— За что? — пальцы сжали ручку так, что побелели костяшки. Ручку, а не руку чудовища — уже хорошо.

— За шанс… — шепнуло оно.

— Если ты ещё не поняла, ябеда, это наказание, а не награда. Четыре зачёта и два экзамена… ты не сдашь. Не мни о себе бог весть что.

Он вошёл в кабинет и захлопнул за собой дверь. А Веронике показалось, что пропасть между ними стала такой огромной, что с одного её обрыва, она не видит другой стороны, за пеленой из облаков.

— Но я хоть попытаюсь… это ваш последний шанс, — одними губами шепнула она.

Примечание:

* Когда бы знать, что завтра ждёт!

 И угадать событий ход?

 Какой Судьба готовит бал?

 Поминки или карнавал?

"Судьба" — мюзикл "Ромео и Джульетта" (русская версия)

— Вам помочь? — Роня склонилась к женщине, дремавшей на лестничной клетке.

Гостья была на вид лет пятидесяти с хвостиком, короткостриженная, плотненькая, коренастенькая. Она спала уложив голову на сумку, и обняв колени. На дворе не июль, в подъезде прохладно.

— Ась? — она подняла голову и уставилась на Роню. — Ой… да я глупая! Представь, поменяла билет и выехала на три часа раньше, и никому не сказала! А телефон сел… меня ж и не ждут ещё! прихожу — дома никого. И ключи не стала брать…

Из двери Рониной квартиры выглянули три рыжие головы, расплылись в улыбках и с интересом уставились на женщину.

— Идёмте к нам. телефон реанимируем, у нас подождёте, — предложила Роня, не дожидаясь ответа взяла за ручку сумку.

— Да что вы! — начала было женщина, но тут остальные Соболевы высыпали из квартиры.

— А вас как зовут? — спросил Влад, помогая женщине подняться.

— Ирина…

— Значит мама-Ирина, — подмигнул Константин, открывая пошире дверь.

— Дак я… — начала было несчастная, окружённая Соболевыми, нежданная гостья соседей.

— Мама-Ирина, а вы борщ варить умеете? — глаза Валеры загорелись, и все трое его родственников замерли и уставились на маму-Ирину.

— А мамины котлетки? — Константин оттолкнул брата.

— А у нас… — начала было Роня, но мама-Ирина покачала головой.

— Поняла я вас, шаром в холодильнике покати, эх вы…. — и уже безо всякой помощи направилась в квартиру.

В семье Соболевых маму ужасно любили, по маме ужасно скучали, и к любой маме относились — как к богине, так что незнакомке с лестничной клетки не суждено было нынче остаться одной, не под той дверью она осталась сидеть…

Уже спустя час, все четверо хищно наблюдали, как шинкуются овощи, как наполняется скучающая по этому кухня, запахами еды, и как пухлые ручки мамы-Ирины порхают над разделочной доской.

— Смотрите, — шепнула Роня. — Окна запотели…

— И правда, — кивнул Влад, и все четверо уставились на запотевшее от готовки стекло, а потом как зачарованные зверята подошли к нему. — Как в детстве, помните?

— Ага… — Константин вздохнул. — И на улице холодно стало-о…

— В школу идёшь, а под ногами застывшая в лёд грязь хрустит, — рассмеялась Роня и почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.

Мама Ирина замерла, уставившись на чужих детей. Эти ребята ей понравились сразу, хоть и странно было, только что сидеть в подъезде, и вот так оказаться оккупированной. Но быть “мамой” этих странных ребят оказалось слишком весело, аж уходить не хотелось.

— А если суббота, мама дома. Приходишь домой, а она сварила борщ и нажарила беляшиков, — Валера с тоской посмотрел на маму-Ирину.

— Жалко что мы уже не школьники, — Влад тоже посмотрел на маму-Ирину, а через мгновение она оказалась под прицелом всех четверых.

Дети смотрели на неё, жалобно так, будто о чём-то просили.

— Эх вы, несчастные! — усмехнулась она. — Доставайте сметанку!

 Ирина Васильевна Волкова накормила Соболевых борщом, нажарила им котлет, и с наслаждением наблюдала, как чужие дети скачут вокруг: посуду моют, чай наливают, конфетки дают.

Ирина Васильевна Волкова сидела и с улыбкой слушала их болтовню, а дети будто сотню лет ни с кем не болтали, выдавали всё подряд, как родной маме.

— А где же ваша мама? — спросила, наконец, Ирина Васильевна.

— Дома, — кивнул Влад и сел напротив Ирины Васильевны.

— Просто кроме нас у неё ещё двое, — Роня погладила старшего брата по голове. — А нам нужно было стать самостоятельными.

— Мы слишком домашние, — сказал Константин. — Ну знаете… очень нам нравится всё это… да и сложно с нами маме, столько лет тянула погодок, да ещё мы близнецы. И девчонкам нужно внимание.

— И хватит уже сидеть на маминой шее! — объявил Влад, будто этот вопрос они решали прямо сейчас, а Ирина Васильевна печально покачала головой.

— Ох, детки…

И все четверо расплылись в широченных улыбках.

— Вероничка, а телефон мой зарядился? — спросила мама-Ирина.

— Аг…а наверное, пойду гляну!

Вероника побежала в гостиную, где лежал телефон Ирины Васильевны и в этот самый момент он решил, что самое время ожить. Так Роня и застыла сжимая в руке чужой гаджет, и глядя на фотографию.

Какой же он красивый там был, Роня хорошо эту фотографию знала, это из “Инсты”, не то фотосессия, не то просто качественное фото на фоне синей стены. И он там так хорошо вышел, такой весь таинственно-красивый. волосы так лежат и улыбка такая лёгкая, невесомая. Кто плохо знает его — и не понял бы, что он улыбается.

— А вам… сын звонит, — шепнула Роня подошедшей на звук Ирине Васильевне.

— Ой, Егорка, — мама-Ирина взяла телефон из рук Вероники, отсоединила от зарядки и прижала к уху. — Сынок! а я ж… ну! На три часа раньше, да ещё доехали раньше! Да не едь! Я тут уже. Меня соседи твои приютили. Да! Коне-ечно! Ой, накормили-напоили, умнички. Да, едь домой, едь!

Ирина Васильевна отключилась, зачем-то вернула Роне телефон и пошла обратно к мальчикам на кухню. Бедолажка Соболева так и стояла, теперь глядя на заставку телефона, там другое фото — тоже очень красивое. Он, видимо, только что катался на лыжах. Шапка снята, куртка расстёгнута, в зубах зажата палочка от кофе, а он смеётся, на волосах сверкают снежинки. Глаза ужасно-добрые, светятся просто.

— Ронь? — позвал Влад. — Ты чего?

— Это его мама…

— Да я понял уже, — брат кивнул. Отнял у сестры телефон и отложил в сторону. — Тише… тише. Успокойся, лады?

— Лады… Она такая милая, да?

— Все мамочки милые, — тихо засмеялся Влад, гладя Роню по волосам.

А она быстро-быстро вытирала набегающие слёзы. Из кухни слышался стук, шум. Парни что-то там показывали, начала играть музыка. Или ролики свои включили, или вживую исполняют.

Роня и Влад ждали, когда раздастся звонок в дверь. Ждали его, как гибели корабля, когда нижние палубы уже заполнены водой, и остаётся только молиться о том, что мучений не будет, смерть милосердно разделается со своими жертвами быстро.

От звонка в дверь они вздрогнули и переглянулись.

— Я сама, — шепнула Роня.

Парни и мама-Ира даже не слышали, что кто-то пришёл.

А Вероника вытерла лицо подошла к двери и не глядя вглазок её распахнула.

Егор Иванович стоял на пороге в расстёгнутой куртке, совсем как на той фотографии. На Веронику он даже не посмотрел. Скинул ботинки и прошёл на кухню, где тут же раздались приветствия мамы-Ирины, голоса парней.

Рони будто и не существовало совсем.

Роня будто что-то сделала не так.

Она закрыла дверь, стукнулась о неё лбом и пошла к себе, чтобы забиться там поглубже под одеяло и полежать пару суток не меньше.

Примечание:

Солнце жизни — светлый Феб!

 Расскажи, любимый мой,