— Не молчи, мама!
— У тебя в квартире находится опека.
— Что? Не понимаю тебя, — чтобы не упасть, сажусь на диван и плотнее прижимаю трубку к уху, пытаясь расслышать каждое её слово.
— Сказали, что якобы от соседей поступили жалобы, — продолжает говорить мама. — Викулей никто не занимается, мы оставляем её одну и вообще проживаем в неблагоприятных условиях.
— Твою мать… — тихо матерюсь. — Ты их впустила?
— Это опека, Аля. Они имеют полное право войти и посмотреть как живёт ребёнок.
— Посмотрели? Убедились? — кричу сорвавшимся голосом. — А теперь пусть проваливают!
— Они вполне адекватны, но мне кажется, что тебе лучше приехать, — произносит мама, а я тем временем начинаю одеваться.
Пальто падает на пол, где-то в шкафу теряется шапка, но у меня нет времени её искать и я бросаю это дело.
— Ты же знаешь, я бы никогда не оставила Викулю одну…
— Ты не догадываешься чьих это рук дело? — перебиваю её.
На другом конце провода воцаряется молчание.
— Это Игнашев, мама!
Она пытается что-то возразить, встать на его сторону и сказать, что он не такой пакостный, но я кладу трубку и начинаю в спешке собираться домой. Всё валится из рук, а такси не собирается приезжать так скоро как мне нужно. Бросив в сумку мобильный телефон, решаю, что быстрее будет доехать общественным транспортом.
В ординаторскую проходит Дашка и изумленно смотрит на меня.
— Потом всё объясню, Даш! Прикроешь меня?
— Аль, заведующий с ума сойдет, если узнает, что ты ушла без его разрешения…
— Да пусть хоть уволит, — громко хлопаю дверью и, быстро перебирая ногами, бегу на выход по коридору.
Глава 38.
Альбина.
Фраза про увольнение оказывается почти пророческой. Не успеваю я доехать домой, как мой мобильный раздается очередной мелодичной трелью, которая уже начинает меня раздражать. На экране светится номер заведующего отделением и легкий холодок тут же проходится по моему позвоночнику. Набравшись смелости, снимаю трубку и почти глохну от его крика:
— Кудряшова, ты почему не на рабочем месте?!
Неужели у Дашки не получилось выкрутиться? Я просила прикрыть меня, но если шеф решит до чего-то докопаться, то не спасет ровным счётом ничего.
— Извините меня, Валентин Сергеевич, я по семейным обстоятельствам отлучилась с рабочего места.
Он громко сопит в телефонную трубку, наверняка задыхаясь от гнева:
— Завтра ко мне с объяснительной! Будем решать, что делать с тобой дальше, Альбина.
Его тон не сулит мне ничего хорошего, но сейчас лишиться работы для меня не равно лишиться ребёнка, поэтому я даже не думаю возвращаться назад и объясняться перед ним. Потом как-нибудь решу, когда разгребу свои личные проблемы.
Спустя час я оказываюсь у двери своей квартиры. Руки дрожат, пока я ищу ключи в сумке. Связка падает на пол и только с третьего раза мне удается воткнуть нужный ключ в нужную замочную скважину. Открыв двери мне становится не по себе, потому что из квартиры не доносится ни звука. Торопливо снимаю с себя обувь, бросаю её на пол и, по пути расстегивая куртку, забегаю в детскую.
Мама стоит у окна и качает дочку на руках. Бросает на меня рассерженный взгляд, потому что я прервала её ритуал укладывания. Тихонько прикрываю за собой дверь и, прислонившись спиной к стене, бесшумно опускаюсь на пол.
* * *
— Они сделали несколько фото и ушли, — произносит мама, наливая в тарелку ещё горячий борщ.
Мне дышать не хочется, не то, чтобы есть, поэтому я просто размешиваю сметану ложкой, не прикасаясь к фирменному блюду мамы.
— Сказали, что фото нужны для того, чтобы передать отчёт начальству, — продолжает она. — Мол обстановка для ребёнка хорошая, условия замечательные. Ребёнок чистый, сытый и купается в любви и ласке.
— Они ещё и Вику фотографировали? — возмущаюсь я, откидывая ложку.
— Без лица, — уточняет мама. — Я проверила.
— Чёрт! Вот же гадство, — нервно поднимаюсь с места, подхожу к окну. — Только Игнашев мог поступить со мной так! Грязно, нечестно и не по правилам.
— А нужно было не уходить от него, — вкрадчивым голосом начинает мама. — Пока Громова не было, у вас в семье было всё хорошо. Стоило ему появиться в вашей жизни, как полезли все беды словно пчёлы на мёд.
— Перестань, мама! — прошу, повышая голос.
Выхожу из кухни, беру из сумочки телефон и, закрывшись в ванной комнате, в очередной раз набираю его номер.
Где же ты, Илья, когда ты мне так сильно нужен?
Илья.
Такое ощущение, что меня несколько раз приложили тяжелым тупым предметом о затылок. Открываю глаза, несколько раз подряд моргаю, пытаясь развидеть незнакомую обстановку, и приподнимаюсь на локтях.
В последний раз я напивался ещё во время студенческой жизни. В общаге. Остался тогда ночевать у друзей, потому что домой не было сил идти и ощущения утром были почти те же, что и сейчас. Бросаю взгляд на часы и тихо про себя матерюсь. Время давно перевалило за полдень, а я до сих пор лежу.
Откинув с себя одеяло понимаю, что я обнажен. Пытаюсь вспомнить хоть что-то со вчерашнего вечера, но кроме того, что мы пили с Орловым коньяк, больше ничего. Вот же блядство.
Нахожу свои вещи, аккуратно сложенные на кресле. Надеваю белье и брюки, включаю мобильный и подхожу к окну. Точно же, это дом Орлова — у него из окон видна Москва-река. Взъерошиваю волосы, проверяю входящие сообщения и слышу скрип открываемой двери. Поворачиваю голову назад и удивленно вскидываю брови, глядя на то, кто вошёл в комнату.
Соня Орлова открыто улыбается при виде меня и, осторожно ступая босыми ступнями по полу, проходит по комнате в одном шелковом пеньюаре без нижнего белья. Я замечаю это по выпуклым соскам и обтягивающему материалу, который плотно прилегает к коже.
— Ты проснулся? — она шустро преодолевает расстояние между нами и, встав на цыпочки, тянет ко мне свои руки.
Перехватываю её за кисти и крепко сжимаю.
— Какого хрена здесь происходит?
На лице мелькает неподдельное изумление. Длинные ресницы несколько раз подряд моргают, а пухлые губы приоткрываются буквой О.
— Ты что, ничего не помнишь? — в уголках наивных голубых глаз собираются слёзы.
Кажется, что Соня и правда вот-вот заплачет. Отпускаю её кисти, на всякий случай отхожу на два шага назад, и сую руки в карманы брюк от греха подальше. Сейчас кроме раздражения Орлова-младшая не вызывает во мне никаких больше эмоций.
— Соня, я спросил, какого хрена здесь происходит? Почему я оказался в вашей квартире, почему не у себя дома? Почему ты заходишь ко мне без белья и пытаешься обнять?
— Илья, несмотря на то, что мне очень обидно сейчас слышать от тебя такое после нашей ночи, я поясню, — кивает она. — Ты перебрал немного. Отец решил остаться в клубе и попросил водителя отвезти тебя домой, но не уточнил куда именно. Я привезла тебя к себе. Ты уснул, но среди ночи… пришел ко мне в комнату и…
— Что «и»? — ещё больше раздражаюсь я.
— В общем, у нас был секс, — закусывает пухлую губу и мотает прядь белокурых волос на указательный палец.
— Врешь, — сразу же повышаю голос я.
От собственного крика начинает ещё больше болеть голова. Но сейчас неожиданно становится пофиг, потому что телефон вибрирует в моих руках несколько раз и высвечивает номер Кудряшовой.
— Да нет же, — упрямо мотает головой Соня. — Вот, посмотри.
Она подходит к кровати и, отодвинув угол противоположной стороны одеяла, показывает мне следы засохшей крови. Да твою ж мать!
Глава 39.
Илья.
