Главное теперь бежать и не оглядываться!

Когда дверь тихонько приоткрылась, Иван даже не сразу сообразил, что к чему, решив, что открылась она от сквозняка. Потом уже, когда его по траве, упирающегося, тащили, он вспомнил, что все окна лично запер, иначе штукатурка не высохнет и трещинами пойдет.

В дверях стояла высокая фигура. Иван обмер. Не иначе псоглавый все же пришел отомстить спустя столько лет? Не видел он под капюшоном длинной мантии не только лица, но и фигуры. Казалось, что вместо лица просто темень живая шевелится, переворачивается, и только что‑то острое выпирает. Очень на морду песью похоже.

– А вот и агнец, – хрипло выдала темень. – Сам пойдешь или помочь?

– Мужик, хорош, – отступая, причитал Иван, – не дури. Вот те крест, никому не скажу, что вас тут видел. Да и как видел‑то, лиц все равно не запомнил.

– Значит, сам не хочешь. – Его палач, а Иван не сомневался, будут убивать, не спрашивал, утверждал: – Братья тебе помогут.

– Брось, хватит! Ну чего ты хочешь? Денег? Так я дам. Успел скопить кое‑что, хотели с женой квартиру расширять. Не губи!

Иван продолжал отступать, пока не запнулся о лежащую на полу доску и начал заваливаться назад. Ожидал боли, все же пол бетонный, третий день как выровняли, а оказался в крепких тисках рук. Его спеленали, совсем как когда‑то санитары в психушке. Хошь дергайся, все равно не выпустят, только еще и по почкам отвесят.

Но он дергался, извивался ужом, рвался из захвата. Те, кто держали его, оказались сильнее. Только сдаваться без боя он все равно не желал, и когда к нему подошел называвший его агнцем, Иван, используя жесткий захват как упор, врезал тому между ног что было сил. Еще посмотрим, кто тут агнец!

Козлина в мантии согнулся, вцепившись обеими руками в причинное место. Ивана отпустили. От неожиданности или хотели прям здесь начать колотить, но он не мог не воспользоваться шансом и рванул к выходу.

Уже совсем стемнело. Сколько же он прятался и выйти боялся? По ощущениям – приближалось к полуночи. Проклятое место играло не только с ним, но и с самим временем!

– За ним, дебилы!

Крик подтолкнул Ивана в спину, придавая ускорения.

Он, может, и смог бы сбежать, да снова споткнулся. На сей раз растянулся в траве, ткнулся в землю носом, ощутив густой запах чернозема. Подняться уже не смог. Тяжелая нога, похоже в берце, надавила на спину. Дышать стало тяжело.

– Поднимайте и тащите в обитель.

Иван никогда бы не смог забыть этот голос. Низкий, хриплый, не человеческий, похожий на птичий клекот. Если бы сумел убежать, сразу узнал бы его на очной ставке.

Если бы…

Ивану связали руки, похоже вывернув сустав, потому как боль сделалась невыносимой, и тащили за веревку в сторону недостроенного храма. Он молчал, понимая, что кричать бесполезно. Нет вокруг людей. Стройка от города далеко, только глотку сорвешь. Сжимал челюсти до скрипа, до крошащихся во рту пломб, но молчал.

– Я вам велел с черного хода зайти и сразу его оглушить. Почему ослушались? – Снова голос‑клекот. – От вас всего и требуется выполнять мои приказы. Вы даже на это не способны. Как я могу быть уверен в вашей преданности делу, если вы постоянно ошибаетесь?

Ему что‑то ответили, а Иван, прежде чем отключиться, только и успел подумать, что забыл про запасной выход из трапезной и штукатурка теперь точно потрескается.

Когда пришел в себя, понял, что лежит он на голом полу, все еще связанный, но живой. Должно быть, оно что‑то для Ивана значило, раз не прикончили на месте. Его небось припугнули для острастки, а он нюни распустил! Вот бы Вадька порадовался, видя его в таком‑то положении.

Образ Вадьки встал перед глазами четко и ясно, будто Егоров живее самого Ивана, только с тремя дырками в животе и кровью по рубахе, черным пятном расползающейся, поднялся из могилы посмотреть на своего душегубца. Вадька вдруг улыбается холодно и жутко, отходит в сторонку, уступая место другим, которые Ивана сюда притащили.

Теперь на них черные балахоны с глубокими капюшонами. Разве можно таких всерьез опасаться? Клоуны! Скоморохи ярморочные, а не сатанисты. Небось и головы, бритые наголо, чтобы уж наверняка, чтобы ничего не упустить!

Позже он узнает, какие на самом деле у них головы. Вовсе не бритые, но и без волос.

Люди собирались вокруг лежащего Ивана, выдерживая небольшое расстояние, чтобы можно было взяться за руки, образуя хоровод. Отчего‑то он стал искать глазами того, чье марево отличалась от остальных, и не находил. Ощущение, что его нет в круге, было почти неопровержимым, но хотелось убедиться. Иван, насколько сумел, приподнял голову, шевеля непослушной шеей.

Нет его здесь!

Морочь черная растекалась в воздухе, повторяя кольцо над макушками раскачивающихся людей, текла против часовой стрелки, переплетаясь инфернальными щупальцами, впивалась в темя каждого, тянула силу живой души.

Ивана вырвало к ногам одного из раскачивающихся болванов, чего тот не заметил, впав в подобие транса.

Все происходило в гробовой тишине, если не считать шелеста шелковых одежд. И вдруг под своды потолка стала подниматься мелодия, будто где‑то далеко трубил рог и сюда доставало лишь его приглушенное эхо. Не сразу догадался Иван, что не мелодия на самом деле, а мычание. Он не видел, но представил, как сатанисты выдавливали звук сквозь сомкнутые губы, акустика здания усиливала его, множила, наполняла густой мощью.

Чернота собралась в некое подобие купола, разрослась, укрывая и сатанистов, и самого Ивана. Всего на секунду их всех скрыл мрак, а потом вспыхнули свечи, расставленные все тем же кругом. И как он их только не заметил?

Свечи разочаровали Ивана. Самые обычные, белые. Не дотянули ребятки антураж, не выдержали до мелочей. Он едва не рассмеялся своим мыслям. Нервы начали сдавать.

Тем временем самый главный из них, который встретил его в дверях трапезной, разомкнул круг и поднял руки. Морочь дернулась, потянулась к кончикам длинных пальцев, венчавшихся темными, загнутыми когтями.

Что за чертовщина?! Иван задергался в путах, совсем как бабочка в паутине, а скорее уж неповоротливый жук. Бесполезно. Крепко связали изверги!

– Тихо, братья! Он будет говорить с вами!

Какой еще он? И откуда у человека такие когти на руках?

– Мы внемлем, – прошелестело вокруг. – Принимаем волю его.

Главный вещал на непонятном языке. Слова переходили в уже знакомый клекот, обрывались резкими каркающими звуками.

В помещении заметно похолодало.

– Вы услышали, братья?

– Услышали. Мы готовы принести жертву.

Повинуясь слышимой им одним команде, стоящие скинули балахоны.

Крик застрял у Ивана в горле.

Ему явились монстры, которых ранее он не встречал даже в самом страшном кошмаре. Псоглавец на их фоне казался теперь милым щенком.

Тощие, абсолютно голые тела, покрытые черными клоками перьев, вывернутые в обратную сторону коленные суставы, тонкие руки с прозрачной кожей, сквозь которую, казалось, виден каждый сосуд.

На плечах у каждого из них сидела воронья башка. И сколько бы Иван ни заставлял себя поверить, будто на самом деле это обычные маски, никак у него не получалось. На тощих грудинах висели скукоженные птичьи лапки, как замена нательному крестику.

Оборотни смотрели круглыми блестящими глазами, ломано склоняя головы то в одну, то в другую сторону, под блестящим оперением дергались невидимые кадыки, выдавая клекот из приоткрытых клювов.

Их главный и вовсе поворачивал уродливый череп на сто восемьдесят градусов, не боясь свернуть шею.

«Как же он разговаривал, если рта у него нет?» – подумал Иван, будто сейчас это знание было самым важным.

Его точно услышали!

Вожак вошел внутрь круга, склонился к связанному пленнику, раскрыл клюв. Раздался истошный крик, что‑то среднее между вороньим карканьем и человеческим воплем. Иван видел, как вибрирует кроваво‑красный язык чудища, настолько близко оно подобралось.

Тишина наступила внезапно, взорвалась внутри невидимого купола, упала на грудь гранитной плитой, выдавливая из легких остатки воздуха.