Это было так странно, целовать эту щёку, будто идёшь знакомой тропой и вдруг понимаешь, что что-то не так и где-то не туда всё-таки свернула.
— Всем пока, — обернулась к присутствующим Роня и уголки её губ дёрнулись в улыбке.
Все приветливо обступили, торопясь обнять на прощание. Ну… кроме Валерии, Ростова и спутника Регины.
— Доедешь — напиши, — подмигнул Глеб.
— Ага, если не забуду. Спасибо за гостеприимство.
Роня скрылась в машине Регины и выдохнула. От чувства, что скоро окажется дома — стало хорошо.
И самое ужасное, это дурацкая коварная мысль… “Я пойду к нему. И просто побуду в его комнате. Я не шпионить, я только побыть там!”
Регина завела машину, стало ещё капельку спокойнее, точно покидали они не дажу, а какое-то страшнючее место.
— Ты чего? — спросила Регина.
— Да нет, нет… голова разболелась просто немного.
Они всю дорогу молчали, но Регина не включила музыку, приоткрыла окно и то и дело оборачивалась к новой подруге “по несчастью”. А когда остановилась у нужного подъезда даже потыкала Роню в плечо.
— Ты там живая?
— Ага, ага… спасибо, что подвезла, — как в тумане ответила Роня. — Спасибо! Очень выручила. Ну… пока? И за разговор отдельно спасибо, правда. Это многое заставило… переосмыслить.
— Да не за что! Удачи тебе в сраженях на любовном фронте.
Роня выпрыгнула из машины, выманила Николая на улицу и ещё смотрела какое-то время вслед Регининой машине.
Создавалось впечатление, что теперь… Почти дома… Роня не хотела туда идти. Телепортироваться бы сразу в его спальню.
Не удалось, увы.
Роня выпустила Николая, стоило войти в подъезд, потому что от передозировки прогулок, пёс слишком активно просился домой. Поводок застучал по ступенькам, сообщая, что Император всё дальше убегает от “новой хозяйки”.
— Николя, вы не хотели бы подождать? — усмехнулась Роня.
— Сука! — пропищал кто-то совсем рядом и нанёс удар откуда-то справа.
Примечание:
*Я был юнцом, довольно романтичным
И первую любовь боготворил.
Но мой отец распорядился лично,
Чтоб вёл себя я тихо и прилично
Судьба взглянула мне в глаза цинично
Любовь ушла и пыл в груди остыл.
Зато… не остывает славный ужин.
И праздничное ждёт нас торжество.
Где я король и неплохой к тому же
И речь моя не мальчика, но мужа.
Но снег и без моих указов кружит.
Промчался год и что?
Да ничего!
"Да, я король! И что?" — мюзикл "Всё о Золушке"
=… и он напоролся на мой нож. Он напоролся на мой нож 10 раз, милая!
Влад
Ты где? Тут Николай твой в дверь поскрёбся.
Да подружку встретила у подъезда. Впусти
его и отправь в квартиру.
— Ответила? — прошипела сквозь зубы Иванова. Роня тяжело вздохнула.
Удар сумкой по макушке оказался неприятным делом.
— Что тебе нужно, Иванова?
— Молчи! — взвизгнула она.
— Ты сама задала вопрос. Я отв…
— Ты с ним трахаешься? — выдохнула Иванова подходя ближе.
Стояли они на улице, в парке, у той самой лавочки, где некогда Роня с Егором Ивановичем целовалась. И вот, пожалуйста, пришла пора в этом же месте уничтожить свои светлые воспоминания, отвратительной детсадовской разборкой.
— Нет. Я с ним…
— Псина! — ткнула пальцем в подъездную дверь Иванова, а Роня устало плюхнулась на лавочку.
— И что? Кислотой мне лицо обольёшь? Ну что я должна сейчас сделать?
— Ты — мерзкая… идиотка! — визг Ивановой показался особенно громким в темноте.
— И что? Устроим разборку? Иванова, я ему не нужна. Он меня ненавидит! Мы просто с ним соседи и пока его нет я слежу за Николаем. Всё!
— Что за… сказки? — выдавила из себя бедолага. — Он свою псину даже погладить не даёт!
— Объясни чего ты от меня хочешь?..
— Не позволю пудрить ему мозги, вот что, — закивала она.
И помотала перед Вероникиным носом её же телефоном.
— И? Разобьёшь? — почему-то очень спокойно спросила Роня.
Ей в сущности было очень сильно всё равно на то, что может сделать Иванова. Никаких особенных шансов у противной выскочки не было, Егор вряд ли был из тех, кто возвращается к бывшим.
Всё равно Веронике было, ровно до того момента, пока Иванова многозначительно не посмотрела куда-то вглубь парка… а на плечи Рони не надавили чьи-то руки.
— Не переживай, мне нужен только твой пальчик, — пропела Иванова, выворачивая руку Вероники и прижимая к датчику, чтобы разблокировать телефон.
— Мне нужен… только… отпечаток… Спасибо! — Иванова аж подпрыгнула от радости и тут же пришлось уворачиваться от ноги Рони, которая прицельно летела в руку врагини. — Ну-ну, не лягайся! та-ак… сообщения…
Иванова просто светилась от счастья, а Роню крепко кто-то держал, прижимая к лавочке.
— Что ты собираешься делать?
— Ничего особенного, — пожала плечами противная девица. — Я только собираюсь спасти Егора… он не заслужил такую как ты… И ты же с ним не по любви, признай.
— Я ничего не собираюсь признавать и Я не с НИМ.
— А-ха, ну да, соседушка… что-то… как же? Нет контакта такого? Совсем с ним не переписывалась? Хотя… зачем? Вы же живёте вместе считай. Н-да, ну не страшно. Забьём! — хихикнула противная и отошла ещё дальше.
Вот теперь сердце Рони сходило с ума. Она билась, но “некто” держал крепко. И пока Соня вышагивала из стороны в сторонц несчастная впечатлительная рыжая девочка, медленно умирала. С каждым шагом противной, на одну маленькую жизнь.
— Привет. Тут такое дело… но терпеть больше не могу. Я всё это устроила… из-за долбаных… нет, эта поэтесса так бы не написала. Я всё это придумала из-за зачётов. Но поняла, что пора завязывать. Я к тебе ничего не испытываю. И не испытывала. Чао! Даже смешно, что ты повёлся… От…
— Нет! — какой-же отчаянный крик, аж сердце холодеет.
—…пра…
— Не надо! Пожалуйста! Между нами ничего нет!..
—…ви…
— СОНЯ!
—…ть! Ушло! Прочитано…
Теперь похолодело сердце Рони, а не наше с вами. Ушло. Ушло…
И удерживающие её руки отпустили, только мир уже успел рассыпаться по кусочкам. Мелким, как крошка “небьющихся” китайских чашек.
— Выпускайте истери-ичку! — объявила Иванова, завизжала как ведьма, и бросив телефон Рони на землю стала прыгать по нему каблуками.
— Что ты творишь… — одними губами прошептала Роня, делая шаг вперёд. Потом ещё один и ещё. Пока не оказалась вплотную к идиотке-Ивановой и не почувствовала резкий запах спиртного. — Ты пьяна?
— А тебе то что, а?
— Ты просто пьяная дура. Ты ничего не понимаешь… — прошептала Вероника, опуская галову, и тут же получила удар в плечо.
— Я дура? Я? Ну я тебе сейчас покажу дуру… Я буду максимально ДУРОЙ!
И пока у лавочки в парке, оставшиеся наедине, дрались две студентки ХГТУ, где-то в своей старой детской комнате сидел, сжимая в руке телефон, Егор Иванович. И не то, чтобы он поверил. Не то, чтобы был зол или разочарован. Скорее… он не до конца понимал, что произошло. Но самое обидное было в том, что сил думать у него не осталось.
Соболева только-только заслужила доверия. Она только-только убедила в том, что на деле не злая, не наглая и не эгоистичная.
И вот… сообщение.
Напилась ли она, пошутила ли… вариантов почему-то оказалось не так много.
Шутит. Она с ним шутит.
А он думал, что она взрослая. Что ей можно доверять.
— У тебя всё есть? — спросила мама, заходя в комнату.
— Да, да… Мам, я завтра назад. По работе написали. С утра поеду, к ночи буду дома.