Нет, семья Джун не была нищей в Лос-Анджелесе, но папа просаживал деньги на ставках, а мама не работала, и часто приходилось просчитывать каждый пенни, чтобы купить куриных наггетсов на ужин. Особенно в те недели, когда папы не было дома, потому что он мог исчезнуть на месяц, не сказав ни слова. Джун никогда не винила его: он ведь мотогонщик, не мог усидеть на месте.

Самое обидное, что папа родился в приличной семье и когда-то учился в одном колледже с Фрэнком, в Нью-Йорке. Но потом отец устроил бунт, ушел в сомнительные дела, бросил университет, выбрал жену по своему усмотрению – и родные от него отвернулись. Его списали со счетов. Связь с Фрэнком оборвалась: старший Андерсон вернулся в Шотландию из Штатов, занялся семейным бизнесом.

Но в те далекие студенческие годы они были лучшими друзьями. Папа спас Фрэнка однажды, вытащил из реки и откачал. Они тогда с утеса прыгали, испытывали судьбу.

Джун много слышала о Фрэнке Андерсоне, когда росла. Он был единственным настоящим другом отца, его кумиром. Папа идеализировал годы своей юности, называл их лучшим временем жизни. Поэтому в первый же день пребывания в Иден-Парке Джун поклялась себе, что станет лучшей девочкой на свете, чтобы Фрэнк гордился ею.

Увы, Джун не умела быть лучшей… В отличие от Тони. Подружись они, могла бы спросить у него совета – но вместо этого молча завидовала. В итоге, простые истины, которые Тони знал с пеленок, ей давались кровью и потом. Она совершала ошибки и набивала шишки, вместо того чтобы попросить о помощи.

…Боже, с ней было ужасно трудно, конечно. Но у Фрэнка оказалось огромное сердце. За три года, которые Джун прожила в поместье, он ни разу не упрекнул ее, не обидел. Вместо этого всегда мягко улыбался и подбадривал.

Фрэнка она не причисляла к плохому миру. Он был исключением, ее богом, и она всячески старалась угодить ему, чтобы он от нее вдруг не отвернулся.

В те времена Джун не понимала, что есть такое чувство, как безусловная любовь, и что человек, который любит себя, не ищет постоянного отражения в других. Она этого не знала. Поэтому снова и снова соревновалась с Тони, чтобы заслужить право на любовь.

Когда не получалось, а Фрэнк все равно хвалил ее, она краснела, как помидор, а потом выла полночи, закрыв голову подушкой и кусая простыню. Она ведь не заслужила похвалы. Не справилась. А значит, Фрэнк пожалел ее в очередной раз, хотя в душе, конечно же, разочарован.

…Но как бы там ни было, постепенно богатый пригород Эдинбурга стал для нее родным домом. До боли хотелось «подойти» по стандарту, как подходит деталька в часовой механизм. Это была ее мечта: стать достойным винтиком в уютном оазисе, который благодаря Фрэнку уцелел на краю враждебного мира.

Уже через месяц жизни в Шотландии она начала изучать вакансии в местных магазинах, салонах, госпиталях – и заметила, что чаще других попадаются объявления о поиске сотрудников в элитную ветклинику мистера Уиллоби, приятеля Фрэнка.

Джун решила стать в будущем ветеринаром. Животных она обожала, в отличие от людей.

Но как она ни старалась расслабиться, изнутри поедал страх. А что, если местные узнают правду? Узнают, что в ней течет кровь убийцы. Придется уехать из Иден-Парка. От нее ведь все отвернутся… естественно.

Опекун поклялся, что никому, даже своему сыну, не рассказал о том, что именно произошло с Джун, и она ему поверила.

Она всегда верила Фрэнку.

– Джун поужинает у себя, она устала, – объявил отец, и Тони безразлично пожал плечами.

– Что у нее все-таки произошло, пап?

– Горе у нее произошло. Жуй брокколи.

– Я все равно выясню.

– Имена подростков в таких делах не оглашают, так что не трать время впустую. Ничего ты не найдешь.

Тони скептически вскинул бровь, не соглашаясь. Если захочет – найдет. Поймет, почему должен делить крышу с чужим человеком.

У него до сих пор глаз дергался, стоило вспомнить взгляд этой девчонки. До костей проняло. Мутный, осуждающий, будто Тони не имел права на собственный дом.

Мутный… Хм. Какого же цвета у нее глаза? Болотные, неприятные какие-то.

Но Тони никогда не был жестоким, так что жевал брокколи и искренне надеялся, что сможет наладить отношения с подопечной отца. Все-таки два года придется провести под одной крышей… Потом он поступит в университет и переедет в центр Эдинбурга, чтобы в поместье не мотаться изо дня в день.

Мысленно Тони уже был студентом. Не мог дождаться, когда войдет в семейное дело, чтобы помогать отцу в бизнесе.

– Майлзы и Паркеры завтра на ужин придут. Представим им Джун. Поможем ей освоиться.

– Хорошо, – согласился он, и Фрэнк пристально посмотрел на него, слегка наклонив голову. – Что?

– Ты на Джона Бендера похож.

– На кого?

Фрэнк усмехнулся.

– Герой старого фильма. «Клуб «Завтрак». Посмотрел бы.

В столовой уже золотились светом люстры, хотя в большое французское окно все еще проникали тусклые лучи солнца.

– Хорошо, посмотрю, – пообещал Тони и перед сном нашел в кинотеке «Клуб «Завтрак». Он всегда слушал Фрэнка, ценил самый незначительный совет, принимал к сведению любое замечание. Отец был главным авторитетом в его жизни. Примером для подражания.

И точно. У Тони была прическа, как у Джона Бендера, психованного парня из этого старого фильма. Длинноватые спереди волосы, закрывавшие щеки до линии скул.

Прикольно. Пожалуй, стоит так и оставить…

О нескладной девчонке, поселившейся в доме, он сразу забыл. Джун ушла на второй план, затерявшись среди более важных мыслей.

…К завтраку Тони спустился первым. Он бегло пролистал финансовую газету, которую принес Генри, и начал просматривать сводки в интернете.

Тихие шаги отвлекли, и он вскинул голову.

Джун, в школьной форме размера на два больше, ступала по мраморной плитке почти бесшумно, хотя шла в школьных туфлях на низких каблуках. На цыпочках топала, как балерина.

Странная.

До каникул оставалось три недели: 24 июля последний день в этом учебном году. Можно было и не отправлять Джун туда, но Фрэнк решил, что ей стоит сразу познакомиться с местными.

– Доброе утро, Тони, надеюсь, тебе хорошо спалось. – Она плюхнулась в кресло, но тут же выпрямила спину; пиджак с эмблемой школы висел на худых плечах. – Как там сегодня индекс Доу-Джонса?

Он поперхнулся куском яичницы и закашлялся.

– Вырос на шесть пунктов, – прохрипел, и Генри, который проходил мимо, похлопал ему ладонью по спине.

– Отлично! Кажется, я заработала три бакса! Прекрасный день, не правда ли?

Тони не сомневался, что она понятия не имела об индексах. Просто старалась вписаться в тему. Но сам факт того, как уверенно она откинула назад длинный хвост курчавых темных волос, поразил. Вчера она выглядела затравленной, как олененок Бэмби, а сегодня…

И тут она посмотрела на него. Прямо, с колючим любопытством.

У нее не мутные глаза. Они зеленые, как мокрая трава в Речных садах.

– Очень рад за тебя, Бэмби. Три бакса прибыли – это круто, – ляпнул он, и она сощурилась.

– Прости, как ты меня назвал?

– Бэмби… из-за глаз. Они у тебя большие. Это комплимент, – придумал он на ходу.

Она задрала курносый нос и повела плечом, как королева.

– В таком случае, благодарю, Тони.

– Не за что, Бэмби. – Он сдержал смешок. Еле удержался, чтобы не прыснуть. Ну и забавная она все-таки. Вообще не понимает подколок.

Трудно же ей придется.

Фрэнк лично отвез их в школу. Крутился вокруг Джун, как курица-наседка. По-другому он не умел. Если взваливал на себя ответственность, то нес с энтузиазмом. К тому же отец этой Джун спас Фрэнку жизнь когда-то. А сейчас дочь старого друга осталась сиротой, и предстояло вернуть долг, позаботившись о ней… Это все, что Тони знал о девчонке, и все, что ему полагалось знать. Для остальных Джун была дальней родственницей из Штатов.

Тони ничего не имел против, честное слово. Да пусть живет, на здоровье. В огромное доме они даже пересекаться не будут, разве что за завтраком и ужином.