— Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга? – спрашивает император, поворачиваясь ко мне и Намаре, пока Геарат трясется за нашими спинами и влажно причмокивает губами. – Одна из вас удостоилась чести стать женой моего лучшего воина, человека, которого я почитаю за брата. Другая послужит во славу Трехглавому богу, и ее кровь укрепит узы, которые накрепко связали два народа.

— Смерть – это просто смерть, - говорю я. Даже без злости, а просто, чтобы он знал, что я лягу на камень с мыслями о своих богах, молясь им, а не чужому кровожадному идолу.

— Прости ее, император, - выступает вперед Тьёрд. Оглядывается на меня, снова убивая жестким светом алых, будто кровь, глаз. Я с трудом выдерживаю мысленный приказ покориться. Держу спину ровно, хоть уже сейчас чувствую, как кровь медленно вытекает из меня свозь несуществующие порезы.

— Обещаю, что позабочусь о том, чтобы моя будущая жена научилась покорности.

Он не смотрит на Намару, когда говорит это.

Он смотрит на меня.

Мне кажется, что происходящее сейчас просто не может меня касаться. Почему Тьёрд смотрит не на Намару? Почему говорит так, будто это меня он собирается воспитывать, как свою жену, если собирался жениться на «более покорной»? Намара и без плетки будет смотреть ему в рот.

Я же испорченная, негодная.

Я же бесплодная потасканная дикарка.

Что за игры ведет этот монстр?

— Тьёрд? – По голосу императора непохоже, что у них был сговор. – Я правильно понимаю, что ты…

Он задерживается на паузе, как будто не хочет продолжать то, что звучит как абсурд.

Генерал почтительно склоняет голову, а потом грубо, без намека на почтительность и нежность к будущей жене, обвивает ладонь вокруг моего запястья, и это все равно, что еще один ошейник, потому что парализует не только тело, но и волю. Я даже дышать боюсь без его разрешения, пока эти красные глаза смотрят на меня, словно на жертву. Как будто у меня вдруг забрали последние часы жизни и только что, на глазах у избранной публики, раскроили на жертвеннике.

— Я выбрал жену, мой император, - уверенно и спокойно отвечает монстр. – Могу тебя заверить, что делаю этот выбор осознанно, в полном здравии и без принуждения.

Халларнцы всегда говорят так, когда собираются взять женщину своей женой. Я слышала, как Намара повторяла, словно заговоренная, и следом то, что нужно сказать в ответ.

И прямо сейчас, пока слова Тьёрда еще висят в воздухе, я повторяю то, что слышала от сестры:

— А я беру этого мужчину своим мужем, без принуждения и по доброй воле.

Генерал смотрит на меня, впервые выглядя искренне удивленным. И хоть это длится всего пару мгновений, я чувствую себя намного лучше, чем до того, как переступила порог этого замка.

Император мерит нас взглядом, как мне кажется, не очень радостным, но я не успеваю толком на этом сосредоточиться, потому что идеальный момент рушит громкий крик Намары.

— Ты сказал, что я буду твоей женой! – кричит она и в порыве гнева делает то, на что даже у меня не хватило бы глупости: бросается на генерала с кулаками.

Один даже успевает попасть в цель, но, судя по виду Тьёрда, он ждал этого и позволил этому случиться. Потому что в следующее мгновение резко выбрасывает руку вперед, сжимает в стальном кулаке волосы Намары и, притягивая к себе ее перекошенное лицо, чеканит словами:

— Я разве сказал, что беру тебя в жены? Ты слышала от меня эти слова? Готова поклясться перед образом Трехглавого?

Намара беспомощно открывает рот, но так оцепенела от ужаса, что не может проронит ни звука. Тьёрд довольно кивает, но вместо того, чтобы отпустить жертву, тянет ее голову выше. Еще немного – и сестра повиснет в его кулаке, словно кукла. Она уже едва стоит на цыпочках.

— Впредь знай свое место. Любому, кто притронулся ко мне хоть пальцем, я отсекал обе руки, а за вранье обо мне отсекал язык. Вместе с головой. В следующий раз, если тебе в голову придет глупая мысль сделать то или другое, помни этот разговор и мое великодушие. Считай, что ты исчерпала мое терпение.

Я знаю, что все происходящее – демонстрация, показательная порка, чтобы и я понимала, какой может быть моя участь строптивой женщины. Но вместо того, чтобы прилежно внимать уроку, позволяю себе то, чего не чувствовала уже очень давно: ядовитое, огромное, как солнце в полдень, злорадство. Мне приятно видеть в глазах Намары боль и ужас, приятно осознавать, что сейчас она впервые чувствует то, с чем я прожила половину жизни.

И когда холодная улыбка касается моих губ, я ловлю на себе пристальное внимание алых глаз генерала. Выдерживаю его взгляд и к своему ужасу понимаю, что хочу улыбаться именно ему. Вот только его лицо всегда холодно и непроницаемо.

— Поздравляю с удачным приобретением, Тьёрд, - сдержано говорит император, как будто тут был не смотр невест, а лошадиная ярмарка.

Я до боли стискиваю зубы и мысленно напоминаю себе, что сейчас во мне говорит радость избавления от страшной участи. Не знаю почему монстр выбрал меня. Я не легла с ним по доброй воле, я соврала и нарывалась на плетку, но он все равно выбрал меня вместо послушной и на все согласной Намары, которая может дать ему наследников.

Завтра… я все это увижу совсем в ином свете.

— Хочу поговорить с тобой. – Император смотрит на генерала. – Наедине.

Прежде, чем нас выводят из зала, я еще раз успеваю заглянуть в лицо Тьёрда. Наверное, там должен быть страх, потому что император точно не выглядит довольным от выбора своего вассала.

Но у моего будущего мужа действительно нет сердца.

Потому что на его лице снова лишь полное безразличие.

Я знал, что Эр не будет доволен моим выбором, поэтому его злость – не новость для меня.

Когда женщин и толстяка выводят, мы еще какое-то время молчим. Император стоит перед вытесанной прямо в стене картины нашей высадки на берегу Острого моря. Мастер так старался, что даже завитки ветра под полами императорского плаща кажутся настоящими, случайно приютившимся в сколах мшистого гранита.

— Помнишь, как мы прибыли в эти земли, друг? – не поворачивая головы, спрашивает Эр. – Как вместе, плечом к плечу, покоряли варваров?

— Помню, друг.

Сейчас мы действительно старые друзья, люди, которые мечами прорубили путь к славе.

Только он получил за это корону, а я… стал обреченным на скорую и ужасную смерть монстром. Впрочем, если бы судьбе было угодно спросить меня, хочу ли переиграть все заново, я бы предложил ей поцеловать меня в зад, потому что ни об одном своем решении я никогда не сожалел.

В том числе и о том, которое принял сегодня.

— Я всегда знал, что могу доверять тебя свою жизнь. Что мой верный друг рядом и, если нужно, спасет меня ценой собственной жизни. Так и случилось. И я благодарен тебе за эту жертву, Тьёрд. Но сейчас я чувствую себя преданным. Я дал тебе все, а ты позарился на кость.

— Ты не отнимал у меня права выбора, Эр. И я им воспользовался.

— Ты собираешься взять в жены не ту девушку.

— Именно ту, друг.

Эр, наконец, поворачивается ко мне, вопросительно вскидывает брови.

Он слишком хорошо меня знает.

— Ты не стал бы делать это мне назло, - вслух размышляет император. – И любить ты тоже не можешь. Значит… мой старый друг и верный меч знает что-то такое, чему я не придал значения.

Я пожимаю плечами, оставляя его домыслы висеть над нашими головами предзнаменованием начала новой Большой игры.

— Так и будешь отмалчиваться? – не терпится ему.

— Предпочитаю сперва разыграть всю партию. Если что-то пойдет не так, не хочу оказаться посмешищем.

Мы снова понимаем друг друга без слов.

У меня никогда ничего не идет «не так». Эр знает, что если я не хочу о чем-то говорить - он не узнает этого даже под пытками. И ему снова, как на поле боя, придется доверить мне не только свою жизнь, но и то, ради чего мы прибыли в мерзлые земли – залежи минерала, которые сделает нас богами.