— Вер, пообещай, что вы больше и слова мне не скажете? Мне пофиг. Пусть Иванова подавится своим хайпом. А я отсижусь несколько дней. Всё равно на грани отчисления, так что пофиг. Егор иванович приедет и…
Всё решит. повисло у неё на языке, но так и не сорвалось.
Решит ли?
Да что он, в сущности, сделает?
Вероятно она больше не может рассчитывать на его протекцию, всё как было раньше. Снова ледяная война, где на его стороне артиллерия из презрения, а у неё томный, влюблённый тыл, полный уверенности, что: он нас заметит и всё изменится.
Сейчас Роне казалось, что надежда на любовь была лучше, чем не до конца, но всё-таки начавшая исполняться мечта…
— Пока, Вер. Я отключусь.
Роня написала братьям, что жива-здорова, и вырубила раскладушку.
Примечание:
*Боже,
В твоей мы власти.
Можно ль
Бежать от страсти?
Дай нам,
Во имя всех влюбленных,
Немного счастья.
"Благословение" — мюзикл "Ромео и Джульетта"
=…Рядом с ним в седле Беда ухмылялася…*
Егору прожужжали уши и разорвали телефон.
И он мчал под сто пятьдесят по трассе, гневно сминая в руке фантик от конфеты, будто это могло кому-то помочь.
Иванова должна… умереть, как минимум.
И он всё ещё ничего не понимал в этой истории.
Ни СМСки от Рони, ни странного видео, разлетевшегося по всем чатам, всем институтским аккаунтам, и даже среди преподавателей стало популярно.
А самое поганое… это превратили в новость какие-то паршивые паблики, решив историю сделать достоянием общественности. Казалось бы… кому какое дело? Но нет, слишком красивые кадры. Рыжая и блондинка дерутся в грязи. Жестоко дерутся.
За чертой города, скорость в восемьдесят стала казаться катастрофической, но нарваться на пост было не лучше, чем долго тащиться, и всё равно нет-нет, а давил Егор на газ, чтобы преодолеть последние километры и убедиться… в чём?
Он предпочитал не задавать себе лишних вопросов.
Въезд во двор показался пыткой, потому что… как же, блин, медленно и сколько кочек. Потому что парковочных мест нет. Потому что можно разве что на бордюр заехать в самом неудачном месте, и светить всем желающим бампером, как мишенью. Машину было жалко, но перепарковываться — не вариант.
Он сорвался с места, едва вынув ключи из зажигания, и стал рыться по карманам на ходу.
Лифт медленный, да что там, даже домофон реагировал на магнитный ключ долго. И двери открывались долго, и оборотов слишком много: два на нижнем замке, два на верхнем.
Будь Егор более внимателен, он бы обнаружил, что его не встречает его верный друг Николай, который в отсутствие хозяина самолично перетаскивал лежанку чуть ли не к порогу, и терпеливо ждал его возвращение.
Тишина. Хотя собачий храп из спальни слышен.
Туда-то Егору и нужно.
Он сорвался с места, едва скинув обувь, пересёк комнату, вышел на балкон, а там замер. Что-то не так… что-то в комнате не так. Запах, свет, вещи…
На кровати лежал посторонний предмет. Килограммов пятьдесят весом, может меньше. Рыжий. Лицо скрыто рассыпавшимися всюду волосами.
Егор сел на корточки напротив гостьи и выдохнул, спрятав лицо в ладонях, потерев глаза и откинув со лба волосы.
Она была ужасно помятой, эта гостья. Синяк под глазом и запёкшаяся кровь на губе. На полу у кровати оторванный лейкопластырь и хорошо видна ужасная ссадина на виске. Стёсаны руки, локти, костяшки пальцев.
Егор осторожно потянулся к ней и коснулся было лица, но из угла послышалось тихое рычаиние.
— Ты чего, брат? — шепнул, оборачиваясь Егор. — Кого к кому возревновал?
— Ему стыдно, что он меня бросил одну и ушёл домой позавчера, — тихо ответила гостья и открыла глаза.
— Тетрадку читала? — зачем-то спросил Егор, вставая.
— Нет, я могла бы, но посчитала, что прочитай вы мои записи — я бы ощутила, что меня предали. Вероятно… я бы не простила.
Вероника не поднималась с кровати, и даже не откинула одеяла, будто ей тут и место. А ещё выглядела обречённой, уверенной, что вот-вот всё закончится, так чего мелочиться и жеманничать? Если скоро прогонят — пусть хоть напоследок порадует себя!
— Ох уж эти женщины… никакой им веры. Но, мне кажется, что ты не лжёшь.
Егор пересёк комнату, взял кожаное кресло, что стояло у письменного стола и перетащил его к кровати. Сел напротив Вероники, уперев локти в колени, а подбородок в переплетённые пальцы. И в полумраке его лицо показалось Веронике таким красивым, а поза эта такой совершенной, что она шумно выдохнула, прикрыв глаза.
Терпи, немного осталось, милая.
— Ну что? Расскажешь?
— Что рассказать?
— Про драку. Иванову, СМСку?
Он тут, в комнате, рядом. Можно протянуть руку и коснуться его кожи, можно не напрягаясь даже, глубоко дышать и наполнять лёгкие его запахом. Потому Вероника взяла минутку на размышления, а потом тихонько кивнула.
— Что в…
— Не юли! — он строго посмотрел, так что у Рони в горле пересохло от страха. — Говори прямо. СМС?
— Не понимаю о чём вы, — не хотелось Роне сдавать Иванову. Не хотелось жаловаться и доказывать, что она не верблюд.
— Где твой телефон? — спросил Егор Иванович, оглядываясь по сторонам.
Роня достала из-под подушки розовую раскладушку и протянула. Егор нахмурился.
— Не думаю, что это он.
— Он.
— Я видел у тебя смартфон.
— Больше нет смартфона.
— И конечно, я не найду СМС от тебя мне?
— Проверьте, если хотите, — пожала плечами Роня, зная, что бояться нечего.
Но жалуются и позорят соперниц — только слабачки.
— Окей, сделаем вид, что оправданий у тебя нет, а СМС ты написала, но забыла про это. Значит… тебе от меня нужны только зачёты. Ну что? Дашь мне за три зачёта и два экзамена? Как низко, Соболева… как Низко. Ну я отказываться не стану, всё-таки “звезда”, — он брызжет ядом, просто излучает заразу, как радиоактивный элемент. — Давай! Раз всё это ради зачётов, снимай трусы — переходим к практике и прощаемся!
Егор, к ужасу Вероники встал и пересел на край кровати, навис над ней, глядя прямо в глаза, и от ярости, что читалась во взгляде стало жутко. Особенно из-за окружающей их темноты. Особенно от того, что на помощь позвать некого. Особенно потому, что спала она только в майке и трусах, не самый скромный видок.
— Ну что? — требовательно уточнил Егор, а потом стянул с Вероники одеяло. От одного того факта, что спала она в его кровати и была почти голая, стало особенно удушливо.
Она тут, развалилась практически в чём мать родила, вся исцарапанная, в синяках, жар от тела лихорадочный, температурный. Щёки болезненно горят, и злит Егора неимоверно. Вся! Вся её беззащитная фигура злит. Волосы, губы, глаза, и то как она молча принимает его несправедливые слова.
Скажи уже что-нибудь! Скажи! Оправдайся. Дай понять, что не виновата!
Но она молчала и не собиралась оправдываться. Только смотрела своими огромными глазами, сверкающими в темноте от подступивших слёз и даже не дёргалась. Даже не намекала, что пора бы остановить игру.
— Что? — тихо спросила она, наконец.
— Почему ты не оправдываешься, “звезда”? — прошептал Егор.
Он наклонился к ней, совсем близко. Коснулся носом её ключицы и от этого оба ощутили в груди острые уколы, будто кто-то в попытке оживить и без того бьющиеся сердца бахнул в них адреналина.
Висеть над ней так низко было сложно, Егору пришлось упереться локтями в кровать по обе стороны от её лица, и Роня в этом живом капкане тут же стала задыхаться. Она страшно боялась, что это глупый жуткий сон. Она так боялась, что это отвратительная шутка разума или злого человека.