поклона и расставив в стороны похожие на сухие ветки руки, отчего лопатки вздыбились двумя острыми пиками.

Когда трапеза была окончена, чудовище выпрямилось во весь свой немалый рост, перья на голове больше не топорщились, лоснились черной с синим отливом волной. Будто и плечи стали шире, а вывернутые до того суставы с противным хрустом встали на место.

– Не смотри! – велел он Антипу.

Тот и рад отвернуться, да увиденного с лихвой хватит до конца его окаянных дней.

Едва забрезжил рассвет, как демон начал искать себе укрытие, успев дать своему новому прислужнику наказ. Антипу следовало вновь заселить монастырь. На робкие возражения, мол, во всей округе не найдется достаточно народу для такого, монстр ответил:

– Пойди в поле, где гниют трупы твоих бывших братьев, налови воронят, слетевшихся на пир. До вечера держи их в силках, после расскажу, как тебе действовать.

Вечера Антип дожидаться не стал, в поле тоже не пошел, припустил за ворота, туда, где можно было спрятаться от урода проклятого.

…Они нагнали его почти сразу. Стая воронов сперва кружила высоко в небе, оглашая округу скрежещущими голосами, предупреждали, как он позже догадался, а уж после начали падать, целя крепкими клювами в темя.

Антип отбивался, пока мог, пока не обессилил и не закричал, глядя в небо:

– Я твой! Забирай!

– Ты давно мой, только сам того не знал, – было ему ответом.

На вечерней зорьке в силках смирно сидели тринадцать воронят, ровно столько пришло молодых крепких ребят уже на зорьке утренней к стенам монастыря, сообщив, что готовы нести службу.

Демон снова вышел к Антипу с наступлением темноты, когда новые братья разбрелись по кельям, вынес знакомый ларец, открыл. Подложка из бархата оказалась целой, точно и не рвал он ее в исступлении. На подложке все так же находилась лапка, перья покоились тут же.

Острым когтем демон поддел из-под одежды Антипа веревочку, на которой висел крестик, рассек ее коротким движением. Сам взял лапку и повесил ее Антипу на шею, покорно склонившему голову перед хозяином, свершая новое крещение.

С тех самых пор он больше не марал своих рук кровью, ему на подмогу всегда приходили его «воронята», так прозвал Антип своих сподвижников, подчинявшихся не то что его слову, даже мысли.

Новый хозяин свое слово сдержал.

Демон велел сохранить монастырь. Со временем даже удалось вернуть первоначальное убранство храму, пострадавшее от прежнего настоятеля. Нельзя было, чтобы люди прознали о том, что творится за высокими стенами. Пусть, как и прежде, думают о божьем доме, и никогда им не догадаться, кому теперь молиться ходят, ведь знак демона скверной своей скрыт от посторонних. Антип самолично углем иконы с оборотной стороны поганил, господина своего прославляя.

– Хватит, – сказал пацан, отстраняясь, – не могу больше.

– Я увидел достаточно, спасибо. – Жора поднялся размять затекшие ноги. По ощущениям, он пробыл в видении дольше, чем в прошлый раз, но вокруг все еще плескалась ночь.

– В другой раз я уже ничего тебе не покажу. – Пацан хоть и был духом, избавиться от привычек никак не мог, поэтому, наверное, устало опустился на землю, спрятав лицо в ладонях. – Не знаю, как все здесь устроено, только я чувствую, что сил у меня не хватит уже. Помню, на прошлой неделе… когда-то очень давно, видимо, смотрел ужастик один, там так призраки в таких уродов превращались через какое-то время, что уже и намека на них прежних не оставалось. Меня тоже такое ждет?

– Нет. – Жоре очень хотелось его обнять. Необъяснимое чувство нежности разливалось у него внутри, его тянуло к пацану, как к кому-то настолько близкому, что ближе просто не может быть. И чем сильнее тянуло, тем яростнее вгрызалась в виски боль, заставляя перестать думать, догадываться, вспоминать. – Ты ни в кого не превратишься, обещаю.

– Я тебе не верю, – уже привычно хмыкнул пацан, – но все равно спасибо. Может, придешь еще как-нибудь? Просто поболтаем.

– Обязательно. Ты береги себя, слышишь!

– Раньше надо было такие советы давать. Ты мне не батя, понял!

Агрессия в очередной раз захватывала пацана. Хорошо, что призраки в реальной жизни и в кино не похожи. С такой злобой он давно начал бы убивать.

Лена опять не спала, все так же ждала его на кухне, и когда Жора вошел, бросила на него вопрошающий взгляд. Он покачал головой. Она разрыдалась.

– Где он может быть? – Вопрос ее требовал немедленного и однозначного ответа, чего Жора дать не мог, и его большое сердце разрывалось на мелкие клочки. – Миша домашний мальчик, он никакой не преступник. Как тому следователю только в голову пришло подобное?!

Он бы ответил, рассказал бы о жестоком убийце с лицом ангела, жившем сотни, а может и тысячи лет назад в монастыре, и боялся, что тот убийца вернулся, дабы завершить начатое сотни или даже тысячи лет назад.

Идея все же навестить секту пришла в голову Инге за завтраком.

– Подобные организации не могут держаться на одном единственном человеке, – говорила она, наливая Кольцову утром чай и выставляя на стол тарелку с исходящей паром овсянкой. – Убитый пастырь, скорее всего, был кем-то вроде лица их проекта, ему быстро найдут замену. И не смотри на меня так, каша по утрам полезна.

– Дело не в каше, – берясь за ложку, ответил он. – Меня пугает твоя осведомленность о внутреннем устройстве сект. Откуда информация?

– Из леса, вестимо! Ешь давай, остынет.

– Ты не ответила. – Кольцов напрягся. Их отношения еще не перешли в ту стадию, когда они могли бы предъявлять друг другу претензии, но ему уже не нравилось, что у его женщины могут быть от него опасные секреты.

– Не будь таким серьезным, товарищ майор, – подмигнула Инга. – Пока ты спал, я заглянула на их сайт и посмотрела расписание проповедей. Там даже некролога по прошлому пастырю нет. Ну еще бы, они же верят в перерождение души в новом теле, следовательно, он не умер и, возможно, усталая акушерка уже хлопает по попке младенчика с его глазами.

– Овсянка очень вкусная, – Кольцов набил полный рот, отчего едва мог говорить. Ему было очень стыдно за свое поведение, но для искренних извинений необходимо немного успокоиться, а сразу после принять простую истину, что рядом с ним теперь не только красивая, но и умная женщина.