— К Альбине и дочери будешь приближаться только после моего разрешения. Звонок мне — потом только ей. Если ослушаешься — в следующий раз я не буду щадить и самостоятельно забросаю тебя землей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Игнашев скалится, но ни слова не произносит, а лишь отступает назад.

Я забираюсь в салон автомобиля, ещё несколько раз проверяю мобильный телефон на наличие пропущенных вызовов и с чистой совестью отправляюсь в аэропорт.

Альбина.

— Это определенно не беременность. Есть образование в матке, скорее всего полип, — произносит гинеколог, который производит осмотр.

Я открываю глаза и делаю глубокий вдох.

— А боли?

— Периодические боли при эндометриозе и поликистозе яичников это в принципе норма. С твоими-то сопутствующими диагнозами забеременеть будет очень сложно, — продолжает Ольга Семеновна. — Я тебе как доктор доктору говорю, что шанс примерно один из ста, что это случится.

— Я понимаю, — начинаю одеваться, пока она заполняет мою карту и выписывает направление на УЗИ.

— У тебя же есть ребёнок, зачем тебе вообще париться? Жизнь нынче дорогая, двоих детей сложно вытянуть. У меня две дочки, одной двенадцать, другой пятнадцать, это же ужас сколько тряпок и косметики им нужно!

С трудом сдерживаю себя, чтобы не закричать и не расплакаться, потому что она, конечно же, не знает и не понимает, что я хотела бы родить от него.

Прошло три дня с тех пор, как он улетел, но я всё ждала, что случится чудо. То, что подтолкнёт меня к нему, даст шанс на будущее. Глупая, я верила, что обрадую Илью своей беременностью, что это и будет тем знаком свысше, посылом судьбы.

Теперь к одному из пунктов, почему нам не быть вместе прибавилось ещё и бесплодие. Илья заслуживает когда-нибудь стать отцом, а я — не могу ему этого дать, как бы не хотела. Дефектная. Глупая. Нерешительная.

— Спасибо за рекомендации, Ольга Семеновна. Я пойду, пожалуй.

— Да не расстраивайся ты, — смеется она, протягивая направление и карту. — Зато на противозачаточных сэкономишь.

Я пулей вылетаю из кабинета и, пробегая по больничным коридорам, оказываюсь на улице. Дышать на минуту становится легче, но через некоторое время, я понимаю, что это мираж. Показалось. Всё так же больно, словно из лёгких выкачали весь воздух.

Этой ночью меня снова мучает бессоница. Я гипнотизирую телефон, хочу набрать Илью и позвонить, чтобы оправдаться за собственную слабость, но каждый раз, вбивая знакомые цифры на дисплее, я тут же сбрасываю.

В сумочке начинает вибрировать телефон. Руки дрожат от волнения, но тут же перестают, когда я замечаю на экране номер мамы. Это, конечно же, не он. Громов дал мне шанс, которым я не воспользовалась.

— Аля, я договорилась с Сергеем Борисовичем о собеседовании.

— Спасибо, мам. Сейчас поеду туда.

— Тебе нужна эта работа, Аля. От мужчины, который обеспечивал тебя ты отказалась. Теперь нужно крутиться самой.

Она по-прежнему считает, что, несмотря ни на что, Ромка неплох. Просто жена ему в виде непутёвой меня не та попалась. Разумная женщина сохранила бы семью, не стала бы цеплять прошлое и постаралась бы закрыть глаза на все его огрехи и подножки. Он старался, потому что безответно меня всю свою жизнь любил. И это, по мнению мамы, заслуживает не то, чтобы оваций, но прощения как минимум.

Я доезжаю до третьей городской больницы за полчаса. Достаточно быстро, учитывая час пик и пробки, которые образовались на одной из центральных улиц города.

Это уже второе моё собеседование. На первом я отказалась от места сама. Испугалась возложенной на меня ответственности, потому что мне поступило предложение занять пост заведующей детской хирургии.

— У Вас большой опыт работы, — произносит Сергей Борисович, старый папин знакомый, читая моё резюме. — Почему ушли с предыдущего места, если не секрет?

— Не сработалась с начальством, — отвечаю правдиво.

Пусть даже он подумает, что я конфликтный человек, но я не вижу смысла скрывать причину.

— У нас есть для Вас место, Альбина Сергеевна. Штатным хирургом, — произносит Сергей Борисович, немного подумав. — Всё то, что Вы делали до этого — ничего нового. Плановые и экстренные операции.

Чем больше он рассказывает о том, что меня здесь ждёт, тем больше я убеждаюсь, что это место — работа моей мечты. Понимающий шеф, который осознает, что с ребёнком меня ждут частые отлучки, адекватный график работы и близкое местоположение. Я внимательно смотрю в его карие глаза и начинаю осознавать, что ранее я отказывалась от вакансий не потому, что боялась, а потому, что интуитивно отталкивала всё то, что могло связать меня со столицей.

— Так, когда Вы сможете приступить к работе?

— Извините, Сергей Борисович. Я не смогу.

— Не понимаю Вас, — он хмурится и внимательно рассматривает меня. — Мне показалось, что я предложил оптимальные варианты работы.

— У Вас очень хорошие условия, — спешу оправдаться. — Вся проблема не в вас, а во мне.

Он удивленно вскидывает брови и, наверняка думает о том, что я сумасшедшая. Но сейчас я чётко понимаю то, что мне на это плевать.

Я просто не должна быть здесь.

— Что сказали в больнице? — спрашивает мама, встречая меня на пороге квартиры с малышкой на руках.

— Ничего не вышло, мама, — отвечаю ей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Снимаю с себя верхнюю одежду, ботинки, прохожу в ванную и мою руки. Сейчас грядёт большой скандал, но я как-нибудь его переживу. Постараюсь противостоять.

— Нет, ну надо же! Я же просила Сергея Борисовича, чтобы он посодействовал, а тут вдруг не вышло, — возмущается мама. — Сейчас я ему позвоню и устрою разборки!

Родительница протягивает мне сонную малышку и тянется к телефону. Она любит и умеет затевать скандалы, я убедилась в этом на личном опыте.

— Не надо никому звонить, мам, — выхожу из ванной, принимаю на руки Викулю.

— Как это не надо? Это старый папин знакомый и он обещал помочь тебе с трудоустройством.

— Это я не захотела туда устраиваться, — говорю наконец правду.

— То есть как это? Но я же старалась, Альбина…

— Извини, мам. Я не хочу работать больше в Москве.

— Аля, что ты сейчас говоришь такое? — она берется за сердце и опускается в кресло.

Мне приходится поделиться с ней тем, что меня гложет. Со своей неуверенностью, которая с годами переросла в хроническую, с недоверием, которое я испытывала к любимому человеку. Она внимательно слушает и не перебивает меня. В какой-то момент, я понимаю, что так хочу услышать от неё одобрение, поэтому продолжаю и продолжаю говорить, пока мой поток слов не иссякает.

— Ты хочешь полететь к Громову? — выражение её лица при упоминании имени Ильи становится таким, будто она съела кислый лимон.

— Хочу, — опускаю глаза в пол. — Я люблю его, мам.

— Нет, — мама поджимает губы в тонкую линию и поднимается с места. — Этого не будет, Альбина. От меня поддержки в этом вопросе ты не дождешься. Более того, если ты вернешься к нему, считай, что матери у тебя больше нет.

Она уходит, театрально хлопнув за собой дверью. Так, словно до этого я разговаривала в пустоту. Меня ничего не держит в Москве, кроме квартиры и старенькой матери. Много это или мало, я не пойму. Но я так устала просыпаться с давящим чувством пустосты внутри и сожалением о том, что важное — я упустила.

На автомате кормлю малышку и укладываю её спать. Вернувшись на кухню, завариваю себе чашку крепкого чая и выглядываю в окно за которым уже началась весна.

В последнее время я буквально не выпускаю телефон из рук. Поэтому сейчас он вовремя оказывается рядом. Снимаю блокировку, вбиваю номер мобильного, который знаю наизусть и в этот раз не сбрасываю.