Отвожу от него взгляд, потому что смотреть на него не могу. Лицо Романа — одна большая кровоточащая рана. Как доктор, я видела более шокирующие случаи в своей практике, но сейчас думаю о другом. Что будет с Громовым, сообщит ли Роман в полицию и как это всё отразится на нас троих?

В истерике я накричала на Илью и попросила его уйти. Мне стало страшно за наше шаткое будущее, к тому же, я по-прежнему считаю, что любую ситуацию можно решить без помощи насилия, тем более, когда эти двое раньше дружили. До тех пор, пока между ними не встала я.

— Спасибо, утешила, — хмыкает Рома и тут же вскрикивает: — Сука… как же больно.

Я поворачиваю в сторону Ленинского проспекта, где ургентной является тринадцатая клиническая больница.

— Ром, послушай, я хотела по поводу Громова поговорить, — включаю дворники, потому что на улице начинается мокрый снег.

— Что о нем говорить? — хмыкает Игнашев. — Урод он вот и всё. А я его другом считал, даже несмотря на то, что ты к нему ушла. Верил, что наши отношения получится удержать на плаву, в том числе и партнерские.

— Он погорячился, я признаю, — сосредоточенно смотрю на дорогу. — Но, пожалуйста, не говори сейчас в больнице, что знаешь имя нападавшего. Приедут правоохранительные органы…

— Я знаю, — коротко бросает Рома. — Альбин, ты ещё и защищаешь его? Просто прекрасно! То есть человек избил меня до полусмерти, а я ещё и спасибо ему должен сказать за это?

— Нет, я этого не говорила. Ты вправе поступать как хочешь, — вздыхаю и въезжаю в ворота больницы. — Я просто всего этого не хотела. Прости.

Игнашев ничего не отвечает. Айкает, когда вновь касается сломанного носа, но я в этот момент останавливаю машину и обхожу её, пытаясь помочь ему выбраться. Рома не отказывается от моей помощи. Выбрасывает в урну окровавленный носовой платок и идёт следом за мной по снегу, оставляя на нем алые разводы и следы.

В этой больнице, будучи студенткой, я проходила практику, поэтому знаю, где здесь находится приемное отделение и куда нужно идти. Придерживая под руку Романа, завожу его в кабинет травматолога.

Врач аккуратно осматривает нос, слегка нажимая на него с разных сторон.

— Перелом без смещения, — произносит он. — Сейчас расскажу, что нужно делать, а Вы пока присядьте.

Ромка садится ко мне на кушетку и тихонечко стонет. Могу только представить, как ему сейчас больно, но слова сочувствия выдавить из себя не могу.

— Кто это Вас так? — спрашивает травматолог, заполняя бумаги.

Игнашев бросает на меня короткий взгляд и тут же отвечает:

— Не знаю. Я шёл по улице, на меня напали. Деньги отобрать не успели, потому что вора прохожий спугнул. Лицо было в маске, поэтому описать бандита вряд ли смогу.

Сердце бьется в грудной клетке так сильно и часто, что, кажется, слышно на весь кабинет.

— Полицию я всё равно уведомить обязан, — произносит врач. — Таковы правила.

— Да, я понимаю, — кивает Роман.

После недолгих манипуляций прибывает полицейский патруль, где Романа более детально расспрашивают о произошедшем. Где шёл, есть ли свидетели, не видел ли лица нападающего. На все вопросы Игнашев отмахивается и отвечает уклончиво. Не видел, не запомнил, был в шоке.

Я закрываю глаза, откидываюсь на спинку стула. Чертовски устала за этот день и дико в себе запуталась. Складывается ощущение, что вся моя жизнь, не считая Вики, по которой я сильно за сегодняшний день соскучилась, беспроглядная темень из которой не видно выхода.

— Спасибо, Ром, — произношу, когда мы оказываемся в салоне моего авто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты подтолкнула меня к обману, чтобы прикрыть своего бешенного Громова. Я сделал это не ради него, — сообщает Игнашев. — Сделал это ради тебя, Альбина.

Альбина.

— Лицо полностью затекло, я не вижу экран собственного телефона, — жалуется Роман. — Только что пытался заказать еду, но так и не смог.

— Ты бы попросил маму, — произношу, когда еду в сторону торгового центра.

Там мы договорились встретиться с Дашей, чтобы совершить небольшой шопинг-забег. Вику мне пришлось взять с собой, потому что у мамы сегодня назначен массаж спины. Да и дочери кое-что из вещей прикупить хотела.

— Мама с давлением слегла. К тому же, не хочу я, чтобы она видела меня в таком состоянии, — стонет в трубку Рома.

— Я сейчас занята, освобожусь только через три часа. Если ты подождешь, я привезу необходимые продукты…

— Конечно, Аль. Без вопросов подожду.

Я тут же отключаюсь и понимаю, что сегодняшний выходной день у меня забит до отказа. Надеюсь только, что вечер останется свободным и мы сможем встретиться и поговорить с Ильей.

Вчера мы сильно повздорили. Виной всему его агрессия к Роману и необдуманность последствий, которые могли случится с ним, если бы Игнашев решил обратиться в полицию. Но Громов упрямо отрицает свою вину и не осознает, что покалечил человека, необдуманно применив силу.

— Ты бы прикупила себе новый наряд, — произносит Дашка, критично осматривая меня. — А то ходишь в одном и том же.

— Это новое платье, Даш! — возмущаюсь я и качу коляску с малышкой по торговому центру. — На прошлой неделе только купила.

— Правда? — удивленно приподнимает брови подруга. — Вещи у тебя одного цвета — чёрные. Вот и не заметила.

Даша абсолютно права. Я лет пять уже ношу только чёрный цвет. Сначала это было в честь памяти о Полине, потом… потом я просто привыкла к таким вещам. В чёрном я невзрачная, такая же как и все. Я по жизни боюсь выделяться и мне гораздо проще, когда никто меня не замечает и не видит.

Когда прохожу мимо витрины, бросаю беглый взгляд на своё отражение. Так и есть — на фоне своей яркой подруги, я совершенно незаметна.

— Ты права. Надо сменить гардероб, — впервые соглашаюсь с Дашей.

— Вот и умница, — кивает подруга. — Сейчас только в дамскую комнату забегу, а потом прогуляемся с тобой по магазинам.

Мы остаемся стоять с дочкой возле модного бутика женской одежды. Я разглядываю манекены и мысленно примеряю цветочное платье нежного голубого оттенка, представляя как оно будет смотреться на мне. Надеюсь, что Илье оно тоже понравится.

— Кудряшова? Ты что ли? — слышится голос за моей спиной.

Повернувшись назад замечаю за собой молодую симпатичную девушку в белой норковой шубке и на высоченных каблуках. Когда она подходит ближе, я узнаю в ней свою одноклассницу Аню. До нашей семейной трагедии мы с Ильей часто посещали встречи одноклассников, не пропуская ни одной. После — я не была на них ни разу. Не знала, как смотреть в глаза одноклассникам, которые знали о нашей с Громовым любви, о нашем браке и свято верили, что мы созданы друг для друга. Да и не хотелось мне, чтобы после развода с Ильей мне лезли в душу, выворачивая оттуда то живое, что там осталось.

— Здравствуй, Аня, — здороваюсь в знак вежливости.

Мы никогда не ладили. С самого моего первого дня пребывания в школе. Аня пыталась зацепить меня при первом удобном случае и уколоть побольнее. Перестала она это делать, когда я стала встречаться с Ильей. Но насмешливые взгляды и шепот за спиной преследовали меня всегда, до самого выпускного во время которого мы с Ильей ото всех сбежали.

Аня бросает заинтересованный взгляд в сторону коляски и спящей там дочери.

— Вас с Ильей можно поздравить? — спрашивает она.

Чувствую болезненный укол в куда-то в область сердца. Наша с Ильей дочь — Полина. Несмотря на то, что её давно с нами нет, память о ней всё ещё жива, а раны по-прежнему кровоточат.

Хотела бы я, чтобы Вика была от Громова? Нет. Моя дочь рождена от Игнашева, но от этого она не менее любима. Она получилась именно такой, какой я мечтала и представляла её. Но знать обо всех подробностях моей личной жизни Ане совершенно необязательно, поэтому я слабо и неуверенно киваю.