Генерал стаскивает шлем и темные волосы липнут к его бледному, как будто совсем обескровленному лицу. У него впали щеки. И темные круги под глазами.

Мне тоскливо – хоть вой.

Нам нужно домой.

Развести огонь в камине, выпить того сладкого халларнского вина и просто, может быть, впервые в жизни, поговорить обо всякой ерунде. Не огрызаясь друг на друга.

— Все очень сложно, Дэми, продолжает Тьёрд. – Что-то происходит на Севере. Какое-то движение, но я пока очень смутно его вижу и только пытаюсь понять. И если мое слово для тебя хоть что-то значит, то знай – халларны не рвали и не нарушали мирный договор. И, возможно, этого не делали и северяне.

— Тогда кто?

— За подобные разговоры я сам отправлял людей под меч. Есть вещи, о которых я не имею права говорить. И ты лучше больше не спрашивай.

Я понимаю. Он и так рассказал достаточно.

Нас, северян и халларнов, просто стравливают друг против друга.

Какая-то третья сторона. В каких-то своих интересах.

— Твоя помощь ничего не значит, Потрошитель, - нарушает наш разговор вернувшийся угрюмый северянин. – Но… спасибо.

— Я забираю свою жену, северянин. Надеюсь, никто не встанет у нас на пути.

— Я прослежу, - обещает тот. – Мы по-прежнему враги, Потрошитель. И если мы встретимся снова, я постараюсь тебя убить. Но в честном бою, а не в спину, как трус.

— Взаимно, - почти миролюбиво улыбается Тьёрд.

Мы не прощаемся, даже не обмениваемся намеками на уважительные кивки, просто разворачиваемся и уходим к ждущему нас стальному чудищу.

Нас могли бы и не отпустить.

И если бы хоть одна стрела полетела в нашу сторону, никакие мои слова и уговоры не остановили бы гнев Тьёрда.

Но северянин держит слово – никто не пытается нас остановить.

Хоть, правды ради, за нашими спинами люди выдыхают с облегчением.

Всего за каких-то полчаса деревня из обжитого насиженного места превратилась в кровавое пепелище. Мертвых не пересчитать. Многие лежат лицами вниз, и сейчас уже почти невозможно понять, кто это: обычные люди или одержимые?

Все так зыбко и неясно, что у меня путаются мысли. Так что как-то слишком поздно вдруг доходит, что практически обвилась вокруг руки генерала и крепко-крепко прижимаюсь к нему боком.

А он разглядывает меня сверху вниз с удивленной, но довольной улыбкой.

— Спасибо, что пришел за мной, - шепчу одними губами. – Мне было очень страшно.

Зачем отрицать очевидное?

— Тебя совсем нельзя оставить одну, жена. Отлучишься на день-другой, вернешься – а в доме полный бедлам.

Вроде и отчитывает, но как-то не так, как раньше.

Внимательно изучает мое лицо.

Почему-то хочется, чтобы дотронулся. Прямо сейчас, пусть даже и руки у него в крови, а у меня гряз на щеках. Просто протянул ладонь, погладил по щеке. А я бы потерлась об нее, как кошка.

«Спасибо за чудо, Потрошитель…»

Снова застревают в горле.

— Тебя не было гораздо дольше двух дней, - говорю вместо благодарности.

— Женщина, на моих плечах большая ответственность. Империя сама себя не защитит.

Быстро, пока не выдала себя, закрываю рот ладонью и хихикаю, как маленькая. Жестокий кровавый генерал, знаменитый Потрошитель, оправдывается перед своей маленькой трусливой женой. Чудеса.

Тьёрд все равно все замечает, вопросительно приподнимает бровь.

— Что это ты там себе думаешь? – хмурится, когда не тороплюсь с ответом.

Отрицательно мотаю головой и закусываю губу.

«Ничего, совсем ничего…»

Мне очень хочется расспросить его о чудовище под Красным шипом, хочется сказать, что я все вспомнила и что знаю про ребенка. Знаю про нашего сына.

Но не спрашиваю. Потому что сейчас не время.

Сейчас мне бы просто прижаться к нему и выдохнуть, поняв, что теперь я действительно в безопасности.

Я знаю, что Тьёрд обманывал меня, что недоговаривал, но больше не могу на него злиться.

Возможно, что-то изменилось. Возможно это просто остатки страха и благодарность за чудесное спасение. Возможно что угодно, но я лучше побуду той самой пропащей женщиной, и не буду больше слепо бросаться на него с кулаками.

Когда вернемся в замок – заболтаю его до смерти. Пусть рассказывает, каким был, когда впервые сел в седло. Как учился держать меч. Как его тошнило, когда впервые напился до беспамятства.

Я хочу «увидеть» моего Тьёрда. Даже если наше шаткое перемирие продлится всего пару дней.

Мы поднимаемся в небо – и Тьёрд направляет дракона в сторону замка.

— Меня сопровождали два твоих человека, - говорю ему. – Не наказывай их, пожалуйста. Я знаю, что ты не одобряешь моего решения, но они последовали за своей госпожой, потому что у них не было выбора.

— Мы обязательно поговорим о твоих решениях, Кошка. А что касается твоего эскорта – они уже наказаны. Пытались отбить тебя, когда все началось. Я видел тела за воротами.

Будет ложью сказать, что эти люди что-то для меня значили и что мне их жаль. И все же на душе скребут кошки – они погибли, потому что пытались защитить меня. Даже если у них и не было другого выбора – если бы вернулись в замок без меня, Тьёрд бы все равно не оставил их в живых.

Странные сегодня день. И путаные странные мысли в моей голове.

Когда ты по одну сторону конфликта – все кажется ясным и понятным. Есть белое – это ты и твой народ, а есть черное – это они, чужестранцы. А когда оказываешься не территории врага, оказывается, что у них своя правда и своя цель. И с той стороны тоже люди, со своими мечтами и своей, пусть и не понятной, но правдой.

Я вздыхаю и украдкой, чуть подавшись назад, уютно жмусь спиной к груди своего грозного, но очень уставшего мужа.

Я не врал Кошке, когда говорил, что ситуация на линии соприкосновения северян и халларнов – очень сложная и нервная. Хотя лично у меня в арсенале для вот таких вещей есть пара словечек покрепче, но не ругаться же при жене, когда она, кажется, чуть ли не спит у меня на груди, и даже не боится, что может упасть на любом неосторожном вираже.

Даже не в постоянных набегах со стороны северян. Дело в странных донесениях, которые в последнее время все чаще доходящих до моих ушей.

Как будто среди халларнов появились те, кто перешел на сторону северян.

Предатели и отступники были и будут всегда, в любой армии, при любых командирах. И чем сложнее в данный момент военная обстановка, тем сложнее людям удержаться от того, чтобы нарушить клятву. Армия Эра выигрывает на всех фронтах, и пара сотен трусов не изменят финал войны. Но люди, выбирающие сторону, должны понимать, какое будущее их там ждет. Должны понимать, что там, куда они уходят, завтра может останется только пепел и дым.

Не так много среди халларнов этаких залетных романтиков.

А еще меньше тех, кто всерьез думает, что сможет отсидеться в глухомани, пока одна сторона режет другую как скот.

Переходить на сторону северян – чистое самоубийство.

Но получается, что там, где счет предателям должен идти на единицы, их почему-то сотни.

И, переходя на сторону врага, халларны берт не только свое оружие и броню, но и вещи куда серьезнее и опаснее. Которые, если ими правильно воспользоваться, могут проредить армию Императора.

Но и тогда победа все равно останется за нами.

Тогда зачем все это? Ради чего?

Я правда собирался побыть вдали от дома совсем недолго: все-таки, у меня молодая жена и «секрет» в подвале, который, хоть и находится в абсолютной безопасности – защитой своей «матери» - все равно должен быть под моим присмотром. Я так и сказал Эру, когда император вызвал меня к себе. Он посмеялся, сказал, что не задержит, а когда я прибыл, сказал, что кое-что случилось.

Кое-что, требующее моего внимания.

Поэтому я, как проклятый, шерстил все границы «перемирия», пытаясь найти хоть что-то, что поможет понять, почему воины императорской армии - закаленные в битвах головорезы, лишенные сострадания и страха, вдруг превратились в бестолковых баранов, обрекающих себя на смерть.