Она их весь день грызла, что ли? Нервнобольная.

– Тони?

– М-м? А, да. Да, ставлю отца. Такой вот я благодетель… Если выиграю, ты прекратишь все это.

– Что – это?

– Я имею в виду твою нездоровую жажду занять мое место в этом доме. Поначалу это было даже забавно, но теперь утомляет. Я хочу, чтобы ты отвязалась от Фрэнка.

– А если я выиграю?

Он осуждающе покачал головой. Н-да, ну и самомнение у нее, все-таки.

– Тогда можешь прыгать вокруг, как Бэмби, пока копыта не собьешь, я и слова не скажу, наоборот… Помогу тебе влиться в местное общество, буду нахваливать перед родителями Криса… Скажу бедняге Кларксону, что нашел ответ на его вопрос – кто ты для меня…

– И кто же? – затаив дыхание, тихо спросила она, и Тони склонился ближе к ней, разливаясь соловьем:

– Ты моя семья. Часть Иден-Парка. Сможешь даже нашу фамилию взять… Джун Бэмби Андерсон. Хочешь этого всего? М-м?

Он протянул руку, и она, как завороженная, пожала ее. Это был первый раз, когда Тони добровольно коснулся Джун. Даже челюсти свело, будто лимонного сока хлебнул.

Он разбил спор и с показным сожалением вздохнул:

– Увы, твоим мечтам не суждено сбыться.

Она, нахмурившись, посмотрела на свою ладонь, которую он только что сжимал, и растерянно спрятала ее за спину. А потом ухмыльнулась. Мерзко, как только она одна умела.

– И кто еще из нас двоих наивный, Тони?

Она проскользнула мимо него в свою комнату и хлопнула дверью у него перед носом.

Он не знал, с какой радости повелся на провокацию. Но в тот вечер он пригласил в свою жизнь дементора. Эту ненасытную вампиршу. Дал ей повод считать, будто ему есть до нее дело. Стал обращать на нее внимание в школе, выискивать глазами.

И… черт. Куда какому-то Эдварду Каллену до Бэмби-Джун. В соревновании на скорость пожирания чужой крови она обошла бы унылого брюнета в первом же раунде.

Когда умерла Иден, то Фрэнк разместил вазон с ее прахом в Изумрудном саду за домом, высадив прекрасное дерево магнолии Суланжа. Полгода назад, когда опекун пригласил Джун к себе и сказал, что его сердце совсем обленилось и отказывается перекачивать кровь как следует… В общем, он попросил, чтобы Джун и Тони разместили его прах там же, в Изумрудном саду, добавив второе дерево магнолии. Ветви переплетутся, и таким образом, должна получиться арка любви.

Как это устроить, Джун не представляла. Тони вряд ли позволит ей участвовать в ритуале летом.

Выйдя из часовни, семейство Андерсонов, включая тетю Летти, ее мужа и Уитни, отправилось в Иден-Парк: нотариус собирался зачитать завещание Фрэнка… А Джун думала о магнолиях. И о том, что опекун обещал оставить прощальное письмо. Обещал, что его голос будет звучать в сердце Джун всегда через его последнее послание. Большего она и не просила. Фрэнк подарил ей целый мир, шанс жить так, как хочется. У нее успешно, неспешно протекал третий год в университете Эдинбурга, в ветеринарном колледже. Она жила с подругой в уютной квартире на юге столицы, неподалеку от кампуса. Мечты потихоньку сбывались. Пусть и омраченные Тем Самым Днем, который случился два с половиной года назад.

С Тони она пересекалась только в праздничные дни, а в обычные через Уитни договаривалась с ним о визитах к Фрэнку, чтобы не приехать в один день и не столкнуться.

Летом Тони станет бакалавром и посвятит себя семейному бизнесу, продолжит дело отца, развивая сеть инвестиционных и венчурных фондов в Anderson&Son.

Их пути разойдутся окончательно.

Джун страшно скучала по Иден-Парку, но понимала, что никогда не сможет туда вернуться. Это место теперь принадлежит Тони. И никогда не принадлежало ей, как она ни пыталась стать нужной, своей.

Оставалось доучиться, получить диплом и устроиться на работу. Здесь, в Эдинбурге. О возвращении в Штаты речи не шло. Джун не могла. Не хотела. Она вросла корнями в землю, по которой ходил Фрэнк. Из этого города ее не способна выгнать даже ненависть Тони. Даже ее собственный страх перед ним. Джун не питала иллюзий на его счет: они никогда не станут друзьями, семьей.

Да, Фрэнк сказал бы, что все можно исправить.

Но Фрэнка больше нет. И этого точно не исправить.

В столовой главного особняка Иден-Парка было непривычно пусто, несмотря на то что здесь собралось семь человек.

Джун сидела напротив Тони, игнорируя холодный взгляд, который – она чувствовала – распиливал ее пополам. По старой привычке.

Вспомнилось их самое первое утро здесь, когда она пыталась казаться подкованной в экономике…

Джун печально улыбнулась про себя.

– А почему мы в столовой? – поинтересовалась тетя Летти.

– Фрэнк оставил подробную инструкцию. Он просил, чтобы вы могли выпить чаю.

Тетя Летти всхлипнула, и Уитни тут же потянулась к ней рукой, чтобы приободрить. Джун сглотнула ком слез и уставилась на свои сцепленные в замок пальцы. Пусть бы ей отдали письмо Фрэнка и позволили уйти из этого места, которому она отдала свое сердце, закопав в Изумрудном саду рядом с магнолией Иден. Каждая минута оставляла болезненную отметину внутри, как напоминание о том, что Джун должна исчезнуть отсюда навсегда.

Семейный нотариус был здесь не единственным официальным представителем Фрэнка. Вторым оказался мистер Кларксон, психолог.

– Кхм… Кларксон, а вы почему здесь? – раздался сухой вопрос Тони.

– Фрэнк пригласил, – так же бесстрастно ответит тот.

Молчание продолжилось. Нотариус тянул время по неизвестной причине.

– Мы еще кого-то ждем? – устало вздохнул Тони, и даже смотреть на него было не обязательно, чтобы представить, как он забрасывает руки за голову и отклоняется на спинку кресла, закрывая глаза.

– Мы ждем точного часа. Фрэнк просил прочитать его послание в 17:30, чтобы в 18:00 Генри мог подать ужин.

– А он не подумал, что у нас не будет аппетита в такую печальную минуту? – с укором отозвалась тетя Летти.

– О, поверьте, дорогая, вполне возможно, что аппетит появится, – загадочно ответил нотариус; посмотрел на круглые карманные часы и вскинул кустистые темные брови: – Ну, вот и время…

Он достал из портфеля документы и, нахлобучив огромные очки на нос, зачитал:

– Послание Фрэнклина Томаса Андерсона.

Последовала многозначительная пауза.

– «Знаю-знаю, любимые мои люди. Вы надеялись услышать о том, кому и что я оставил. Но не торопитесь. Завещание будет зачитано только при одном условии…»

В горле расширилось облако волнения, и Джун обхватила пальцами чашку с теплым чаем. Тони сделал то же самое. Она краем глаза заметила, как он поднес чашку ко рту.

– «…и условие таково. Джун и Тони, вы должны приложить максимум усилий и помириться».

Тони подавился чаем и закашлял, и Генри, который стоял рядом, подошел и похлопал ему по спине.

– Что?? – сипло возмутился Тони, и Джун молча вторила вопросу. Она, в ужасе гипнотизируя белую скатерть, начала медленно пить чай крошечными глотками, чтобы заняться хоть чем-нибудь и не поддаться панике.

А нотариус продолжал:

– «…для этого я даю вам 50 дней…»

Джун поперхнулась, издав дикий звук подбитой птицы, и дядя Колин, муж Летти, хлопнул ее по спине.

– Что-о?! – надрывно переспросила она и впервые за два года посмотрела прямо в серые глаза Тони, которые буравили обвинительно, будто она была виновата во всех грехах человечества.

– «…вы должны встречаться каждый день и проводить вместе не менее двух часов. А раз в неделю совершать сие действо под надзором мистера Кларксона, который по итогу даст свое заключение. Я составил расписание, чтобы снять с вас лишние хлопоты».

Нотариус протянул распечатки – по одной в каждой руке – и Джун с Тони их взяли, как роботы.

Младший Андерсон бегло прочел первую страницу и тихо выругался.

– Кларксон, любезный! А почему бы вам не дать заключение сейчас? – немного истеричным тоном предложил он и махнул в сторону Джун: – Мы же с ней лучшие друзья! Правда, Бэмби?!?!