— Не стану скрывать — я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, — произносит твёрдым голосом Илья. — Роман не тот, кто тебе нужен. Это себя ты можешь сколько угодно убеждать в том, что его любишь, но я в эти отговорки не верю.

Есть больше не хочется и я отодвигаю от себя тарелку.

— Я беременна от него, — напоминаю на случай, если Громов забыл. — И очень сильно жду этого ребёнка.

Он кивает и продолжает на меня смотреть. Глаза темно-темно синие, кажется, что сканируют меня насквозь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я знаю об этом, Кудряш. Поэтому не стал бы предлагать того, в чем бы не был уверен, — он вновь становится серьезным и сосредоточенным и я понимаю, что он ни капли не шутит.

От неожиданности перестаю дышать. Громов предлагает мне возобновить отношения не испугавшись того, что я беременна от другого мужчины? Сердце начинает болезненно ныть — хочется не раздумывая на его предложение согласиться, прыгнуть в омут с головой и простить все былые обиды. Но… как же поговорка, что дважды в одну реку не войдешь? Как же предстоящая свадьба с Романом? Он… так сильно мне помог и пять лет назад я бы без него не справилась.

Голова пухнет от мыслей и ничего лучше, чем обдумать всё наедине, я не придумываю.

— Спасибо за завтрак и за поддержку, Илья. Но мне нужно идти и собираться на работу, — поднимаюсь с места и направляюсь в сторону прихожей.

Слышу позади себя его твёрдые шаги и вздрагиваю, когда в полутёмной прихожей его руки ложатся мне на талию и крепко к себе прижимают. Чувствую спиной каждую его мышцу и то, что он сильно возбужден, потому что его внушительная эрекция упирается в мою спину. В тех местах, где Илья касается меня, становится горячо и приятно. Он громко дышит мне в висок, а моё тело отзывается на его ласки и теперь я чётко понимаю, что означает выражение — предает тело.

— Я готов ждать тебя, Кудряш. Мой дом и моё сердце открыто для тебя. Но не уверен, что выдержу слишком долго.

Мне пока нечего ему сказать, поэтому я коротко киваю и выскакиваю на зимнюю улицу, жмурясь от яркого слепящего снега, которого за прошлую ночь намело слишком много.

Оказавшись в доме, который так и не стал для меня родным, первым делом нахожу в сумочке телефон. На нем сотни пропущенных звонков и все они преимущественно от Ромки. Моим первым порывом является собственное признание в том, что случилось. Я же не люблю врать и не терплю, когда это делают другие… Грустно усмехаюсь и набираю его номер.

Игнашев отвечает после первого же гудка. Его голос взволнованный и грустный и я почему-то медлю с признанием.

— Отец умер сегодня ночью, — сообщает Ромка.

Чёрт… Опираюсь спиной о стену и медленно сползаю вниз. Чувствую себя самой последней сволочью за то, что не снимала трубку и мирно спала в одной постели с другим, пока моему жениху требовалась моя поддержка.

— Мне очень жаль. Очень и очень жаль… — произношу голосом, полным раскаянья.

Ромка вздыхает и молчит, отчего чувство вины нарастает во мне снежным комом и становится с каждой минутой всё больше.

— Я останусь ещё на два дня. Организую похороны и тут же прилечу домой.

— Если хочешь, я могу приехать, — вспоминаю картины того, как он утешал меня, когда мне было больно без Полинки и Ильи.

— Нет, беременным это ни к чему, Аль.

Мысленно соглашаюсь с ним и в очередной раз благодарю его за заботу. Говорю с ним ещё несколько минут, слушая рассказы о том, как сильно отец Романа мучился.

Только попрощавшись со своим женихом и положив трубку, даю волю чувствам — падаю на наше семейное ложе, уткнувшись лицом в подушку, и вою от собственного бессилия. Кажется, я в очередной раз запуталась.



Илья.

— Сегодня заключили контракт с немцами. Наши юристы тщательно изучили документы и никаких подводных камней не обнаружили, — произносит мой зам, который остался за главного в Питере.

Моя компания достаточно долго держится на плаву, а Олег умный парень и ему я доверяю, поэтому волнений о том, чтобы оставить на него «NYSE» не было.

— Договор могу прислать на почту. Но я справляюсь, правда.

— Пришли, я просмотрю ещё раз, — завожу автомобиль и направляюсь в сторону родительского дома.

Я же обещал матери, что буду заезжать чаще. А раз обещал, то обязан выполнять.

— Да, сейчас отправлю. Но мне показалось, что немцы ждали Вашего присутствия, — продолжает зам.

— Обойдутся. Держи меня в курсе, Олег.

— Обязательно, Илья Владимирович.

Я отключаюсь и поворачиваю в сторону Солнечной улицы, не доезжая до дома матери. Там находится её любимая пекарня, которую просто обожает родительница. Я покупаю упаковку кремовых эклеров и черничных пирожных, пытаясь задобрить её с помощью сладостей. Мама у меня типичная женщина — тает от оказанных знаков внимания, комплиментов и дорогих подарков. А мне ничего не стоит сделать ей приятно хотя бы иногда.

— Здравствуй, родной, — тут же открывает дверь в квартиру, словно всё это время ждала меня на пороге, и целует в обе щёки напомаженными губами. — У меня как раз гости, — игриво улыбается мама.

— Я могу заехать позже.

— Нет-нет, ты нам не помешаешь! Наоборот, скрасишь нашу женскую компанию своим присутствием.

Сняв с себя верхнюю одежду, прохожу в гостиную будучи в полной уверенности, что в гостях у мамы сидит одна из её подружек. Но нет, её сегодняшняя гостья — это Альбина. Она сидит по центру дивана из светлой кожи и, увидев меня, кажется, вжимается в него, чтобы стать незаметной.

— Привет, Илья, — Кудряшова одергивает короткое вязаное платье немного вниз, словно стесняясь того, что у неё длинные и стройные ноги.

— Здравствуй, Альбина, — занимаю место напротив неё и, не стесняясь, рассматриваю её открытым взглядом, отчего Кудряшова тушуется ещё сильнее.

— Вот так сюрприз, правда? — в гостиной появляется мама с подносом в руках. — Кто бы мог подумать, что вы встретитесь у меня в гостях! Это так неожиданно-приятно!

Мама долго не воспринимала Альбину как мою девушку, а затем супругу, всячески подталкивая меня к тому, что она мне не пара, а я решительно осекал её и утверждал обратное. Она перестала это делать, когда мы развелись. И только после потери внучки, смерти мужа и невыносимого одиночества, стала с Кудряшовой хорошими подругами.

— Угощайся, Альбиночка! Это изумительные воздушные эклеры, которые пекут только в одной-единственной кондитерской в Москве. Илюша никогда тебя туда не водил?

— Нет, — отрицательно мотает головой и старается на меня не смотреть.

— В таком случае возьми самый большой и самый красивый эклер, — не отступает мама.

— Анна Степановна, спасибо Вам за гостеприимство, но мне уже пора идти, — произносит Альбина, поднимаясь с места и вешая на плечо маленькую сумочку.

— О, нет! — мать зажмуривает глаза и пальцами трёт виски.

Я, откинувшись на спинку кресла, с улыбкой наблюдаю за дальнейшими мамиными действиями. Она у меня училась в театральном и даже играла в Малом театре на Ордынке. Вот только потом забеременела мной и вынужденно ушла со сцены, что я не раз выслушивал от неё за свои тридцать четыре года жизни.

— Кажется, мигрень начинается… — продолжает мама. — У меня же таблетки кончились. Помнишь, Альбина, те, что ты мне в прошлом месяце привозила из тайской аптеки.

— Помню, Анна Степановна, — кивает Кудряшова. — Если не возражаете, я привезу вам их в следующий раз.

— Нет-нет, они нужны мне сейчас! — со слезами на глазах произносит мать. — Мигрень уже близко!

Становится даже интересно, что ещё выкинет хитрая родительница. В любом случае мне это только на руку.

— Ладно, — соглашается Альбина. — Сейчас только такси вызову. Я сегодня без машины.

— Зачем такси? — удивляется мама, убирая пальцы от висков.

Взгляд ясный и чистый, совсем не похоже, что её мучают сильные головные боли.