Несмотря на это, после завтрака я отправилась в спальню Оттона. Скрутила в пучок все чувства, связала и заперла на замок до лучших времён. О том что мне действительно хочется в этой жизни, можно подумать и потом. Делами лучше заниматься с холодной головой и максимумом информации. Сейчас на карте моё будущее и я не должна его провести так же бездарно, как годы моей молодости. А ключ к нему папаша спрятал где-то под подушкой.

Жезл мудрого старца? Хорошо, поищем.

Память меня не подвела, там их было тьма-тьмущая. Такое чувство, что этим символом мой отец специально украшал всё, что под руку попадалось. Одних канделябров штук восемь, а вставок для чернильных палочек вообще не счесть. Я изучала каждую в магическом зрении. В результате отобрала девять предметов.

Все они изображали именно этот атрибут божества, подходили по размеру, фонили магией и, что немаловажно, были мною найдены в непосредственной близости от ложа герцога Оттона. Зная папашу, я не сомневалась: далеко прятать столь ценную вещь он бы не стал. Вдруг понадобится?

А с тех пор, как он заболел, спрятать что-нибудь на шкаф или под кровать, а потом достать оттуда ему было не по силам.

Несмотря на это я проверила и самые маловероятные места, но то, что я там отыскала, не подходило под моё представление о ключе от тайной сокровищницы. Так что я собрала найденное, сложила в корзинку для рукоделия, и пошла обратно к себе. Спускаться по крутой лестнице в том состоянии, в котором я пребывала, было попросту опасно. В голове шумело так, как будто я выпила бутылку конара самого паршивого качества.

В своей комнате я припрятала корзинку, хотя не сомневалась: никто её не тронет. Сейчас мне было не до неё, требовалось позаботиться о собственном здоровье, как физическом, так и душевном. Не знаю для этого лучше средства, чем прогулка верхом. Поэтому я переоделась и велела седлать коня.

Брит молча стал собираться, чтобы сопровождать меня, но я его остановила. Приказала остаться дома.

Так как окрестности нашего замка не представляли ни малейшей опасности, Брит, хоть нехотя, но согласился. Правда, бурчал себе под нос, что ему мешают выполнять свою работу, а он-то свой долг знает не хуже кого прочего. Но я не стала обращать внимания. Мне хотелось побыть одной, совсем одной. Может, я снова заплачу, пусть это случится без свидетелей.

Действительно, прогулка пошла мне на пользу. Сначала я ехала шагом, оказавшись вне видимости тех, кто караулит на замковых стенах, пустила коня рысью, затем взяла в галоп… Мы часа два носились по окрестностям как безумные. Я не плакала, вместо этого кричала. Не "спасите, помогите!", о нет! Издавала древний боевой клич моих предков. Под конец охрипла, но зато мне действительно стало легче. В голове прояснилось, дышалось легко и плакать больше не хотелось. Не хотелось, кстати, и возвращаться.

В небольшом леске, примыкающем к Восточной башне, я слезла с коня и пошла с ним в поводу куда глаза глядят. На самом деле искала родник, потому что пить хотелось невыносимо. Где-то тут он, помнится, должен был быть.

Родник нашёлся между оголёнными корнями старой, корявой сосны. Мы на неё в детстве лазили, пока гувернантка не выследила и не нажаловалась матери. Столько лет прошло, я с трудом узнала место. Зато вода точно соответствовала воспоминаниям. Холодная, аж зубы ломит, и необыкновенно вкусная. Вода из колода совсем не такая. Я встала на колени на устланную длинными сосновыми иглами землю и стала пить пригоршня за пригоршней, аж постанывая от удовольствия. И тут вдруг услышала:

— Неужели эта твоя вода вкуснее вина, Далли?

Я так резко вскочила, что сбила с ног стоявшего рядом мужчину и мы только чудом не свалились в родник. Он поддержал меня за талию, поставил на ноги и извинился.

— Прости, Далли, не хотел тебя напугать.

В зелёных глазах плясали смешинки. Конечно, это был он, виконт Роман. Кто ещё во всём свете называет меня Далли?

— Не называй меня этой собачьей кличкой, — сказала я.

Роман пожал плечами.

— Почему собачьей? Милое имя, для меня оно звучит как звон колокольчиков. Но если тебе не нравится… Скажи, как тебя теперь называть.

— Александра или Алекс.

Он покачал головой.

— Тогда лучше Алекс, но Далли мне всё равно нравится больше. Знаешь, я сразу тебя узнал, ты почти не изменилась. Выросла, конечно, стала взрослой, но всё такая же. Спокойная, рассудительная, вдумчивая девочка, но при этом не скучная и не зануда. Тогда ты удивляла меня тем, что читала те же книги, что и я, хоть была на три года меня младше. А ещё мне нравилось что ты никогда не орала, не скандалила и не ябедничала. Даже когда мы с мальчишками запустили мышь тебе за воротник, ты и тогда не стала жаловаться.

Я помню этот случай. Действительно, жаловаться я не стала, знала. Что пользы не будет. Зато отомстила, подрезав подпруги у их лошадок. Они так гордо выехали целой кавалькадой за ворота, но уехали недалеко. Через пол-лиги все кувыркались в пыли и вернулись домой с позором. Так их ещё и наказали за порчу упряжи. Никто даже не подумал, что такое совершила девочка.

Но об этом я рассказывать не стала. Незачем.

А он продолжал:

— Ты очень мне нравилась тогда, Далли. Ой, то есть Алекс. У тебя и сейчас такие же огромные, бездонные, тёмные глаза и совершенно волшебная улыбка. Ну улыбнись, сделай мне приятное.

Он с первой фразы стал держать себя так, как будто мы были старинными друзьями, встретившимися после долгой разлуки. Немного забывшими друг друга, но не переставшими дружить. Эта манера оказалась такой заразительной что я, сама не зная как, стала отвечать ему в том же ключе. Не прошло и пяти минут, как мы уже болтали, сидя у родника на толстом ковре из иголок.

Наши лошади паслись чуть поодаль. Мой рыжий как огонь Фламмер проявлял неподдельный интерес к серебристой кобыле Романа. А мне определённо нравился её хозяин.

Роман с первой минуты завладел разговором. Вспоминал детство, наши общие и свои собственные проделки, постоянно сбиваясь с уже усвоенного Алекс на запрещённую Далли. Видно было, что он непритворно рад меня видеть и действительно помнит наши встречи чуть не двадцатилетней давности.

В моей памяти всё это было довольно смутно. Противного, вертлявого мальчишку я помнила, но никак не могла соотнести его с зеленоглазым красавцем, так мило со мной державшимся.

Наконец я влезла в поток его речей и спросила:

— Как ты тут оказался? Я бы поняла, встреть я тебя в замке. Тогда бы было ясно: ты гость. Но здесь, в лесу? Что ты тут делал, хотелось бы мне знать.

Роман засмеялся.

— Прятался. Ну, не на самом деле, просто искал способ узнать, уехал уже из замка господин канцлер, или ещё нет. Я хотел встретиться тобой, поговорить нормально, но его присутствие… Это какой-то ужас! Вчера, как я понял, граф в столицу не отбыл, по крайней мере у портальной он не появлялся. А тут в газетах напечатали, что он заболел. В общем, я болтался вокруг замка в надежде встретить кого-нибудь, кто просветил бы меня и сказал, на кого я риску наткнуться, явившись с визитом. А тут ты…

— Меня ты не боишься, не то, что канцлера, — подколола я.

Он гордо вскинул голову.

— Я и его не боюсь. Просто он мне неприятен после того, как встретил нас с друзьями в штыки. Я еле сдержался, чтобы не дать ему по роже. Ты не знаешь, что он к нам привязался?

Я пожала плечами.

— Может, испытывал на лояльность? Он канцлер империи, не забывай. А вы долгое время прожили за границей.

— Всё равно, это отвратительно, — сказал Роман, — Но не будем о нём. У меня вопрос: это правда, что император обязал тебя выйти замуж за навязанного им жениха?

Я молча кивнула.

— А тот мрачный, белобрысый и длинноносый маг, всю дорогу сидевший молча, это, случайно, не он?

Я снова кивнула.

— Маг? — переспросил Роман в изумлении.

— Маг, — подтвердила я, — Фернан Морнар, магистр Савернский. Император требовал, чтобы мы поженились немедленно, я с трудом сумела отодвинуть событие на полгода, сославшись на траур.