Запах мертвечины, на который так жаловался Скип, присутствовал, но был он едва заметен, все эти люди умерли слишком давно, кости их побелели, а запах выветрился.

Стараясь не наступать на кости, мы пошли вперёд. Выход отсюда был не виден, поэтому мы просто двигались в сторону, противоположную входу. Попутно рассматривали скелеты. Среди них было много тех, кто при жизни обладал властью и богатством, хотя, дорогие украшения могли повесить и рабу, предназначенному в жертву. Некоторые кольца, ожерелья и тиары должны были стоить целое состояние, вот только поднимать их было некогда, слишком мы торопились. Я взял себе пару массивных перстней с камнями, бросив их в карман, не оттянут, а деньги никогда не лишние. Даже притом, что у меня половина рюкзака завалена серебром, путь нас ждёт неблизкий, может и этого не хватить. Примерно так же поступили и остальные. Взяли кое-какие мелочи и шли дальше. Я высматривал оружие, но ничего даже отдалённо похожего не нашлось.

В самом конце зала нашлась ещё одна неприметная дверь, за которую мы с опаской заглянули. Там была тёмная комната, то есть, мы думали, что это комната, но, вступив за порог, снова вызвали включение света и смогли рассмотреть всё подробно. Увиденное вызвало головокружение и страх, мы стояли на квадратной площадке со стороной в пять-шесть метров, которая была непонятно, как подвешена посреди огромного механизма, напоминающего древние часы. Шестерёнки, имеющие поперечник в десять метров и более, вращались в разных плоскостях, некоторые использовались для цепной передачи, где-то дальше раскачивались маятники. Если присмотреться, то становилось видно, что всё это декорации, шестерёнки существуют сами по себе, между собой не соприкасаются и никакого движения не сообщают, но вид их от этого не стал менее внушительным, чудовищных размеров железки просто подавляли.

А на площадке мы были не одни. Здесь же стоял неопределённого возраста мужчина, одетый в засаленный комбинезон на голое тело и очки-консервы. Когда мы вошли, он медленно обернулся и поднял очки на лоб. Непонятно было, чем он тут занят, но уж точно не обслуживанием механизма, тот работает сам. Точнее, делает вид, что работает.

— Здравствуйте, — человек белозубо улыбнулся, лицо его было запачкано смазкой, только под очками оставалась чистая кожа в форме этих очков, что делало его похожим на Бэтмена.

— И вам не болеть, — ответил за всех я, по привычке дотронувшись до револьверов, теперь это прикосновение уже не добавляло уверенности. — Кто вы?

— Тот же вопрос я хотел бы задать вам, но только после того, как вы ответите, каким образом вам удалось проскользнуть мимо стражей?

Я открыл рот, чтобы ответить, но он меня перебил:

— Можете ничего не говорить, — взгляд его упёрся в Анечку, всё так же спавшую на руках Кирилла, — жрица из секты духов ночи, я думал, они уже не существуют, что же, тогда удивляться нечему, кроме, разве что, её юного возраста.

— Кто вы? — спросил Прокуда.

— Это невежливо вламываться к человеку в дом и требовать от него представления, вы не находите? — он улыбнулся, снял очки и спрятал их в карман комбинезона, — представьтесь вы сперва, я, признаться, удивлён увидев здесь живых людей, души умерших не в счёт.

— Мы плыли по реке, — начал я рассказ, — посреди реки появилась непонятная воронка, мы провалились туда, упали в подземную реку и плыли по ней, пока не попали сюда.

— Я бы назвал это ошибкой системы, — он наморщил лоб, — но этот термин будет неверен, создатель сего мира специально сделал так, чтобы эти ошибки иногда происходили, а значит, это уже не ошибки, а особенности работы системы.

— Вы сейчас о чём? — не понял я, — в вашем механизме что-то засбоило, мы, в результате этого, попали сюда. Так?

— Да, — просто ответил он.

— Тогда нам нужно выбраться, — осторожно напомнил Прокуда.

— Вообще-то, выбраться отсюда невозможно. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то возвращался с того света? Это, примерно, то же самое.

— А вы кто? — спросил инженер.

— Я… — он, кажется, растерялся, — я, скажем так, архитектор, один из тех, чьими руками Сумасшедший создавал этот мир. А место это, кроме своей непосредственной функции ворот в загробный мир, служит механизмом функционирования мира. Видите эти шестерёнки, они отсчитывают обороты пространства на земле, а другие, те, что подальше, проводят планету по орбите, а те, что с другой стороны…

— Вы нас держите за идиотов, — перебил его я, — слепой увидит, что механизм этот — декорация, шестерёнки ничего не крутят.

— Я не говорил, что шестерёнки что-либо крутят, — он продолжал гнуть своё, — вот эта штука у вас на руке, она ведь отсчитывает время, так?

— Ну.

— Но нельзя ведь сказать, что она двигает время вперёд? Если её разрушить, разве время остановится? Вот и этот механизм ведёт себя так же. А я — тот единственный из архитекторов, что ещё остался в этом мире, пусть и условно.

— А что насчёт других миров? — я бросил пробный камень. — Они существуют?

— Существуют? Термин интересный, вот только объяснять его можно по-разному. Я, по-вашему, существую?

— Да.

— Тем не менее, меня в мире живых нет, а вы есть. Пока. Это не мешает нам разговаривать. И так со всем, если вы представите себе совсем уж дикую вещь, которая точно существовать не может, то и тогда можно сказать, что она существует, пусть даже только в вашем воображении. Это тоже слой реальности.

— Мы из другого мира, — признался я, словесный пинг-понг уже порядком надоел, — хотим попасть обратно, слышали, что есть способ, но по пути случайно попали к вам.

— Я знаю это, все, кто создан волей Сумасшедшего, несут на себе его печать, а на вас этой печати нет. Вывод? Вы не отсюда. Но, как я уже говорил, в этом мире возможно всё, в том числе, попадание сюда вас, людей из иного мира. Такова воля Сумасшедшего.

— А где он сам?

Архитектор вскинул брови и пристально посмотрел на меня.

— Понятия не имею, не видел его уже… — он начал вспоминать, — не помню, сколько тысячелетий. Допускаю, что стоит сейчас рядом и смеётся над вашими потугами узнать больше. Он часто смеялся, можно упрекать его в чём угодно, но не в угрюмости.

— Так есть способ нам вернуться в наш мир? — устало спросил Прокуда.

— Я же сказал…

— Есть способ?

— Разумеется, есть, — настроение архитектора начало портиться, — только я его не знаю, а если и знал когда-то, то забыл, как и тысячи других не нужных мне вещей. Не стоит думать, что Сумасшедший, создавая мир, что-то не предусмотрел, это гений, и он продумал всё до мелочей. Законы природы, созданные им, только кажутся дикими и непредсказуемыми, на самом деле, в них есть своя система, которую просто не каждому дано понять. Легче всего она откроется тем, кто приближен к богу. Если есть способ что-то сделать, то он открылся людям в виде откровений бесноватых пророков. Эти откровения последователи записывали в священные книги, выбивали на стенах храмов, заучивали наизусть. Потом информация могла потеряться, язык могли забыть, а рукопись сжечь, но это есть, оно никуда не исчезло.

— Храм Золотой Луны, — напомнил Кирилл, — это вам о чём-то говорит?

— Как и тысяча других храмов, — он развёл руками, — люди, которые этот храм создали (я говорю не только и не столько о каменном строении, скорее, о самом понятии храма, которое больше духовное, чем физическое), всегда тянулись к тайнам бытия, как знать, возможно, и проход в иной мир был в их власти.

— Хорошо, — бесплодный разговор пора было заканчивать, — мы вас поняли, теперь, пожалуйста, выпустите нас наружу, в обычный мир, а до Храма мы дойдём сами.

— Прямого выхода нет, но вы можете идти через механизм.

— Прыгать по шестерёнкам? — не понял я.

— Шестерёнки у вас в глазах, — он вздохнул, — здесь показана схема механизма, а тот факт, что вы воспринимаете её, как набор шестерёнок, говорит только о вашем восприятии. Мой облик, кстати, тоже, всего лишь образ, который видите вы, он рождается у вас в мозгу. Если хотите, всё будет иначе.