Перед премьерой нового падре тетушка едва не спятила от волнения.

Оттерла церковь до блеска, уничтожила все следы пребывания в ней отца Хоффлера, который, – о, ужас, – пил! Проинструктировала паству, всех трех человек. И заставила Ральфа сделать «приличную» стрижку, которая никак не хотела держаться на его жестких, вьющихся крупными кольцами, волосах.

Ральф был в ярости, но ничего поделать не мог. Слезами и уговорами, она заставила его стать частью спектакля. Статистом. Жопой на стуле. Чтобы новый священник вдруг не решил, что на фиг он никому не сдался.

Забавно, учитывая, что в церковь собирался сразу весь его клан. Тетушка волновалась, почти до обморока.

– Будь вежливым, если к тебе обратятся, но сам ни к кому не обращайся, – наставляла она его, очищая щеткой единственный костюм Ральфа. – А лучше, вообще не попадайся им на глаза…

Ральф молча стоял и слушал.

Костюм был дешевым, старым. Был узок ему в плечах и болтался в талии, но тетушка настояла, чтобы Ральф надел именно его.

– Как на комиссию по делам несовершеннолетних, – подумал он, глядя в зеркало.

Ральф вспомнил девочку по имени Виви, которую папочка зовет Цукерпу и подумал, – да, крошка, в таком виде ты ни за что бы не спутала меня с Принцем!.. Похолодел немного: что, если она и в самом деле придет? Папочку, может быть и зовут отец, но фамилия у него наверняка Штрассенберг. Они всю землю выкупили вокруг старинного замка. Другие там не живут.

Слава богу, что тетушка заставила его подстричь волосы. Возможно, она его просто не узнает. И ее папочка, что еще важнее. Интересно, он в церковь в платье придет, или, все-таки в брюках?.. Что он придет, Ральф отчего-то не сомневался. Оттого и согласился на стрижку.

Вновь посмотревшись в зеркало, Ральф тяжело вздохнул, оправляя отутюженные лацканы. Тетушка всю себя вложила в глажку, отчего костюм выглядел не просто дешевым, но еще и заношенным.

– Та девушка, про которую ты спрашивал, – сказала она, волнуясь. – Она в самом деле – няня? Она не одна из…

– Нет! – огрызнулся он, не желая выдавать ей подробности.

– И я прошу тебя, – взволнованно прошептала тетя. – Держись подальше от графской четы, пока меня нет, хорошо, Ральф? Я очень тебя прошу.

– Да прекрати ты, – не выдержал Ральф. – Думаешь, если графская чета увидит меня, у них зенки лопнут от оскорбленного самолюбия?! Хватит уже! Феодальное право отменили, ты слышала? Мы им давно уже не рабы! Их титулы теперь ничего не стоят!

Тетя надулась и молча вышла из дому, даже забыв проверить, выключен ли газ.

Когда Ральф явился к церкви, на него даже не взглянули. Какие-то рослые, похожие люди, – блондины самых разных оттенков, – стояли на площади и возбужденно переговаривались, будто бы на конфирмацию пришли.

Еще никогда Ральф не видел в церкви столько людей! Гамбург – не католическая земля, прихожан тут мало… Было. Но новый падре, похоже, не собирался выступать в пустоту.

Слегка оробев, Ральф обошел толпу и встал под деревом, подальше от посторонних. Он чувствовал себя тем, кем был – низкосортным дерьмом.

Ну, не кретин ли? А тетушка ведь пыталась… Ральф как раз думал, что бы ей такое купить, когда в его плечо ткнулся чей-то палец.

– Ш или Л?

– Что? – Ральф обернулся.

– Штрассенберг или Ландлайен?

Перед ним стоял рослый светловолосый парень, примерно его возраста, в черном костюме-двойке, явно сшитом по его мерке и на заказ. Он был широкоплечий, как Ральф, узкобедрый, но с более мощными квадрами. То ли наездник, то ли футболист. Белозубый, красивый… Смазливый. Очень даже. Но Ральфу незнакомец чем-то понравился, хотя он и не мог объяснить – чем.

– Ни то, ни то, – сказал Ральф.

– Боже, неужто – верующий? – парень насмешливо округлил глаза и перекрестился.

Ральф улыбнулся.

Возможно, при других обстоятельствах, он ответил бы на вопрос. Они посмеялись бы. Обменялись списками предков, озвучили бы названия элитных школ и спортивных клубов. А после, предложили бы друг другу партию в теннис или пару кругов верхом.

Увы, они были дальше, чем Азия и Европа, хотя и стояли на одной плешивой лужайке под одним деревом.

Парень окинул взглядом его костюм, прическу, сделанную тетушкиной подругой, – и сделал для себя выводы. Ральф видел это в его глазах. И потому удивился, когда тот как ни в чем ни бывало, протянул руку.

– Филипп. Ш.

– Ральф, – представился он. – Дитрих.

– Странно… Я даже, сперва думал, мы стали разбавлять кровь, – как-то вскользь, непонятно, пробормотал Филипп, не сводя задумчивого взгляда с его лица.

Ральф собирался спросить, что именно чувак имеет в виду, но тут все снова заколыхались.

Бледный тщедушный юноша, похожий на тень Филиппа, неохотно отлип от стены и шаркая ногами пошел к сверкающей черным лаком машине. Щеголеватый шофер галантно распахнул дверцу.

Оттуда высунулась женская рука, оперлась на руку шофера; за рукой – красивая, хотя и зрелая уже дама. Ральф затруднялся определить ее возраст, но уловил сходство с Мишель Пфайфер в фильме «Звездная пыль». Он невольно приоткрыл рот, узрев затянутый в платье бюст. Тот плевать хотел на все законы природы, возраста, тяготения… Тонкая талия, подчеркнутая широким ремнем, казалось, подчеркивала контраст.

И все внутри Ральфа, – всего на миг, – но жарко и по животному вдруг отозвалось. Смутившись, он сунул руки глубже в карманы, как всегда делал, во время «животных» приступов и начал думать о мертвых щенках.

Это помогло.

За женщиной вышел высокий, крепкий от природы блондин, который явно не утруждался походами в зал. Еще одна женская, тонкая ручка нервно ухватилась за его руку и тут же отбросила. Как дохлую рыбу.

Вопросы к натуральности форм отпали. Девушка лет двадцати, высокая, стройная, как и ее мать, – что она – мать, Ральф даже не сомневался, нервно гладила черное, облегающее платье. Тоже блондинка. И такая красивая, что Ральф моргнул дважды: не примерещилось ли. Мертвые щенки не потребовались: такой красотой можно было лишь вдохновляться…

Опомнившись, он захлопнул рот.

– Наследная принцесса, – презрительно скривился Филипп, не сводя глаз с машины и Ральф кивнул, притворившись, что и сам в курсе.

Судя по кругам под глазами, нервным рваным движениям и характерному шмыганью носом, принцесса сидела на кокаине. Ральф ожидал, что тощий Рене припадет к ее рукам поцелуем, но тот лишь равнодушно кивнул. Неловко скорчившись, как больной артритом, парень фальшиво засюсюкал:

– А кто у нас не хочет здороваться с Ренни?

Филипп беззвучно заржал, толкнув Ральфа локтем:

– Видал? Среди бела дня, у церкви! Как проститутка.

Ральф усмехнулся.

– Верена, не смей изменять мне, – крикнул Филипп, приложив ладони ко рту. – Иначе, можешь забыть про бриллианты, когда состаришься!

– Филипп! – строго оборвала беременная женщина и, словно извиняясь, встретилась взглядами с «Мишель Пфайфер».

Ткнув Ральфа локтем, он рассмеялся и подмигнул. Словно спрашивая: видал?

Он видел, хотя ни черта не понимал. Видимо, это было какой-то семейной шуткой. Ему лишь льстило, что это красивый, высокий мальчик по какой-то причине выбрал его наперсником и Ральф готов был смеяться над всеми непонятными шутками.

Он все еще улыбался, когда блондин, стоявший между «Мишель» и Кокаиновой Музой, вдруг развернулся к ним.

Черт! Черт! Черт!

Ральф задохнулся и едва не упал.

Перед глазами сверкнуло и потемнело. Они виделись лишь однажды, Ральф понимал, что он скорее всего придет, но оказался не готов к встрече. Он замер, моля бога лишь об одном: чтоб тот не узнал его. И бог, впервые в жизни откликнулся. Мужчина скользнул по ним взглядом, кивнул. Видимо, Филиппу и отвернулся.

И когда Ральф решил, что все уже миновало, Ренни вытащил из машины девочку. Виви, которую папочка зовет Цукерпу. На этот раз он испугался уже всерьез. Отец-то ладно, он сам не особенно стремился быть узнанным. Но девочка?..