Наш исторический момент обуславливался границами пионерского лета 1969 года и с точки зрения мировой истории для этих «исконно псковских» земель особого интереса не представлял, если не учитывать отличную погоду, а значит, и общее хорошее настроение. Кто знает, о чем мечтал, что придумывал и вообще что думал о себе и о своем предстоящем каждый из будущих создателей группы «Аквариум», и это ли в конечном итоге важно? Просто уже подходило время, когда нечто подобное должно было появиться.

Из репродукторов каждое утро в воскресенье в 9.15 пели веселые песни и рассказывали анекдоты в программе «С добрым утром!». Beatles намеревались в начале осени выпустить уже записанный «Abbey Road». Израильтяне уже который год расхлебывали преимущества семидневной войны, а СССР стоял в этой связи на пороге невиданной эмиграции, где даже «друг степей – калмык» при определенном усердии мог стать коренным евреем и отправиться обустраивать Голанские высоты. Это было время всеобщей подготовки всего и ко всему. СССР двигался к «застою», а художники к «газа-невской» культуре.

Из репродукторов неслись игривые: «Я пушистый маленький котенок…» и «Трус не играет в хоккей…», а совсем молодые Алексей Хвостенко и Анри Волохонский[2] писали «Над небом голубым…» и «Хочу лежать с любимой рядом…». Модникам и стилягам дружинники в «пунктах охраны правопорядка» резали ножницами узкие брюки и джинсы, а отчаянные меломаны на «галере» торговали Rolling Stones и Beatles на «костях».

Советские телеобозреватели, пользуясь элементарной непросвещенностью своих редакторов, умудрялись делать музыкальные заставки к своим программам из «It’s been a hard days night» и «She loves you», а дети в пионерских лагерях хором пели «Анаша, анаша, до чего ж ты хороша…», ни на секунду не догадываясь, что же это такое.

Это было забавное время наивных открытий и осознания самого себя, без чего, наверное, человек не мог по-настоящему жить и думать… Это был официальный конец хрущевской «оттепели» и начало долгого сна, за время которого и произошли все описываемые ниже события.

Это было время, в которое просто не мог не появиться на свет этот странный младенец под странным именем «Аквариум». Тогда, в 1969 году, о нем еще не помышляли, но его появление уже начинало определяться последующими событиями.

Конец июля месяца. Финский берег реки Сестры. «Стереофоническая труба» (которую помнят и Андрей Ургант[3], и Борис Гребенщиков[4], и ваш покорный слуга, и еще несколько парубков из старших отрядов, потерпевших от тогдашнего предводителя пионерлагеря – Шнобеля[5]), загадочные сигареты «ТУ-134» и уникальное для того времени умение брать аккорды на гитаре…

Те времена вообще отличались удивительным отношением к этому инструменту. В те годы музыкальная фабрика им. Луначарского выпускала шести– и семиструнные гитары в равном количестве, и это уже было проблемой.

Что выбрать или попросту – «С чего начать?».

Ну посудите сами – все предшественники, что были лет на десять старше и любили спеть что-нибудь про «Гражданку Никанорову» или про «Порвали парус, каюсь, каюсь, каюсь…», использовали исключительно семиструнку, и только малая часть квартирных певцов имела навык музицирования на шестиструнке. Вся страна ходила в бесконечный поход и у костра пела под семиструнку, наслаждаясь печеной картошкой и искрами на ветру… И никто и никак не мог ответить на вполне естественный вопрос: «А The Beatles на скольких струнах играют?»

Это сейчас по телевизору круглые сутки MTV, и количество струн можно подсчитать на экране телевизора. А тогда не было никакой информации, кроме как о пленумах Политбюро и заседаниях Секретариата Правления Союза композиторов.

Но даже они, эти светила-композиторы, не могли тогда с уверенностью ответить на такой серьезный концептуальный вопрос. Так что даже в подобной мелочи приходилось надеяться только на свою интуицию.

А вот она-то как раз чаще всего и не подводила!

Выбор был сделан уже тогда! В руках появилась шестиструнка, которая, наверное, и определила все, что впоследствии пришлось делать. Она вынесла нас за рамки обычного романса и ленивого томления за рюмкой водки. Этот выбор дал силы не замерзнуть в лесу самодеятельной песни и спас от «тающих и гаснущих свечей» в том количестве, в котором они могли бы прилипнуть к еще не до конца сформировавшимся юношеским умам.

Хотя, если быть справедливым, – то, что случилось, случилось бы и без шестиструнки, но, видимо, чуть иначе и, наверное, несколько позднее, чем этому следовало бы произойти…

…Ну а сейчас Борис брал аккорды на гитаре и пел что-то загадочное из ежедневного репертуара для прилежного учащегося 239-й математической школы города Ленинграда. В те летние, милые, теплые дни это было нечто типа:

Прелесть подобных песен заключалась в том, что их припевная часть была доступна всем. И даже толком не имеющие слуха люди могли лихо подпевать, ну а те, кто мог и хотел блеснуть исполнительским умением, всегда мог в припевной части спеть и второй голос, превращая жизнь соседей по дому, где эта песня исполнялась, из чистого ада в относительно гармоничный вертеп.

«Мать вашу за ногу!» – неслось из ленинградских окон.

Вообще о вечеринках того времени надо рассказывать особо. Пели тогда везде. В каждом доме была гитара. При необходимости семиструнка переделывалась в шестиструнку – и дело шло. Не в буквальном смысле переделывалась, а просто перестраивалась из обыкновенного арпеджио семи на более сложный звукоряд шести струн.

В те времена гитара еще не рассматривалась как объект извлечения высоких энергий, в цене был текст и сам голос, который чаще и являлся достаточным для абсолютного равновесия с окружающим.

Люди особенно никуда не спешили, да и спешить толком было некуда. «Железный занавес» жестко определял границы пространства передвижения, а перспектива «светлого будущего» со сторублевым заработком и пожизненной должностью «младшего научного сотрудника» давала право до дыр зачитывать «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких и ждать «счастья каждому, даром и чтоб никто не ушел обиженным…».

Короче, из года в год по принципу – стрелять друг у друга «трешку» или «пятерку» от аванса до получки…

Так что пение под гитару было занятием столь необходимым и желанным, что могло порой затмить блеск граненого стакана в руках поющих и даже в какой-то степени изысканность математических коллизий «13», «33», «72» и «777» портвейнов. Хотя одно другому никогда и не мешало, скорее наоборот – придавало банальной «оттяжке» налет гурманства.

Не могу сказать точно почему, но основным местом для начала пения чаще всего служила какая-нибудь раковина на кухне, точнее пространство под ней, откуда и начинался кухонный концерт. Народ рассаживался рядом на полу и слушал. И какие это были зрители! Не знаю, в чем дело, может быть, напитки тогда были мягче и натуральнее или закуска шла без «консервантов», только миролюбивое качание в такт любой песне «не будило чудовищ» и умиротворяло самых активных, без всякой «травы»…. Да и слова-то такого «трава» – не существовало….

Woodstock еще только должен был вот-вот случиться. Все хиппи Америки еще только собирались в дальнюю дорогу, а выражение «Are you groovy?» только готовилось завоевать весь мир или хотя бы соответствовать тому, что мы впоследствии под этим подразумевали. Короче, весь набор словесной и жестовой символики только собирался перепрыгнуть через забор «железного занавеса», а нам только предстояло узнать, что есть еще что-то на земном шаре помимо Тамбова и Люберец…