— Ром, можно задать тебе вопрос? — всё же решаюсь и это получается неожиданно даже для самой меня. — Он, возможно, покажется тебе странным…

— Говори, я весь во внимании, — Ромка откладывает в сторону столовые приборы и вновь переводит на меня свой взгляд.

Только он умеет так на меня смотреть — преданно, с обожанием и особенно нежно. Я не заслужила и доли того, что он ко мне испытывает. Привыкла брать от него, не отдавая взамен.

— Скажи, ты точно уверен, что пять лет назад Илья Громов спал со своей помощницей? Не подумай, что я не верю тебе, просто задумалась.

— Задумалась… — вскидывает брови. — О чем задумалась, Аль?

Чувствую себя неловко за то, что усомнилась в нём — поводов Ромка мне никогда не давал, в отличии от Ильи.

— Я встретила Валерию в больнице, — вру, почти не краснея. — Счастливая такая, с двумя детьми и мужем. Вот и подумала в этот момент, а была ли измена?

Ощущаю себя так, будто медленно схожу с ума. Зачем я задаю эти вопросы, если видела переписку лично? И не только переписку, впрочем…

— Альбин, неужели сейчас это имеет значение? — хмурится Роман.

— Не имеет, ты прав. Я просто так спросила, — неловко пожимаю плечами, делая вид что мне и правда всё равно.

Мы ненадолго замолкаем, и, чтобы скрыть волнение и собственные эмоции, я поднимаюсь с места и всё же завариваю чай. Чёрный с лимоном, как он любит. Спиной чувствую, что Ромка на меня смотрит и этот взгляд прожигает насквозь.

— Я никогда тебе не врал, Аль, — замираю от неожиданности, потому что сегодня слышала подобные признания и слова. — Всегда говорил тебе только правду в том числе и об интимных отношениях Громова и его помощницы.

Выдыхаю и корю себя за то, что могла в нем усомниться. Похоже, что Илья действительно задурил мою голову. Понял, что я ушла безвозвратно, захотел вернуть, чтобы перед самим собой утвердиться… А я, словно дура, уши развесила.

— Такое часто бывает, — продолжает Роман. — Вам было сложно, Альбин. Я это понимаю. Разница только в том, что он — сдался, а ты — нет.

— Альбиночка Сергеевна! — в ординаторскую влетает Жанна и заставляет меня отложить интересную книгу.

У Дашки не получилось прийти на дежурство, потому что сегодня у неё назначено свидание её мечты. Несмотря на то, что Ромка был категорически против, чтобы я заменяла подругу, я пошла ей на уступки и согласилась выйти. Такое, чтобы Дашка влюблялась бывает нечасто. К тому же, чувствую я себя прекрасно, а ночь обещала быть спокойной до того момента пока в ординаторскую не вошла медсестра.

— Там девочку молоденькую привезли по скорой. Урод какой-то напал на неё в парке с ножом! — Жанна хоть и работает в медицине больше двадцати лет, но до сих пор не утратила чувство сострадания к людям.

— Зови Евтушенко. Он же сегодня за главного, — произношу ровным тоном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ох, Альбиночка Сергеевна, если бы Евтушенко был трезв, я бы его позвала! — качает головой Жанна.

— Твою мать! Он напился что ли? — поднимаюсь с места, накидываю на себя медицинский халат и завязываю волосы в хвост.

Я же видела его два часа назад в совершенно вменяемом состоянии. Вообще-то Борис Васильевич отличный хирург, но временами уходит в кратковременный запой, чем не раз заслуживал выговор на работе. Заведующий отделением всё грозится его уволить, но во времена прозрения его грехи каждый раз прощаются и скрываются.

— Готовься, Жанна. Сейчас буду.

Когда захожу в стерильную операционную и смотрю на молоденькую восемнадцатилетнюю девочку с множественными ножевыми ранениями грудной клетки, плеча и бедра, сердце непроизвольно сжимается от жалости. Я привыкла оставлять свои эмоции вне работы, но сейчас по-другому не получается. Она слишком юная, а крови потеряла слишком много.

На улице стоит глубокая ночь и только в стенах нашей больницы все трудятся в поте лица. Девочка сложная, я чувствую, что не справляюсь, хотя отчаянно пытаюсь подцепить её на ниточку под названием «жизнь». Когда часы пробивают три часа ночи, а силы покидают меня, я окончательно понимаю, что у меня не получилось. Чуда не произошло.

— Вы сделали всё, что могли, — опустив глаза произносит Жанна.

Громко вздыхаю, снимаю повязку, украдкой смахиваю накопившиеся в уголках глаз слёзы. Сколько раз я видела смерть. Сколько раз успешно с ней боролась. Но каждый мой проигрыш оставлял неизгладимый рубец на моём сердце. Сегодняшний — самый свежий.

Утро начинается сложно — новость о том, что у меня на операционном столе умер пациент уже облетела всю больницу, поэтому я даже не удивляюсь, когда после смены меня к себе вызывает главврач.

— Садись, Альбина, — кивает на свободный стул Геннадий Алексеевич.

Покорно занимаю своё место и испытывающее на него смотрю. Я делала всё согласно протокола — моя совесть врача чиста, но облегчения от этого я не испытываю.

— Что вчера случилось, Кудряшова? — спрашивает главврач, поправляя очки на переносице.

— Сильная кровопотеря. Я не смогла справиться.

- Где в этот момент был Евтушенко и почему ты вообще заступила в ночную смену? Насколько я знаю, ты находишься в положении и перешла на щадящий график и плановые операции, — повышает голос Геннадий Алексеевич.

Кажется, что, если бы не моя беременность он бы рвал, метал и бил кулаками по столу.

— Так получилось, — опускаю глаза в пол.

Врать и оправдываться совершенно бессмысленно — ему наверняка уже доложили о том, что Евтушенко был пьян, а Дашка отпросилась на свидание.

— Иди, Альбина. Иди, — грозно рычит он. — На этот раз получаешь у меня устное предупреждение — чтобы больше такого не было, и ты перестала наконец строить из себя мать Терезу. Поняла меня?

Я согласно киваю и выхожу из его кабинета без сил, сворачивая в сторону уборной, предназначенной для медперсонала. Умывание холодной водой не помогает смыть с себя чувство вины и внутреннего опустошения. Невинное лицо девочки всё ещё стоит у меня перед глазами и всё что есть человеческое внутри меня выползает наружу.

Перекрываю шумом воды собственный плач. Ещё раз промакиваю глаза и собираюсь уходить из уборной, как вдруг чувствую, что между ног становится горячо и слишком мокро. Влетев в одну из пустующих кабинок приподнимаю платье немного вверх. Этого для меня достаточно, чтобы увидеть на внутренней стороне бедра стекающую по ногам кровь.

Альбина.

Мне снится сон, где я брожу по цветочной поляне. Цветы белые-белые, целое поле усеянное ими. Осторожно ступаю, чтобы такую красоту не сломать, но всё равно спотыкаюсь и падаю навзничь, под собой цветы ломая. Мне больно, но я делаю над собой усилие и кое-как поднимаюсь. Отряхиваю платье, оглядываюсь вокруг, пытаясь оценить масштаб катастрофы и понять сколько же цветов я сломала. Подняв глаза, ужасаюсь — цветы из белоснежных вдруг превратились в ярко-красные, алые.

— Здравствуй, Альбина, — слышу сквозь сон голос своего лечащего врача, который заходит в мою палату.

Она и помогает мне выбраться из кошмара. Сердце гулко стучит, а тело покрывается липким потом.

— Здравствуйте, Ольга Семеновна, — киваю головой и наблюдаю за тем, как заведующая гинекологии садится на стул напротив моей кровати и достает из папки историю болезни.

Мне, как сотруднику больницы, выделили одноместную палату. Внутри неё опрятно и светло, но легче от этого не становится. Я только и делаю, что лежу в горизонтальном положении, боясь лишний раз шелохнуться и встать.

— Что я могу сказать тебе, Аля… — вздыхает заведующая, листая бумаги.

— Говорите прямо, я не маленькая и к тому же врач, поэтому понимаю, чем грозит такая кровопотеря, — прикрываю глаза и про себя молюсь о том, чтобы у нас с крохой был хотя бы один только шанс. Молюсь, хотя никогда не верила в бога.