© Пивоваров, Р., 2020

© Оформление. Издательство ИП «Янушкевич». 2020

15 января, пятница

Возможно ли оживить того, кто умер? Если да, то я постараюсь сделать что смогу. Мертвые ведь тоже иногда воскресают, как и мы после сна? Их просто нужно разбудить.

Сон начинается всегда одинаково. Этот человек из моего сна каждый раз умирает. Сколько раз ни пытался, ничего не получается. Я подхожу к стеклянной двери, и он там стоит. Лица не видно, не поворачивается. На нем зеленая спортивная куртка и шлепанцы. Я знаю, что случится дальше, и мне нужно вывести человека из дома. Это важно. Возможно, мы были знакомы. Я зову его, кричу что есть сил. Он меня не слышит. Во сне я беспомощен.

Стены дрожат, с потолка сыпется, бегут трещины, ломаются бетонные плиты. Пыльная завеса накрывает. Он задыхается, обломки стены прижали его к полу, и я могу слышать только тяжелые хрипы. В доме он не один: на нижних этажах завывают дети, они тоже под обломками. Дом стонет, харкает кровью, пока из легких выходят остатки воздуха.

Я стою перед экраном смерти, боли и страданий. Слышу, вижу и чувствую, но ничем не могу помочь. В небо тянется черный дым, поворачиваюсь к разбитому окну: город в развалинах, и гул самолетов нарастает.

Я просыпаюсь…

Что ни говори, писать это письмо довольно необычно. Вначале написал «странно», но решил вычеркнуть и исправил на «необычно». Думаю, так будет лучше. Не знаю, о чем принято писать в письмах, а о чем умалчивать. Но в этом-то и вся проблема – я устал молчать. Надеюсь, я делаю все правильно, а если нет – постарайся не расстраиваться, я только начинаю.

Адрес, по которому я собираюсь отправить письмо, я нашел на старом конверте. Иногда я вижу, как мама читает письма, хотя не видно, чтобы они приходили по почте. Листы помятые, бумага пожелтела. Не нужно быть умником, чтобы понять – она перечитывает твои письма. Долго не мог понять, где она их прячет, пока не застукал. Она стояла на стуле и ставила на антресоли шкафа коробку из-под обуви (там у нас хранится куча всякого хлама, но не обувь). Обувь мы держим во внутреннем отделении дивана. Она засуетилась, как только я вошел. И это меня насторожило. Спрашивать, что у нее там, я не спросил, я же не дурак. Она бы перепрятала коробку в другое место. Вот я и включил режим пофигиста и пошел заниматься своими делами.

То, как я добирался до писем было и смешно, и не смешно. Смешно, потому что пару раз чуть не грохнулся со стула, ножки в нем совсем разболтались. А не смешно, потому что это я чуть не упал со стула. Я знаю, о чем ты подумал: читать чужие письма – мерзко, но ради информации приходится через многое переступать.

Сегодня наша училка по языку и литературе велела мне задержаться после урока. Я подумал, она будет отчитывать за какой-то косяк. Ты ведь знаешь, как это бывает: начудишь что-то и забудешь, а потом, хоть убей, не вспомнишь. Как ни странно, она говорила спокойно, чуть ли не по-дружески. Готов поклясться, раньше с ней таких припадков не случалось. Почему-то ей стало интересно знать, чем я занимаюсь в свободное от школы время. «Ага, так я тебе и скажу…» – подумал я. Ответил, что ничем особенным: залипаю на видосиках в Youtube, смотрю фильмы.

Я пропущу середину и перейду в конец разговора, когда она спросила, читаю и беру ли я книги из библиотеки? Я замешкался, подумал, зачем ей это, и не найдя ответа, сказал, мол, читать мне не нравится, это скучно, ну… По крайней мере то, что проходим в школе. Она задумчиво улыбнулась и велела идти на следующий урок, если у меня нет к ней вопросов. Вопросов у меня накопилось много, но не уверен, что получу от нее правдивые ответы.

Наверное, тебе хочется знать, почему я тебе пишу. После всего, что случилось, мне бы не мешало давно успокоится и принять все как есть. «Продолжить жить, – так говорят в фильмах. На самом деле причин тысячи и тысячи.

Сегодня мне стало особенно тяжко. Такое неприятное чувство, когда в груди давит и не дает свободно выдохнуть. Я просыпаюсь с ним каждое утро и с ним ложусь спать. Не могу объяснить, откуда оно берется.

Плохо то, что мне не с кем обсудить свои проблемы. У мамы полно забот и без меня. Она приходит с работы уставшая, и не хватало только, чтобы она еще за меня волновалась. К тому же есть такие вещи, которые с мамой не обсудишь. Мой друг тоже не вариант, хотя мы с шестого класса за одной партой. По сути, я должен довериться ему, учитывая то, что он мой единственный друг. Но как говорит мама: «Не все так просто, Давид». Это действительно так.

Мы с Вано можем вместе посмеяться над мемами, обсудить игры, фильмы и прочую хрень – не больше. Мы не делимся секретами, не обсуждаем семейные проблемы и не говорим о сверхличном. Вот так и живу, держа все в себе. Паршиво, когда не с кем поговорить. С каждым днем вопросов только прибавляется, ответы на которые мне не от кого получить. То ли детство от меня уходит, то ли я от него ухожу. И порою мысль о том, что я не смогу вернуться, пугает.

Теперь ты понимаешь, почему я пишу тебе. Мне кажется, это должно чем-то помочь, решить часть моих проблем. Понимаю, такой способ общения нельзя назвать нормальным, даже мне это кажется престранным. Надеюсь, это сработает.

Ты даже представить не можешь, как мне хочется встретиться с тобой, обнять за спину, почувствовать запах одеколона вперемешку с табаком, прижаться крепко-крепко и не отпускать. Должно быть, кому-то из моих ровесников такое желание покажется дикостью, мол, так делает только сопливая малышня или педики. Но не для меня. Уверен, мы бы стали хорошими друзьями, доверяли друг другу самые мелкие секреты, ходили на рыбалку, ездили на природу, жарили шашлыки. Ты бы учил меня ставить палатку, рубить дрова для костра, давал советы как понравиться девушке. Ты бы научил меня всем этим вещам, о которых узнают мальчишки от отцов. Вещи, которые делают мальчишек мужчинами.

По ночам, когда не спится, я фантазирую как бы все сложилось, будь мы нормальной семьей. Все это конечно здорово: счастливая семья, мама, папа и я, пока не возвращается реальность.

В некоторой степени я завидую Вано. Во-первых, у него есть отец, они видятся каждый день, шутят, смотрят по вечерам матчи, спорят, чья очередь выбивать ковры по субботам и выносить мусор.

Во-вторых, у него есть младшая сестренка, что значит ему не так скучно и не приходится в одиночестве дожидаться прихода родителей с работы. Тогда как я оставался дома один с девяти лет. Это не прикольно, когда поздно вечером в твою дверь ломится пьянчуга. Он поймал «белку», и ему не докажешь, что он здесь не живет. Мама тогда работала в ночную смену. А когда никто не бился в дверь, то было жутко одиноко. Я всегда был один, всегда.

Знаешь, даже если у тебя есть друг, это не всегда значит, что можно забыть об одиночестве. Иногда мне бывает одиноко даже с Вано, в тех случаях, когда на перемене он общается в компании других парней. И необязательно это должны быть парни, девчонки тоже всегда с ним. Дело в том, что Вано, в отличие от меня, легко находит общий язык с разными людьми. У него есть какая-то магнетическая способность притягивать к себе внимание. Не то чтобы он мастер выпендрежа, просто у него есть, как эта… харизма, вот подходящее слово. Вокруг него собирается компания из 10–15 человек, стоит им услышать его голос. Он может рассказать шутку, необязательно удачную, но не важно, все равно они угорают со смеху и хватаются за животы. Расскажи я то же самое, на меня посмотрят, как на придурка, некоторые им обзовут, даже найдутся те, кто скажет: «закрой хайло».