– А чем ты болеешь? – спросил он. – Случайно не за «Динамо Тбилиси»¹¹?

– Нет, – хоть я и был немного пьян, мне становился неприятным этот разговор. Просто я знал, чем все закончится.

– Правильно, нечего болеть за Динамо, они отстойники, пусть и выигрывают эти сраные кубки. «ВИТ Джорджия»¹² им еще покажет, вот увидишь. Комбикормщики вперед!

– Вообще-то у меня ДЦП¹³, – сказал я.

– Вау! И всего-то? – удивился он, будто я сказал про насморк. – А у меня порок сердца¹⁴, и?..

Оказывается, есть те, кто адекватно реагирует на то, что у тебя ДЦП. Я-то думал, он посмотрит на меня, как на мертвеца, и скажет: «Покойся с миром».

Как оказалось, мы с Аликом из одной школы, я в девятом, а он в одиннадцатом классе. Странно, я совсем не помню, чтобы видел его в коридоре или на собраниях. Он спросил, кто моя классная. И когда я ответил, Алек так рассмеялся, что еще не скоро смог говорить.

Эту забавную историю он рассказал по большому секрету. Она касается реальных людей, поэтому я не называю имена и фамилии. Он услышал ее от брата. Случилось это на его выпускном. Основная масса народу оставалась в столовой, тогда как ему, то есть брату Алика, с парочкой друзей захотелось побродить, может и почудить. Им показалась заманчивым погулять по коридорам в темноте. Они всего-то хотели зайти в учительскую, растянуться на диване и слегка подымить. Окна оставить открытыми, и к утру весь запах уйдет. Уже на подходе к учительской они услышали возню. Подобравшись ближе, ребята прислушались. Как говорил брат Алика, там кто-то шалил. Так вот, заходят они в учительскую, включают свет… То, что они увидели, их, грубо говоря, шокировало, а если мягко – то ребята охуели с большой буквы «О». Там была моя классная, и она случайно зацепилась языком с одним из выпускников.

Я спросил у Алика, сколько времени. Когда узнал, что уже давно перевалило за десять и стрелки ползут к одиннадцати, я внезапно отрезвел. Как мне показалось. Попрощавшись с ним, я спрыгнул со скамейки. На пол полетели пустые жестянки, голова закружилась, я качнулся на желатиновых ногах. Алек подхватил меня за руку.

– Дружище полегче, – сказал он. – Тебе куда?

– Дядя Ирак, – сказал я, слабо соображая. – Отведи… к нему.

– Где он? Как выглядит?

– С ус-сами…

– Дружище, тут почти все с усами…

Дядя Ирак оказался там, где я его оставил. Увидев меня в таком состоянии, он невольно рассмеялся.

– Хо-хо-о, парень, да ты порядочно окосел, – сказал он и снова рассмеялся. – Присосался к бутылке винишка? Ах-х, черти, как я буду оправдываться перед твоей матерью?

Гараж плыл, люди кружили в облаках табачного дыма, я пытался не терять равновесие, дядя Ирак тихо посмеивался, Алек поддерживал. Затем темнота и холод, я пару раз упал. Следующее, что я помню – крики, женский голос. Тетя Цира отчитывает дядю Ирака, тогда как он молча носится с горячей туркай, ему нечего возразить, и он нарочно громко шарит в посудном шкафчике в поисках кружки.

Горький кофе не хотел лезть, его было очень много. Дядя Ирак настаивал, чтобы я не прекращал пить. Меня тошнило, и красное ведро вовремя оказалось под рукой. Все, что было в моем желудке, вышло грязно-желтой жижей. Дядя Ирак отвел меня в ванную, чтобы я привел себя в порядок и хорошенько умылся. Меня положили на диван, и минут через двадцать мне слегка полегчало.

Когда я вернулся, мама сидела под пледом, смотрела телевизор и пила чай. Трепал я без остановки, придумал дикую историю, мол, мама Вано послала нас за заправкой к салату, потом мы ужинали, засели за компьютер, заигрались, а спохватились уже в одиннадцать. Вот я и дома. Мама ничего не сказала, отпила из чашки и продолжила смотреть телевизор.

Навряд ли она поверила. На меня навалилось жуткое отвращение к себе, правду говорю, даже тошно стало. Я пошел в душевую, пока вода падала сверху, я щипал бок живота до появления кроваво-лиловых синяков. Когда я вернулся, мама уже спала.

Я долго ворочался, бок саднило, и кофе не давал заснуть. Рассматривая обои в темноте, я вспомнил о недописанном письме. Я накинул майку на настольную лампу и сел писать. Свет тускло пробивается через ткань, маму он не разбудит. Я заканчиваю писать. Надеюсь, скоро усну. Утром меня ждет новый день, новый школьный день.

2 марта, среда

Последнее письмо получилось больше, чем я хотел. И мне стыдно за себя. Я о многом успел подумать. Что, если она позвонила на домашний телефон Вано, и трубку подняла его мама или сестренка? Что, если теперь она перестанет мне доверять? Она волновалась, поэтому и не спала, пока я не вернулся, а ведь ей рано вставать. Думаю, мне стоит рассказать ей правду, и, в то же время, мне кажется, лучше молчать.

Мне жаль, что так получилось. Я бы мог винить дядю Ирака, это из-за него я оказался в том гараже. Но не он напоил меня пивом. И вообще, Дядя Ирак хотел, как лучше.

Если тебе интересно знать, кто такой дядя Ирак, то я могу сказать то, что он очень интересный человек, ведь он электрик, причем пьющий электрик, что интересно вдвойне. Он особенный: в отличие от многих взрослых, он не притворяется кем-то другим. Он не хочет показаться лучше, чем есть на самом деле. И он не осудит, пока не разберется, что к чему. А после может советом помочь. И, по-моему, это здорово, когда в тебе видят не только пятнадцатилетнего подростка, не относят к категории «дети» и не говорят с тобой снисходительно-поучительным тоном, а могут выслушать и серьезно поговорить.

Чаще всего мы видимся по выходным, садимся за стол, разливаем заварку из керамического чайника и пьем чай. Ты даже представить себе не можешь, о чем можно поговорить с дядей Ираком. Я спрашиваю его о работе, на что он отвечает: «Все еще лампочки вкручиваю». Потом он спрашивает, как мои делишки. Да, он так и говорит, «делишки». Рассказываю, как мы с Вано чудим на переменах. Когда никого из учителей и приставов на коридорах нет, открываем окно, сгребаем снег с подоконников, лепим снежки и бросаем в тех, кто стоит к нам спиной. Это круче, чем бросаться снегом на улице. Вано придумал такую штуку, как «ледяной сосок». Для этого нужен снег и лифчик, и, желательно, чтобы в нем была девушка. Слышал бы ты, какой визг поднимают девчонки. Оглохнуть можно.

Кстати, дядя Ирак оценил историю о «ледяном соске», он даже чаем поперхнулся со смеху. С ним не стыдно говорить о девчонках.

За такими беседами мы выпиваем литры чая и лениво подшучиваем друг над другом, словно друзья-сверстники. Так продолжается до тех пор, пока мочевой пузырь не наполнится с вершком. Обычно дядя Ирак сдается первым, возраст все-таки. Он срывается с места и на ходу кричит: «…Кто первый до сортира, тот мужик!». Я бегу за ним вдогонку. И, как болван, каждый раз: «Так не честно!». А он отвечает: «Забудь… Будто бывает честно». Это уже стало чем-то вроде традиции, понимаю, звучит немного странно, но мне нравится такая воскресная традиция.

Общение с дядей Ираком помогает отвлечься, перестать думать о всяком дерьме. С учебой у меня сложно в последнее время, задают много заданий, и мне приходится сидеть до самой ночи. Мне интересно, кто-нибудь еще сидит так долго за конченными учебниками?

Как ты успел заметить, мы с дядей Ираком сильно сдружились. Правда, так было не всегда, раньше мы были просто соседями, никакой дружбы. Наверное, все началось после того случая в душевой. Да, так оно и было.

Я вернулся с процедур, потный и вонючий, вот и пошел в душевую. Занято. Свет горит, и ни звука. Возвращаюсь через двадцать минут – без изменений. Подумал, Майя вертится у зеркала, но где тогда музыка? А здесь тишина, ни тебе шорохов полотенца, ни шума воды. Я постучался. Тишина. Думал позвать соседей, но доперло – еще все работают.

Ох, как же я трусил входить в душевую. Мало ли, что происходит. «А вдруг там никого нет? Может, просто кто-то забыл выключить свет?» Подумал, чем плохая мысль, тогда-то я и нашел дядю Ирака.