Есть Сказка о Девушке, дочери морского Царя, что превыше всего полюбила земного Принца. Чтобы быть с ним, она отказалась от моря, своей короны и голоса. Стала обыкновенной, такой, как все.

Принц был привязан к ней, но свое cердце отдал Принцессе.

«Порадуйся за меня! – сказал он онемевшей Девушке. – Ведь ты любишь меня больше всех на свете!»

И Девушка радовалась. Она танцевала на его свадьбе всю ночь, а к утру исчезла.

Так говорится в Сказке…

Так было лучше для всех.

I

РАЛЬФ

Ральф ненавидел этот квартал.

Когда он бывал здесь по «делу», ему казалось, что его обокрали. Ряды старинных особняков, окруженных многоакровыми зелеными участками, вызывали у него колики. Он душу бы продал, чтобы здесь жить, но… в свои шестнадцать он понимал: душа ничего не стоит.

Он продавал наркотики.

Ральф сам не знал, откуда у него это чувство. Избранности. С самого детства, – не похожий на остальных, – Ральф считал себя лебедем на птичьем дворе, потерянным принцем, гением. Кем угодно, кроме бедного мальчика, живущего на пособия.

Тетя Агата, растившая его после смерти матери, говорила: Ральф весь в отца. И даже клялась, что он точно так же закончит. Что это значило, Ральф не знал. Он понятия не имел, как именно его отец кончил. К слову, как начинал – тоже.

Агата не потрудилась выяснить, кто именно был отцом Ральфа. Когда ее сестра умерла, она взяла на воспитание ее сына. Так ей велел христианский долг. Все остальное тетя считала блажью.

– Мы не общались, – говорила она, когда малыш-Ральф просил рассказать о матери. – Сюзанна была нехорошей женщиной. Я ее образ жизни не одобряла.

Ни фотографий, – хотя бы детских, ни писем, ни дневников, ни вещей.

Похоже, он был единственным, что осталось от его матери… Если не считать тети.

– Естественно, он был проходимцем, – говорила она, когда Ральф-подросток просил рассказать об отце. – Кто еще мог сделать женщине ребенка вне брака?! Ты кончишь точно так же, если не прекратишь фантазировать, дорогой мой! Тебе нужно думать не о богатстве, а лишь о том, как получить школьный аттестат! И поступить на параллельное обучение!

Ральф лишь глаза закатывал. Работать на фирме, одновременно обучаясь профессии? Стать инженером? Господи, да он уж лучше сбросится со скалы! Пусть его аттестат заменит тете его, когда она пойдет в церковь.

Тетя таких порывов не понимала.

В Библии говорилось: сын не в ответе за своего отца, но тетушка была куда строже. Все его собственные мечты и склонности, – начиная от карате и заканчивая собственным бизнесом, – она считала болезнью, которую Ральф унаследовал от Этого Негодяя.

Все его склонности следовало искоренить и убить, так она говорила.

В детстве Ральф жутко стыдился отца; пытался доказать тете, что он – не такой. Но тетя не поддавалась. Ни на его старания, ни на его любовь.

– Учись, Ральф.

– Молись, Ральф.

– Береги свои вещи, они очень дорогие!

Вот и все, что он слышал.

Лет в десять, потерпев неудачу на ее заповедях и выплакав все, без остатка слезы, Ральф записал на бумажке все то, что тетя запрещала. А сверху, большими крупными буквами:

ПЛАН МОЕГО РАЗВИТИЯ.

И дальше плакала уже тетя.

Ральф бился с ней, как волна с утесом, он разбивался вдребезги и поднимался вновь. И ее проповеди тонули в брызгах соленой пены. Теперь она обвиняла его по делу, но Ральфу было уже плевать.

Он бился с ней не затем, чтобы выиграть. Он бился с ней, чтобы умереть в борьбе.

***

В ту ночь шел дождь.

В такие ночи всегда идет дождь. Неясная тревога, что он ощущал с утра, превратилась в какую-то радостную щекотку. Вечером ему позвонил чувак из Того квартала.

Оптовый, лучший его клиент. Судя по голосу, какой-то старый кастрат и гомосек впридачу. На самом деле, тот, конечно, вряд ли много старше него. Они ни разу не виделись, но Ральф понимал: старик не сможет незамеченным пройти в школу, чтобы оставить деньги в их тайнике. Как сам он не сможет спокойно, средь бела дня, дойти до развалин старинного замка Штрассенберг, – оставить там кокаин.

В ночи, невидимый, словно ниндзя, Ральф тайной тропкой проник в квартал, добежал до леса и там, уже неспеша дошел до Развалин. С холма, на котором когда-то стояло родовое гнездо, открывался замечательный вид на жилье потомков. И от одного только вида, Ральфа со страшной силой накрыло вновь.

Ему хватало ума назвать не свою школу, а вот его клиенту – нет! И тем менее, этот кретин богат, а он – беден! И это он стоит сейчас в лесу под дождем, и это он рискует всем ради лишней сотни!..

Вечно, вечно, вечно все лучшее на свете не для него.

Сам Ральф не принимал наркотики, он их продавал. Ему хватало ума понять, что принимать товары – плохо для бизнеса. Но не хватало пока эмпатии для того, чтоб понять клиентов. Хотя бы представить ту зудящую внутреннюю пустоту, которую они пытались заполнить наркотиком. Клиентов Ральф ненавидел и презирал, считая слабыми и безвольными. Это мешало ему понять одну вещь: он сам наркоман, только сидит не на коксе, а на кипящем в венах адреналине.

– Ты скоксишься и умрешь, – сказал он камню, которым прикрыл хранилище, – а я буду богат и успешен, и…

Ральф не договорил.

Сквозь ровный шум капель он услышал за спиной треск.

Рефлексы, – его рефлексы бойца, – сработали безупречно. Ральф замер, распластавшись об уцелевшую стену, в которой когда-то находился большой камин. И лишь затем, прислушавшись, огляделся.

Никого нет.

Ральф вытер мокрой ладонью вспотевший лоб и решил еще чуток затаиться. На всякий случай.

Тетя Агата пророчила ему смерть в драке, или же долгую жизнь в тюрьме и Ральф понимал, что скорее всего, так оно и будет. Но! Он не собирался закончить здесь; вырубленным каким-то лохом при помощи шокера.

Ральф Дитрих плевал на жизнь, но очень дорожил честью.

Вновь хрустнула ветка, на этот раз он все видел. Тот, кто скрывался в ночи, не выдержал первым и побежал.

– Пфф!.. – выдохнул Ральф и оттолкнувшись локтями от стены, выпрямился. – Олень!

Его буквально качало от облегчения.

Это действительно был олень. Мокрое животное мелькнуло в свете луны, проредившей тучу, и тут же исчезло. Ральф проводил его взглядом, – олени не прекращали его удивлять. И он подумал: как умудряется бежать по лесу стадо из пяти-шести особей, не издавая при этом ни звука. Как?..

Он все еще пытался это обмозговать, – в том бесконтрольном навязчивом желании, что заставляет день напролет пытаться вспомнить куплет из забытой песни, – когда увидел, как что-то белое мелькнуло между деревьев.

И это, точно, был не олень!

– Папочка! – пискнул голос и слился с криком потревоженной оленем совы.

Ральф сам чуть не закричал.

Любой из его клиентов обделался бы, – Ральф в этом не сомневался. И побежал бы, куда глаза глядят, крича: «Привидение!»

Ральф не помчался и не обделался. Дождавшись, когда луна снова спрячется в свой кокон из туч, он перемахнул через стену, как на скейтборде, скатился по скользкому склону вниз и лишь тогда увидел то, что напугало оленя.

От неожиданности он вскрикнул, попятился и с размаху шлепнулся задом в папоротник.

***

Прошла секунда прежде, чем он все понял. Секунда – на самом деле, довольно долго, когда ты лежишь в высокой мокрой траве, не в силах подняться и самые страшные детские кошмары встают из своих могил.

В тот самый первый миг он так и подумал: она привидение. Или Гном. Или, Страшное Кровосусущее Привидение. Древнее Зло, усохшее до размеров ребенка.

И лишь секунду спустя, Ральф понял: это – Просто Ребенок.

Девочка, пусть и не смог взять в толк, что эта девочка делает ночью посреди леса.